***

Не зря, как высшей похвалой,

Орлом отец сыночка называет.

Особенность у птицы той:

С презрением пренебрегает

Всем, что ему мешает.

Ты помнишь в детстве сколько грез,

Зовя нырнуть, как в сказку,

В тебе будил дремучий лес,

Но был он за рекой опасной.

Широкою и темною рекой.

Натрудно тянула она воды,

Пугая глубиной.

Но ведь когда-то надо,

Задавшись целью лишь одной,

Презреть свой страх!

Тебя орлом отец твой называл.

Блюди его надежды строго.

Теперь ты цель себе избрал

Служить задачам Бога.

Тебе орлиного полета!

\

***

- Я убежденный атеист,-

Сказала мне подруга,-

Но путь же к выводу тернист.

И соли надо съесть хотя б полпуда.

- Когда формировались взгляды,

Бог был в запрете.

И теперь принять бы рады,

Но разве он в приоритете? -

Позволь, но человек не робот,

С заложенной в него программой.

Зачем ему таскать, как робу,

Чужую волю столь упрямо?

Лишь обоснованную веру

Я убеждением считаю.

Без доказательств полной меры

Все доводы бесследно тают.

Ты разумом Вселенную объемли

И всемогущество Создателя узришь.

А в Библию, его Писанья внемли,

Спасения врата ты отваришь.

ИСПОВЕДЬ МАТЕРИ

поэма

Ты заметил, что жизнь

Вихрем кружит?

Не течет по прямой

И событьям не вторит.

Ей ничто – ни по чем.

И законам не служит.

Никому не покорна,

Но ни с кем и не спорит.

Возраст мой уж на склоне.

Вроде жизнь коротка,

Но не смотрится цельной,

А все так, по клочкам.

Вот кусочек из детства,

Рознь в чувствах тонка,

Толь счастливой была,

Толь промчалась по кочкам.

Как оценишь всю жизнь?

Что смогла? Не смогла?

И смолчать есть о чем,

И похвастать есть чем,

Что ж скорбишь ты тогда?

Что ж в оценке строга?

В мыслях что, возвращая,

Тут же гонишь, зачем?

Много было такого,

Что хотелось бы скрыть.

Много было такого,

Что самой бы забыть.

Но сейчас не об этом

Грех слезами не смыть.

Тайны Богу поведав,

Попросила простить.

Жизнь сменила окрас.

Тайный смысл обрела.

Больше дьявольский дух

Не вселится в меня,

Я надежной рукою ведома.

Цель одна сопрягла

Миллионы людей

И меня!

2

Мы в служении Богу,

Как Христос повелел.

Расцвела во мне жизнь,

Все мечты превзошла…

Почему же страдаю

Я на склоне всех лет?

Что же душу мне гложет,

От чего не ушла?

След прожитых годов,

Уж прощенных грехов,

Пропечатан в груди,

Не стереть и не смыть!

Оправдать можно все,

Этот способ не нов.

Совесть грех вороша,

Заставляет кровь стыть.

Голос детский преследует:

- Не бей меня, мама.

Не кричит и не плачет

И не смеет роптать,

А с надеждою слабой,

Не чужая ведь – мама…

Мне прощенья б просить,

На колени бы встать!

Как заставить молчать?

Как стереть этот голос?

Ведь теперь ничего не исправить,

А он жжет мою грудь.

«Нет!» - вскричала я, - «Нет!»

Не исчезнет пусть голос,

Пусть живет в нем упрек,

Не позволив забыть.

Пусть терзает меня,

Это кара заслужена.

Ей больнее в сто раз.

Это дочь моя – первенец мой.

Как случилось, что била?

Моя дочь мной унижена.

Может быть, не любила?

Здесь ответ не простой.

.

3

Не любила? Не правда!

Просто меня не хватило.

Просто, нелегкую ношу взвалив,

Надломилась.

Было негде нам жить,

Развалюшка - избушка свалилась.

Дом построить сумела,

Чем сама удивилась.

Одинока, совсем молода

На руках малышок,

И больных моих два старика,

Не законченный ВУЗ,

Огород во дворе

Кур в сарае полон шесток.

Жизнь впрягла потянуть

Непосильный мне груз.

А дочурка – отрадой была.

Озорная , смешная, смышленая.

Мы гуляли в бору

И купались в реке,

И в настольные игры играли.

Ее шалостью умиленная,

Я любила с ней отдыхать,

Ощущать ее руку в руке.

Приобщая к искусству,

Фортепьяно приобрела .

Звуки клавиш девчонку

В бурный восторг привели.

Так в забавах с дочуркой

Я невзгоды пережила.

Мы счастливые годы

Вместе с ней провели.

4

Ну, а жизнь решила на прочность

Испытать и покрепче на сей раз.

Мой сосед меня замуж позвал.

Без любви согласилась, решила:

От забот и невзгод отдохну.

А готов ли порадовать он нас?

Вот забыла про это спросить.

Поспешила - людей насмешила

И разъехалось все сикось накость.

Не очнувшись еще от утраты

Деда с бабушкой столь дорогих,

Встретив в доме чужого дядю,

Дочь отчаянно взбунтовалась,

Как волчонок, в угол зажатый

И готовый от туда к прыжку.

Это стало началом ада.

Уязвленный подобным настроем

Новоявленный папа и муж,

Затаил на девчонку злобу.

Выражая к ней неприязнь,

Обижая из под тишка,

Становился и вовсе чужд.

Угнетая и унижая,

Превращая все это в казнь.

Может я не заметила это?

Нет, все видела и понимала.

Образумится, может, думала.

Непривычна к насмешкам,

Развестись постыдилась.

И дитя я под сердцем носила.

Ну, а в жертву подставила дочь,

Для нее будто выпала решка.

Чтоб семью сохранить,

Я ломала девчонку.

Чтоб задобрить его,

Чтобы сблизить их как-то,

Называть его папой

Заставляла ребенка.

Заставляла напористо,

Безо всякого такта.

Казалось, покорно

Принимала девчонка побои,

Но, упрямо молчала,

Уставившись в пол,

Чем назвать его папой,

Предпочла быть изгоем.

И была им,

Отторгнута мною.

5

Отторгнута? Стоп!

Я терзалась. Но будто во сне,

Будто в замедленном ритме,

Подходила, чтобы обнять

И орать во всю глотку: люблю…

Я молчала.

Неживое все было во мне.

Не судите,

Затрудняюсь сама я понять.

Потерявшая веру в любовь,

Дочь боялась мне возражать.

Даже плакать она разучилась,

Ни слезинки не помню в глазах.

Не гримасничала, не огрызалась.