— Знаю, — еле заметно кивнул Канда, закрывая дверь в комнату, в которой бывал от силы несколько раз. — Но это не объясняет твоего появления.

— Я твой друг.

— И поэтому примчался сразу, как только Линали попросила?

— Ладно, — Лави выставил вперёд руки в защищающем жесте. — Я бы не согласился, если бы не проблемы с жильём. Та старуха заявила, что её сыну негде жить со своей невестой, поэтому она перестаёт сдавать квартиру. Мне просто нужно время, чтобы найти новое место. Я тебя не побеспокою.

Канда прищурился, хмуро глядя на Лави.

— Так ты не против?

Он лишь громко хлопнул дверью, вновь скрываясь в своей комнате, оставив вопрос без ответа.

***

Мана Уолкер был исполнительным человеком.

Если он записывался к парикмахеру или стоматологу, то всегда выходил заранее, чтобы за пятнадцать минут до назначенного времени уже быть на месте. Если Аллен перед уходом на работу просил его купить сладостей, то Мана не забывал — не было ни единого случая, чтобы он забыл об обещанном.

Однажды вечером, когда Аллен дожидался Ману, он приготовил вкусный ужин из запечённой курицы в духовке, картофеля и салата. Время уже подходило к семи часам, но Мана так и не появлялся. Аллен исходил квартиру вдоль и поперёк, то и дело подходя к окну и выглядывая на улицу. Постепенно начинало темнеть — он волновался.

Мана никогда не задерживался без предупреждения. Если он говорил, что явится к ужину, то так и случалось.

Аллен продолжал метаться из угла в угол, пока не забрёл в кладовую — маленькое тёмное помещение, которое было бы идеальным местом для появления какого-нибудь призрака из фильмов ужасов. Полки здесь были до самого потолка забиты старыми вещами. Мана оказался сентиментален — он хранил выпуски журналов десятилетней давности, порвавшиеся ботинки, напоминавшие ему о каком-то значимом событии, одежду, какие-то тетради, даже огрызки карандашей. Раньше Аллен никогда не трогал эти вещи, хотя явных запретов не поступало. Сейчас же он посчитал, что достаточно хорошо сблизился с человеком, заменившим ему семью.

В первой же коробке Аллен обнаружил старый клоунский костюм — с широкими разноцветными штанинами, специально нашитыми заплатками, большими воланами на руках и на вырезе горловины. Там же лежал и ярко-рыжий кудрявый парик.

Это всё принадлежало Мане?

Он никогда не рассказывал, что его прошлое было связано с клоунским костюмом.

Аллен вздрогнул от внезапно раздавшегося звонка. Оставив коробку на полу, он радостно побежал в коридор и распахнул дверь, однако Мана не встретил его ответной улыбкой. Он тяжело дышал: лоб покрыла испарина, и несколько тонких прядей прилипли к нему.

— Мана?

Он ничего не сказал, а лишь молча зашёл в коридор и выключил свет. Аллен стоял напротив Маны, который прижался спиной к стене, закрыв глаза. Ничего не понимая, Аллен скользнул взглядом вниз и испуганно замер. Свет в коридор проникал лишь из открытой двери комнаты, но этого хватило, чтобы увидеть тёмные красноватые разводы на руках Маны. Они пятнами поднимались вверх, пачкая белые манжеты рубашки.

Наконец открыв глаза, Мана посмотрел на Аллен долгим тяжёлым взглядом. Дверь в кладовую всё ещё оставалась открытой, и открытая коробка с костюмом вызвала у Маны улыбку.

— Ты всё-таки увидел, — как-то грустно сказал он. — Наверное, сложно представить, чтобы такой человек, как я, когда-то занимался подобными вещами.

Аллен вопросительно взглянул на него.

— Уличные представления. Фокусы. Веселье. Раньше люди были другими — сейчас мало кого заинтересуешь подобным.

— Ты так зарабатывал на жизнь?

— Скорее, это было хобби.

— И перестал? — Аллену было сложно не смотреть на его руки.

— Да. Мне пришлось, — он замолк. — Хочешь как-нибудь устроим представление вдвоём?

Аллен, просияв, кивнул.

Мана присел рядом с ним и хотел было положить руку ему на плечо, но остановился, просто сказав:

— Ты особенный мальчик, Аллен. Ты видишь мир не так, как другие.

— Я могу показывать фокусы вместе с тобой!

— Нет, не можешь. Твои фокусы… другие. С ними нужно обращаться осторожно.

— Почему?

— Когда-нибудь ты поймёшь.

Сказав это, Мана ещё раз улыбнулся и, скрывшись в ванной, включил воду.

***

По телевизору снова показывали фильм ужасов. Этот фильм Канда уже когда-то видел. Помнится, Алма любил засиживаться допоздна до так называемого «взрослого времени» и смотреть фильмы, не предназначенные для детей. Именно с ним Канда когда-то увидел первую эротическую картину, после окончания которой Алма долго пребывал в молчании. Они тогда были детьми и плохо понимали, почему взрослым нравятся подобные вещи.

Сейчас же на экране показывали неприятного человека с обожжённым лицом и перчаткой, к которой были приделаны длинные острые ножи. Как там его звали? Фредди, кажется?..

— Эй, — позвал Лави, сидящий на кухне.

Канда не стал возражать, когда он взял письмо, оставленное на столе, и вот уже добрых полчаса не сводил взгляд с написанных от руки строк.

— У Линали красивый почерк. Замечал когда-нибудь?

Канда только усмехнулся. Что за бред он несёт?

— Как-то не приходилось.

— Ты её что, действительно в качестве мебели тут держал?

— Она пришла по доброй воле.

— И по доброй воле ушла. Вот только ты бесишься теперь.

— Нет, — возразил Канда и понял, что этого недостаточно. Лави не примет такой ответ, обязательно извратив его под свой смысл. — Я бешусь, потому что вы не можете оставить меня в покое. Вы оба.

Послышался звук отодвигаемого стула и шаги босых ног по холодной напольной плитке.

— Серьёзно? Ты же не умеешь быть один, — Лави встал напротив телевизора, скрестив руки на груди.

Недовольно подняв на него взгляд, Канда кивнул в сторону.

— Отойди, ты не прозрачный.

— Юу.

— Что?

— Знаешь, почему Линали решила, что тебе необходима перемена?

— Человеческий разум — те ещё дебри.

— Она думает, что тебе со мной легче общаться, — он медленно и как-то неестественно пожал плечами, а потом, не разводя рук, отошёл от телевизора и сел на диван. — Впрочем, сомневаюсь, что проблема действительно в ней.

Они надолго замолчали. Лави обещал не затрагивать тему об Алме, поэтому в комнате какое-то время был слышен только звук работающего телевизора. Канда едва ли не на физическом уровне ощущал, как был напряжён Лави, но упрямо смотрел только на мелькающие на экране картинки.

Телефон Линали оставался выключенным. Впору было думать, что она выбросила сим-карту, сменив номер. Линали любила именно так решать вопросы: просто уходить, оставив записку или смс-сообщение. Для неё было тяжело высказать все мысли лично, стоя лицом к лицу с человеком — она предпочитала другой способ, который многие могли бы счесть за слабость и страх.

Больше всего Канду раздражал тот факт, что последнюю точку ставила именно она. И никаких запятых. Если Линали посчитала, что что-то нужно закончить, она обрывала всё полностью.

Что ж, её право.

— Ты недавно нёс бред про сны, — сказал Канда, когда Лави перестал нервно перебирать пальцами.

— Сны? Ах да… и что? — слишком испуганно откликнулся тот — видимо, задумался.

Канда перевёл взгляд на стену, где мелькали блики от работающего телевизора.

— Сегодня меня закапывали заживо, — как-то слишком спокойно ответил он, но всё равно вздрогнул, вспомнив, что чувствовал после пробуждения. — Ощущения от нехватки воздуха были реальными.

Когда он повернулся к Лави, тот несколько растерянно смотрел на него.

— Брось, Юу… всякое может присниться.

— Там был и Алма.

— Слушай, если это из-за того, о чём мы говорили накануне, то просто забудь. Не хотел тебя тревожить.

— Я знаю, — Канда закрыл глаза, а когда открыл их, то снова увидел её.

Чёрная бабочка неестественно медленно хлопала большими крыльями, порхая прямо за головой Лави. Описав несколько вертикальных кругов, она двинулась в сторону, описав дугу около телевизора, направилась к потолку — и сразу рассыпалась в серую пыльцу, стоило ей его коснуться.