— А ты разве не должен быть на работе?

— Я на ней, — усмехнулся Канда, делая глоток. — Комуи устроил истерику в офисе, поэтому пришлось уйти дописывать отчёт в другое место. А сейчас я здесь.

— Ты и ноутбук сюда принёс?

— Нет, — Канда решил не упоминать причину того, почему вдруг сорвался и приехал сюда. — Я вынудил того сопляка впустить меня.

— Аллена? Полагаю, ты просто вышиб дверь. Я прав?

Вопрос был слишком элементарным, чтобы ещё и отвечать на него.

— Он режет себя, — добавил Канда, отчего-то хмуря брови. — У него вся рука в шрамах. Я видел, как он режет себя ножом.

Он поднял голову, смотря на остолбеневшего Лави.

— Какой милый пацанёнок.

— Ему, кстати, двадцать.

— Я могу отнять от своих двадцати четырёх лет четыре года разницы в классах и понять, сколько ему. Но как будто для тебя это имеет значение.

— То, что я был когда-то с Алмой, ничего не значит.

— А я-то думал, ты до сих пор с ним. Только… как это называется? Вы взяли перерыв, чтобы отдохнуть друг от друга.

— Несколько дней назад ты называл это иначе.

— И извинился. Слушай, я больше не буду вспоминать Алму, но сейчас ты начал первым.

Канда никогда не упоминал Алму Карму в разговорах. За прошедшие семь лет первые четыре он вообще делал вид, что не знает человека с таким именем. На него злились, называли бесчувственной скотиной, отворачивались. В какой-то момент Канда осознал, что остался совершенно один. Прежний круг немногочисленных знакомых распался — никто не смог понять его поведение. Возможно, если бы не Лави и Линали, с которыми он познакомился уже после, Канда закончил бы похуже Уолкера.

— Как бы ты поступил на моём месте? — спросил он, опустошив бокал полностью.

— Не знаю, Юу. У меня никогда не случалось… подобных ситуаций. Самым грустным событием в моей жизни была смерть собаки, с которой я рос с пелёнок. Помню, я сильно плакал и даже уговорил родителей устроить целую похоронную церемонию с заранее подготовленными речами и прочим.

— Но Алма не мёртв.

Лави на несколько минут отвлёкся на другого клиента, а когда вернулся, долго вытирал сухие руки полотенцем.

— Хочешь знать моё мнение? Старательно хоронить живых порой единственный способ, чтобы не похоронить себя самого.

***

Аллен Уолкер — юноша с красивым лицом и светлыми глазами, въедающимися в душу настолько сильно, что уже не вывести ничем. В первый раз Канда этого не заметил, а теперь, сидя почему-то на полу в том пустом коридоре, внимательно рассматривал лицо Уолкера и отмечал про себя, что тот красив. Шрам почему-то уже не так выделялся — он будто бы поблёк, сгладился… смазался, словно слова в книге с плохим качеством печати. Стоило лишь провести пальцем.

Соблазн был велик.

Канда не удержался и протянул к нему руку, касаясь щеки. Аллен в этот момент стал похож на котёнка, которого приласкали: он закрыл глаза и чуть наклонил голову, подставляясь под руку Канды. Ощущения были странными, словно это и не кожа вовсе, а бархат с коротким ворсом. Палец задел шрам, и Канда с удивлением обнаружил, что грубая линия действительно стала бледнее. Он надавил сильнее, пока щека Аллена не стала чистой.

Тот открыл глаза, как-то странно смотря в ответ и почему-то улыбаясь. Канда сжал руку, вдруг нащупывая что-то твёрдое и продолговатое — нож. Идеально чистое лезвие, блестевшее каждый раз, когда он менял положение кисти.

Когда он снова взглянул на Уолкера, тот сидел уже боком к нему, с закатанным рукавом футболки. Шрамов — нет. И тут он почувствовал такую ярость, что вспышка на мгновение ослепила его. Он повалил Аллена на пол, оседлав сверху и проведя лезвием по горлу — так, чтобы не осталось крови, но перехватило дыхание. Аллен смотрел на него с предвкушением, будто бы совершенно не боялся.

Канда знал, чего он хочет.

Сжав нож крепче, он надавил кончиком на чистое предплечье. Пошла кровь, медленно стекающая на пол. Зрелище оказалось завораживающее, и Канда не удержался, вытерев кончиком пальца дорожку и лизнув его. Вкус был сладким, а не солёным. Он повёл лезвием вниз, к локтевому сгибу, смотря, как на девственно-чистой коже появляется кроваво-красная линия. Он нанёс ещё один порез, и ещё, и ещё, пока рука едва ли не полностью не окрасилась в алый цвет.

— Нравится?

Канда вздрогнул, очнувшись от наваждения, и едва не закричал. Под ним лежал вовсе не Аллен Уолкер, а Алма Карма. То самое лицо, которое он запомнил с момента последней их встречи.

— Давай же, Юу. Тебе нравится быть жестоким. Интересно, а понравится ли это Аллену?

Стены вокруг задрожали. Стало тяжело дышать. Канда запрокинул голову вверх и вдруг осознал, что находится вовсе не в квартире Уолкера, а в глубокой вырытой яме. Влажная земля кишела извивающимися червями, которые ползали и падали вниз. Он вскочил на ноги, принявшись стряхивать скользких тварей.

Рядом больше никого не было. А сверху, где ещё блестел свет, падали комья земли. Кто-то закапывал его заживо.

***

После работы в баре Лави перестал любить места общественного питания. Он обходил стороной кафе и даже рестораны, а уж о бургерных и речи быть не могло. Однако одно местечко всё же осталось для подобных случаев.

Кафе называлось «Счастье» и располагалось в десяти минутах ходьбы от бара. Лави всегда шёл через дворы, срезая перекрёсток, где постоянно было шумно из-за пробок и сигналящих друг другу автомобилей. На том перекрёстке первые этажи домов были отданы под бутики с одеждой, обувные магазины и салоны сотовой связи. Вывесок было много — вечерами перекрёсток сиял яркими огоньками помимо сотен фар машин и уличных фонарей.

Однако стоило лишь свернуть за угол, ныряя в уютные детские дворы с зелёными деревьями, как наступала тишина. Вечером лишь одинокие огни над подъездами тускло светили, притягивая к себе ночных мотыльков; стрекотали кузнечики. В какой-то момент пробирала дрожь — а вдруг где-то рядом притаился похититель или маньяк? Лави уже давно вырос из того возраста, когда родители пугали детей подобными байками, чтобы те не гуляли допоздна.

В темноте всё кажется иным. Даже если утром, при свете солнца, говоришь себе, что никогда больше не будешь бояться тихих переулков, ночью непременно передумаешь.

Лави никогда не упоминал об этом вслух, но он не любил возвращаться домой после захода солнца. Именно потому, что в такое время фантазия оживала и собственные мысли пугали сильнее, чем какой-нибудь очередной фильм ужасов.

За окном кафе благодаря искусственному освещению было не так уж и темно. Лави пил уже третью кружку кофе. Достав телефон, он быстро набрал сообщение: «Ты скоро?» — и отправил адресату. Сидеть здесь в одиночестве после работы было не скучно, но весьма утомительно. Лави с гораздо большим удовольствием вернулся бы домой и растянулся на диване с книгой в руках.

Но ждать больше не пришлось — дверь в кафе распахнулась, и на пороге показалась Линали Ли. Обведя взглядом полупустое помещение, она мигом прошмыгнула за нужный столик.

— Скоро, — сказала она, и Лави не сразу понял, что это относится к смс-сообщению. — Давно ждёшь?

— Всего-то час, — улыбнулся он, в несколько глотков приканчивая кофе. — Я уже успел выпить три кружки.

— Туалет работает до самого закрытия, — пожала плечами Линали.

Она взяла меню, лежащее на краю столика, и принялась перелистывать страницы.

— Здесь есть что-нибудь алкогольное? — спросила Ли.

— Это кафе.

— А пиво?

— Поищи. Нечасто увидишь девушек, которые приходят в кафе, чтобы выпить пива, — заметил Лави, смотря на кофейные разводы на дне кружки.

Оставшиеся крупинки загадочным образом вычертили практически ровные линии, и Лави в задумчивости принялся вертеть кружку в руках, пока наконец хаотичные линии не стали напоминать рисунок.

— Официант! — рука Линали взметнулась вверх, будто бы она была прилежной школьницей, знающей ответ на вопрос учителя. — Стакан пива!

— Эй, — Лави тем временем повернул к ней кружку. — Что ты тут видишь?