Когда же Тори полностью раскрылась, он, наконец, скользнул между ее ног, огладив руками внутреннюю часть бедер, еще больше будоража ее чувства. Прижав головку члена к ее входу, Лукас замер, рассматривая возлюбленную. Она потерялась в его любви. Она думала, что знала, понимала, каково это быть с Лукасом, ее спутником жизни, но оказалось все совсем не так, как она это представляла. Это было намного больше. Это была сама жизнь. Жизнь, разделенная с ним. Она так стремилась сюда, к нему.

— Пожалуйста, Лукас… — зеленые глаза пронзали фиолетовые, принимая и отражая любовь, преданность, желание и страсть.

Толкнувшись внутрь, мужчина почувствовал, как ее невинность поддалась, и услышал испуганный вскрик. Переплетя их пальцы, он замер, его руки дрожали от напряжения, удерживая его вес. Она была такая узенькая там, — туже, чем он когда-либо представлял, но с влажным горячим теплом, разжигающим в нем пламя. И он жаждал быть сожженным в этом пламени.

— Лукас, — он знал, что ей некомфортно.

— Шшш… не торопись, — его взгляд пылал, и он едва сдерживал свои безумствующие инстинкты под контролем. — У нас есть время, любимая. Расслабься, почувствуй меня, — его губы нежно скользнули по ее щеке, оставляя легкие поцелуи на горячей коже, вдоль подбородка и добрались до вожделенных губ, дразня и щекоча их своим дыханием.

Мужчина с легкой усмешкой немного отодвинулся, когда припухшие от поцелуев губы потянулись к нему. Новая вспышка желания в ее взгляде подсказала Лукасу, что она готова, и когда Виктория в страстном порыве захватила его губы, он скользнул глубже в ее тепло. На этот раз ее крик удовольствия он поглотил поцелуем. Она чуть отстранилась и, обхватив его ногами, вернула его, вернула домой.

Решив сначала доставить своей женщине — действительно своей женщине — удовольствие, Лукас немного отстранился, наблюдая за раскрасневшейся от страсти богиней. Ее глаза, обычно такие ясные, потемнели, зрачки расширились, закрывая радужку, а тело инстинктивно реагировало на каждое его прикосновение. Она вся непрерывно дрожала в предвкушении облегчения.

— Доверься мне, Виктория. Я держу тебя. Я держу. Отпускай. Дай мне посмотреть, как ты взлетишь.

Тори не могла остановиться. Она не могла это контролировать. Ее тело знало, чего хотело и знало, как это получить. Где-то глубоко внутри нее что-то боролось, чтобы выбраться, чтобы соединиться. Лукас атаковал ее последнюю внутреннюю преграду, о которой она даже не подозревала, хотя сама же и выстроила ее очень-очень давно. Последняя стена, которая защищала ее душу от больших мужчин, — мужчин, которые ранили ее в два года. Она охотно позволила упасть этим стенам ради Лукаса, крупного мужчины, которого ее душа признала своей второй половинкой.

Лукас почувствовал, как ногти любимой впились ему в спину, и что-то рванулось наружу. Его глаза впились в нее, когда он увеличил темп, толкаясь еще глубже, еще сильнее. Вот она — он слышал вздох своей души — та, которую он так долго ждал, та, которая делает его цельным. Вместе они будут двигаться как одно целое, как будто они никогда не расставались. Их тела взорвались и их души слились.

* * *

Циклы, дни, часы, минуты… Виктории было все равно, сколько прошло времени. Она там, где всегда хотела быть, должна была быть. Ее место — рядом с Лукасом. Все, что она потеряла, все, что ей пришлось пережить, все было ради этого момента. Она не сознавала, что слезы текут по ее лицу, теряясь в пылающих волосах, которые они никогда не потушат.

Лукас поднял голову, пытаясь выразить свои чувства, но увидел ее слезы. Что он натворил?! Он причинил ей боль! Она же такая крошечная! Он должен был догадаться. Почувствовав перемену, Виктория открыла глаза, и то, что она увидела, шокировало ее. Сожаление.

— Лукас?

— Шшш… Все в порядке. Я знаю, что тебе больно. Я… — он не мог смотреть ей в глаза.

— О чем ты говоришь?

— Я должен был больше себя контролировать, я должен был быть мягче, сдержаннее.

— Лукас, о чем ты говоришь? — она обхватила его лицо, заставляя смотреть на себя. То, что она увидела, — его растерянность.

— Тебе больно. Я сделал тебе больно. Ты плачешь.

— Нет, и не собираюсь, — чтобы доказать это, она провела рукой по щеке, а когда ощутила влагу, нахмурилась. — Я… Лукас, ты не причинил мне вреда. Не так, как ты думаешь. Пожалуйста… — она почувствовала, как он отстранился, — не уходи…

— Нет, Господи, никогда не уйду. Шшш, — перекатившись на бок, он притянул ее к себе, и девушка тут же перекинула через него ногу, тесно прижавшись к нему.

— Это не то, о чем ты подумал. Слезы… — подняв голову, она умоляла его взглядом.

— Виктория, это был твой первый раз, я должен был быть осторожнее.

— И ты был! Лукас, ты не причинил мне вреда, но то, что мы сделали, — это освободило меня, — мужчина нахмурился, не понимая. — Я не знала этого, никогда не понимала.

— Что? Скажи мне, детка, никаких секретов, — умолял он.

— Что Одрик напугал меня так сильно, — глаза Лукаса вспыхнули от этого имени. — Я думала, что смогу справиться с этим. То, что его разоблачили, осудили, посадили, стало концом всего этого. Я думала, что разобралась с этим. Все было решено. Думала, что у него больше нет власти надо мной, — поднявшись, она села лицом к нему, не беспокоясь о своей наготе. — Но я ошибалась, — наклонившись, она коснулась его губ. — Я не понимала, что во мне все еще есть тот перепуганный двухлетний ребенок. И ужас от огромных мужчин, от того, что они легко могут причинить мне боль, — она наблюдала, как шок, страх и, наконец, ужас заполнили глаза ее спутника жизни. — Только не это! Он НИКОГДА так меня не трогал! Не думай об этом, Лукас. Это было безлично, быстро и холодно, но он был таким большим, может быть, не по меркам каринианских стандартов, но когда мне было два года…

— Скажи мне.

— Не знаю, что сказать. Я даже не осознавала этого. Я помню, как все были шокированы, когда тетя Кэсси привела тебя в хижину, а я не убежала с криком. Папа и дедушка были единственными, с кем я могла находиться рядом, даже тогда.

— Вот почему Кэсси знала, что ты не позволишь отцу поймать тебя на лугу.

— Я бы охотнее бросилась в огонь, если бы не она.

Лукас нахмурился:

— Продолжай.

— Я позволила тебе подержать меня в «Спасателе», села рядом с тобой на носилки, направляясь в медблок. Я позволила дяде Уильяму нести меня после того кошмара. Я думала, что справилась с этим. Что смирилась с тем, что произошло, оставив это в прошлом. Я говорила себе это, заставила поверить, потому что будь я проклята, если бы позволила Одрику контролировать мою жизнь.

— Похоже на тебя.

— Но я ошибалась и даже не знала об этом, пока мы не занялись любовью. Я заблокировала что-то глубоко в себе, возможно, страх. Страх, что я не смогу быть близка с каринианским мужчиной, с тобой. Ты намного крупнее меня, Лукас, — она ласково погладила его щеку. — Но ты меня не пугаешь. Никогда не пугал, даже в тот первый день. Я всегда чувствовала, что ты моя родственная душа, и это подтвердилось сегодня. Ты освободил мою душу от страха любить тебя, — слезы снова потекли.

Вытирая ее слезы, Лукас почувствовал себя ничтожеством. Понимал ли он когда-нибудь то, что она пережила? На Земле и после спасения. Он отрезал себя, отказался слушать ее сообщения, все во имя самопожертвования, а она страдала от этого. Теперь она предложила ему самый лучший подарок. Саму себя. Сначала его молчание не беспокоило Тори, она понимала, что мужчина задумался, но слезы в его глазах напугали ее.

— Лукас?

— Ты моя половинка, Виктория, моя спутница жизни, и я никогда не дам тебе повода бояться меня. Я клянусь, что никогда не использую свой размер, свою силу против тебя, — притянув ее к себе, Лукас стал покрывать ее лицо страстными поцелуями, пока Тори не начала задыхаться.

— За исключением…

— Что? — Лукас напрягся.

— Думаю, ты захочешь исправить последнюю часть. Ты никогда не используешь свой размер против меня, если не подумаешь, что это для моего же блага, — ее мокрые глаза уже зажглись веселым блеском. — Я кое-что узнала о мужчинах Зафар, живущих во дворце.