Отойдя от берега в Сан-Франциско, наш корабль направился на север, вспарывая вдоль побережья спокойные волны Тихого океана. Мы миновали последний калифорнийский мыс и плыли параллельно выщербленной цепочке Берегового хребта, пока не влезли в запутанный лабиринт Архипелага Александра. Поскольку пароход направлялся на север, мы хотели высадиться в краю краснокожих тлинкитов — поэтому сошли в порту на Островах королевы Шарлотты, чтобы дождаться судна, курсировавшего между островами и побережьем. Воспользовавшись перерывом в путешествии, мы закупились в портовых складах, восполнив пробелы в нашем снаряжении для поисков золота.

Бен Хединг, мой приятель и единственный товарищ в этой авантюре, продемонстрировал ловкость и практичность янки. Он впервые попал в эти края, но чувствовал себя также уверенно, как в центре родной Филадельфии, где проводил большую часть своей беспокойной жизни.

Удача была к нам благосклонна, через четыре неполных часа после отплытия парохода отчаливал небольшой торговый бриг, груженый кожаными изделиями индейцев хайда. Экипаж был малочисленным, и кроме нескольких местных в диковинных одеяниях на корабль никто не садился. Поэтому капитан не старался причинить нам трудности и за умеренную плату взял нас на борт. Еще до вечера мы высадились в одной из тех уютных маленьких уединенных пристаней, которыми изобилует прибрежная линия земли тлинкитов. Оттуда мы должны были продолжить наш путь пешком через стремящиеся к небу горы и девственные леса Америки.

Целью нашей экспедиции был золотой песок. Утратив в рискованном предприятии почти все наследство, я поддался уговорам Бена, и решил поискать счастья в золотодобыче. Хотя я не одобряю этого способа добычи богатства, под давлением обстоятельств я был вынужден принять быстрое, но твердое решение.

Пересекая земли тлинкитов, мы добрались до узкого перевала Ментаста, направляясь к золотоносным рекам Юкон и Танана, в пограничную область между английской Канадой и юго-восточной частью Аляски. Это был первобытный, малоисследованный, но очень богатый край.

Трудности усугублялись по мере того, как мы углублялись в земли воинственных атапасков. Племя это дикое, сочетающее в себе черты индейцев Центральной Америки и своих северо-западных побратимов, неблагосклонное к белым чужакам. На их землях надо было быть настороже, чтобы не оказаться в ловушке. Особенно опасны были чиппересы и так называемые йеллоунивсы[1], часто наносившие удары по белым поселенцам.

Хутора скваттеров[2], изредка попадающиеся в округе, не были достаточно укреплены. На многие мили тянулись платановые леса с подлеском из лещины, опутанные диким вьюнком, без тропок, без просек. Время от времени можно было наткнуться на индейскую деревушку, укрытую в лесной глуши, дикую, гремящую звуками боевых песен или причитаниями похоронных плясок. Несколько раз мы чуть не расстались с жизнью, убегая от раскосых кучимов, в другой раз только чудом выбрались из плена свирепых охотников на бобров.

Большим подспорьем было то, что Хидинг был давно известен в этих краях как «Серый глаз». Бен поддерживал приятельские отношения с несколькими вождями местных племен, обеспечив их дружбу охотничьими подвигами или участием в войнах против враждебных племен. Несмотря на это, наш путь через пущу был тяжел и опасен, так как на каждом шагу нас подстерегали не всегда приятные сюрпризы. Наконец-то мы добрались до Тананы, точнее, до одного из самых больших его притоков. После исследования русла реки и прилегающей территории Бен решил, что это подходящее место для поисков золотого песка. Его не только обильно приносило течение, но и расслоение берегов позволяло предположить, что здесь есть месторождение драгоценных металлов. Мы решили здесь задержаться. Разбили палатку, распаковали снаряжение, но прежде всего устроили удобную россыпь тут же, у реки.

Вокруг было тихо и уютно. Куда ни глянь — леса, ольховники, рощи, всюду леса, дубравы, заросли кустарников. Неподалеку от нашей одинокой протоки в спокойных водах озера отражались прибрежные ясени и грабы. Оно блестело в полуденном зное, гладкое и золотисто-зеленое. Среди бурых, темно-серых и бело-серебристых стволов то там, то тут расцветала красная усмешка рябины, перепахивал пространство испуганный полет чирков, звучал резкий хор мошкары либо группа бродячих пчел в поисках дикой борти. Иногда из зарослей выглядывали хитрые глаза лиса, зыркал дикий кот, время от времени в чаще мелькал смутный силуэт косули. Время шло тихо и спокойно. Подходил жаркий полдень, немного охлажденный колыханием верхушек деревьев. Ощущение безмерного облегчения шло из глубины чащи, им веяло из тенистых зарослей.

Работа шла споро. Двумя поперечными дамбами мы отрезали русла, чтобы вода отстоялась и начала испаряться. К тому же они прогоняли быстрое течение через промывочный лоток. Разработка оказалась на редкость удачной, особенно после того, как следуя мудрому совету Бена, мы переправились на другой берег и стали копать там. Монотонный труд мы разнообразили охотничьими вылазками, добывая дичь для пропитания. Вооружившись ружьями, мы выбирались на день-два в глубь леса.

Окрестности были дикими, буквально куда не ступала нога человека, были непроходимые заросли, куда и лучик солнца не проникал, мрачные лесные закоулки, куда человек не забредал испокон веков, буреломы с гниющими стволами, замкнутые вековыми кедрами, — замшелые, полностью покрытые мхом. Мы были в огромной, безлюдной, бескрайней чаще.

Однажды, проходя по одному из таких медвежьих углов, мы почуяли смрад, а вскоре Бен, идя на запах, указал на клубы дыма, перебирающиеся через стену столетних дубов. Мы оказались вблизи какой-то деревушки. Нужно было соблюдать осторожность. Молча, крадучись мы шли среди старых деревьев. Дубрава оканчивалась широкой солнечной поляной. С нее и шел дым. Мы притаились за стволами и с интересом посмотрели на поляну. По гладкой низкой траве, покрывающей поляну, плотно окруженную стеной леса, бродили серые клубы дыма. Дым был густой и застилал собой все, так что мы сразу и не поняли, где его источник.

— Похоже, это пожар, — прошептал я на ухо Бену.

— Угу, но пламени не видать. Мы бы почувствовали горение и жар, пока есть только смрад.

— И треска огня не слышно. Дым идет тихо и единообразно.

В этот момент ветер понес дым в противоположную от нас сторону. Дым понесся на восток и мы увидели пару индейских строений, из которых вырывались пепельные клубы. Но вскоре картину скрыли новые клубы, окутавшие дома, сквозь туман проглядывали несколько кедров, стоявших за домами. Здесь царила абсолютная тишина. Ни один голос не доносился со стороны поселения.

— Что за чертовщина? — пробормотал Хидинг, склонившись ко мне. — Деревенька кажется вымершей. Не видно ни одного человеческого лица. Брошенное поселение? А может, жители ушли, вышли на тропу войны?

— Тогда бы, по крайней мере, остались старики, женщины и дети. А там, кажется, совсем никого.

— Вот этого нельзя поддерживать из далекого далека. И прими во внимание, что дым, стелющийся по всей округе, может скрыть от нас присутствие людей.

— Угу…может. — Бен признал мою правоту. — Если есть дым, должны быть и люди. Давай приблизимся к тому торфянику. Может, что и разузнаем.

Осторожно, не издавая ни единого шороха, мы переползали от куста к кусту, ежесекундно прислушиваясь, не раздастся ли какой-то подозрительный звук. Но вокруг царила невероятная тишина, накрепко связанная дымами.

Так мы доползли до первого домика. Бен втиснулся в растущий неподалеку куст, я притаился за углом.

Понемногу мы смогли детальнее рассмотреть окрестности.

Дым вырывался из домов непрерывно, мешал оценить картину в целом. Приходилось фантазировать, добивать домыслами, которые можно было проверить, когда дымовое одеяло рвалось то здесь, то там.