— До свидания, моя дорогая, — сказал он и повесил трубку.

Я стояла на тротуаре и смотрела на свои ботинки, слезы текли по моему лицу.

Джейк был прав. Он был совершенно прав.

Я не должна была брать это на себя.

Я не могла с этим справиться.

При этой мысли я услышала, как меня окликнули по имени.

— Джозефина?

Я подняла глаза и увидела Микки, стоящего передо мной. Его лицо было как в тумане, но я смутно заметила, что он улыбается. Однако, как только он заметил мои заплаканные щеки, выражение его лица сменилось беспокойством.

— Господи, — пробормотал он, — милая, что случилось?

— Элизу Уивер сегодня отправляют в хоспис.

Он ничего не сказал, но опять же, я не дала ему шанса. Я склонила голову и закрыла лицо руками, хотя телефон все еще был в одной из них.

Потом я оказалась в объятиях Микки. Чувствуя, как их сила смыкается вокруг меня, его тепло обволакивает меня, его доброта тает на моей коже, мое тело дернулось, и я сквозь слезы издала один из тех ужасных икотных звуков.

Одна его рука отпустила меня, и через несколько мгновений, когда он развернул нас и повел вперед, все еще крепко прижимая к себе, я услышала, как он сказал:

— Джейк, дружище, ты должен добраться до станции. Со мной Джозефина, и ей не очень хорошо. Говорит, что ее подругу увозят сегодня в хоспис. Думаю, она только что узнала об этом на улице, но я знаю, она растеряна.

Я подняла на него влажные глаза, когда он продолжал вести нас к станции, и сказала:

— Я… со мной все будет в порядке.

Микки посмотрел на меня сверху вниз, но в остальном проигнорировал и сказал в трубку у своего уха:

— Хорошо. Тогда увидимся. Мы будем в комнате отдыха. До скорого.

— Джейк занят, — сказала я ему, когда он сунул телефон в задний карман.

— Думаю, Джейк никогда не бывает слишком занят для тебя, — ответил он.

Я подумала, что это было очень верно, и больше, даже в своем горе, мне очень нравилась эта мысль.

Микки отвел меня в пожарную часть, наверх, на потрепанный кожаный диван в комнату, в которой имелась полностью оборудованная кухня, большой стол и была удивительно чистой, как с иголочки. Я сумела сдержать слезы, а он придвинул ко мне стул и наклонился, упершись локтями в колени, держа меня за руки, слушая, как я рассказываю ему, кто такие Элиза и Арни (он знал о них, но не был знаком), когда пришел Джейк.

Я подняла голову и посмотрела, как он идет ко мне.

Такой высокий. У него такие широкие плечи. Такая твердая осанка.

Его глаза остановились на мне.

Микки отпустил мои руки и откинулся назад, пока я вставала, не сводя глаз с Джейка.

Потом я оказалась в его объятиях и снова разрыдалась.

— Ты… ты был… был прав, — пробормотала я, уткнувшись ему в грудь, обнимая его и крепко прижимая к себе.

— Ш-ш-ш, детка, нет, не был.

— Это… это… слишком.

— Ты справишься, — заявил он.

Как только он произнес это, его слова пронзили меня насквозь.

И в тот же миг я поняла, что он был и прав, и в то же время ошибался.

Когда мне позвонили из медицинской службы и сообщили, что бабушка умерла, я была на пляже в Малибу. Генри снимал модель, одетую в платье от кутюр за десять тысяч долларов, подол которого намок от того, что она стояла возле прибоя.

Он хотел, чтобы я прервала его, когда получу новости. На самом деле, когда позже я ему сказала, он рассердился, что я его не прервала, но пытался это скрыть из-за обстоятельств.

Теперь я знала, как сильно он этого хотел.

Но я не стала его прерывать.

Я тихонько направилась к палатке, установленной в качестве гримерной, которая, к счастью, была пуста, и выпустила свои эмоции в одиночестве.

И я чувствовала это.

Именно это.

Одиночество.

Острое одиночество.

Когда бабушки не стало, я чувствовала себя совершенно одинокой.

И потерянной.

И еще я боялась, думая, что Генри никогда со мной по-настоящему не будет, а с уходом бабушки у меня никогда больше не будет ничего.

Элиза Уивер не была бабушкой, но она была милой женщиной, потеряв которую, мир обеднеет.

Я понимала, что скорблю не только об Элизе, но и о еще более свежей потере — о бабушке, и еще более свежей, хотя и иной потере — Генри.

Но, потеряв все это, я больше не была одинока.

Микки нашел меня на улице и позаботился обо мне.

И Джейк был рядом, высокий, широкоплечий, сильный, прижимая меня к себе, его большое тело поглощало мою дрожь, как физическую, так и эмоциональную.

То, чего я никогда ни от кого не получала, даже от Генри.

Никого, кроме бабушки.

А теперь от Джейка.

Значит, он ошибся, и я не смогла с этим справиться. Одна я не смогла бы этого сделать.

Но я не была одна.

У меня был он.

Значит, он тоже был прав.

Я справлюсь с этим.

И мне это понравилось.

Но больше всего в тот мучительный миг я понимала, что люблю его, что в обычных обстоятельствах было бы печальным воспоминанием.

И я буду помнить, как стояла в объятиях Джейка Спира в пожарной части, оплакивая умирающего друга, потерю бабушки, конец того, что было с Генри.

Я буду помнить это всю оставшуюся жизнь.

И буду дорожить этим воспоминанием.

*****

— Эй! — услышала я оклик.

Я остановила тележку, которую с некоей настойчивостью толкала через «Wayfarer'S», и повернулась, чтобы посмотреть вдоль по проходу.

То, что я увидела, заставило мою спину выпрямиться.

Было воскресное утро, и я направлялась к Джейку, чтобы поужинать, посмотреть футбол и провести время с семьей. Придут Тейлоры. Коннеру не нужно было идти на работу. И я уговорила Джейка позволить мне готовить.

Я торопилась, потому что не могла дождаться, когда доберусь туда.

Но сначала мне нужно было набрать еды.

В пятницу Джейк свозил меня к Элизе.

С тех пор я не беспокоила Арни, а вместо этого в субботу позвонила преподобному Флетчеру, чтобы узнать, не случилось ли ужасного события.

— Пока нет, Джозефина, но очень скоро я ожидаю печальных новостей, — мягко сообщил он мне.

Я оставила все как есть, но попросила преподобного Флетчера дать мне знать, если он услышит какие-нибудь новости.

Пока ничего.

Отвлекшись от этих мыслей, мы с Алиссой (которой я позвонила, чтобы сообщить ей эту новость после того, как Джейк высадил нас с Итаном в Лавандовом Доме, потому что из хосписа нам нужно было ехать прямо в школу, чтобы его забрать) чудесно провели время в клубе Джейка накануне вечером.

Она уговорила Софи присмотреть за детьми, и Джуниор пошел с ней.

С Джейком (в основном, иногда у него были дела), мы все сидели в баре, выпивали и разговаривали.

Я обнаружила, что мне очень нравится Джуниор. Он был удивительно мягкосердечен, хотя его язык был таким же грубым, как и у его жены. Однако, странно привлекательно, когда это исходило от большого, пугающего вида мужчины с мягким голосом.

Мне больше нравилось наблюдать за ним с женой в джентльменском клубе и замечать, что он ни разу не перевел взгляда на танцовщиц.

Он не специально вел себя хорошо, чтобы не попасть в беду.

Он был весь в Алиссе.

И я заметила, что Джейк вел себя также со мной.

Хотя ему доводилось видеть танцовщиц гораздо чаще, чем Джуниору, красивая почти обнаженная женщина всегда оставалась красивой почти обнаженной женщиной.

Джейка они не интересовали.

Но он ясно давал понять, что очень заинтересован во мне.

Ночь была довольно поздняя и, к сожалению, закончилась каким-то инцидентом, о котором Джейк должен был позаботиться, поэтому Джуниор и Алисса отвезли меня домой.

Даже потеряв Джейка на работе, вечер в целом был очень приятным.

Впрочем, мне было все равно, насколько поздно закончился вечер. Я бы встала пораньше во что бы то ни стало, когда речь шла о походе в магазин для покупки ингредиентов для моего трюфельного ризотто, который я намеревалась приготовить на ужин футбола и для семьи Спир.