- Как же я ненавижу тебя! Хотелось бы мне, чтобы ты...

    - Ван, - быстро прерываю его я и бросаю взгляд на Зандера. После этих слов он кривится как от боли, я поворачиваюсь к Вану. - Я знаю, ты злишься, и я определенно думаю, что твой брат сейчас был засранцем по отношению к тебе. - Я наблюдаю, как его плечи немного опустились, расслабляясь. Зандер прочищает горло, как будто напоминая, что он все слышит. - Но то, что ты кричишь на него и говоришь неприятные вещи, ничего не изменит. У меня есть идея получше.

    - Есть? - Ван настороженно бросает на меня взгляд. Кажется, он разрывается между надеждой, что моя идея окажется потрясающей, и предположением, что она будет в стиле "взрослых" — скучной и разумной.

    - Ага, - у меня ее нет. Понятия не имею, почему я это сказала.

    С тех пор, как я подалась в бега, узнала две вещи о себе. Я любопытная, и мне нравится прислушиваться к разговорам других людей. Я невероятно циничная, и мне приходилось предполагать худшее в каждом человеке, которого видела за последние несколько дней. Ну, кроме Вана, но он ребенок. Я так же оказалась воровкой - украла машину, хотя не очень успешно. Теперь я знаю, что я еще и жалкая лгунья.

    Но, раз уж он так выжидающе смотрит на меня, и даже Зандер искоса поглядывает, я должна что-нибудь сказать. Так что я даю себе мгновение, позволяя разуму поработать и выдать вероятно наитупейшую идею.

    - Как на счет того, чтобы каждый раз, когда твой брат расстраивает тебя или ведет себя как мега-засранец, ты будешь мне рассказывать про него что-нибудь смущающее? Готова поспорить, что он научится намного быстрее не наседать на тебя так сильно, - предлагаю я и почувствую, что мой голос становится громче и уверенней, когда глаза Вана загораются от этой идеи.

     - Ава …- рычит Зандер, и я невольно вздрагиваю от звука своего имени.

    Брайан был тихим парнем, едва повышая или понижая голос, звучавший монотонно. Он никогда не произносил моего имени в гневе или в возбуждении. Но когда я услышала, как Зандер произносит мое имя, так ворчливо и раздраженно, я почувствовала, как мое сердце понеслось вскачь.

    - Ты, бл*дь, серьезно? - заканчивает он. Его глаза на краткий миг отрываются от дороги, чтобы взглянуть в мою сторону.

    Я вздрагиваю от матерного слова. Я до сих пор не уверена, что "засранец" допустимо для употребления в обществе детей, но это лучше, чем говорить "б...ь" в каждом новом предложении.

Вот еще одна новая деталь, которую я о себе узнала. Я против того, чтобы ругаться матом в присутствии ребенка, и у меня совершенно отсутствует такое понятие, как удержание своего носа и мнения подальше от дел других людей. Я прикусываю язык, чтобы не заговорить, но это всё равно меня не останавливает.

    - Думаю, это было бы уместно - не ругаться перед двенадцатилетнем братом, - говорю, ужасаясь тому, что зашла слишком далеко за границы допустимого, находясь в совершенно ином положении.

    Думаю, у меня в некотором роде истерическое состояние, только без неконтролируемого смеха. Но, может быть, он еще появится. И, возможно, именно потому я смехотворно веду себя в данный момент.

     Что я делаю? Мне просто нужно заткнуться и надеяться, что меня не высадят у полицейского участка. Сперва я угоняю машину этого мужчины и похищаю его брата, затем он лжет копу обо мне, а теперь везет меня куда-то, надеюсь, что подальше от этого самого копа. И что я делаю? Читаю ему лекции о том, как говорить с его же братом. Да что со мной не так?

Зандер приковывает меня взглядом, замораживая на месте, и строго говорит:

  - Как на счет того, чтобы ты не лезла в то, что тебя не касается?

    - У Зандера когда-то были дреды. И однажды паук устроил себе там гнездо. А когда мама рассказала ему об этом, он так визжал, - Ван спешит сказать это очень быстро, на одном вдохе.

 У меня челюсть на секунду падает от шока, прежде чем я понимаю, что смеюсь, представляя эту картину. У Зандера были дреды? У этого мускулистого морпеха, парня, выглядящего как спецназовец, когда-то были дреды, и он визжал из-за паука в волосах?

    - Как, черт возьми, ты узнал об этом? – задыхаясь, произносит Зандер. Его щеки горят красным, когда он оглядывается на меня и видит меня смеющейся.

    - Мама однажды рассказала. У нее были фотографии, ты выглядел по-дурацки. - В словах Вана нет ни грамма извинения, очевидно, он доволен тем, что смутил брата.

- Это... – старший брат делает глубокий вдох, а руки его становятся белыми, поскольку он очень сильно сжимает руль. - Никогда больше не повторится.

    Я смотрю назад, на Вана, и подмигиваю.

     - Дреды? И как долго тебе пришлось отращивать волосы, чтобы сделать их? – спрашиваю, испытывая благодарность за возможность сосредоточиться на чем-то еще, кроме своей собственной ситуации.

    - Неважно, - мямлит он.

    - Они были до середины его спины, - отвечает Ван.

    - И как же долго ты не мыл волосы, чтобы получилось такое? - я гримасничаю от предвкушения его ответа. Долго, очень долго – самый вероятный ответ.

    - Неважно, - снова скалится он.

    - Мама сказала, что его волосы ужасно пахли, и она думала, что там, наверное, сдохла крыса.

    - Она не говорила такого! - Зандер бросает быстрый взгляд на мальчишку и опять возвращается к дороге.

    - Говорила, - голос Вана звучит самодовольно, а его улыбка говорит, что его совсем не беспокоит раздражительность брата.

    Я снова смеюсь, ценя эту более легкую тему и момент, который дает мне возможность забыть о моей собственной насущной проблеме.

    - Готова поспорить, тогда ты выглядел как услада для глаз, - говорю я и слышу, как на заднем сидении смеется Ван.

    - Думаю, что сохранилось несколько фотографий в коробке в кабинете у Зандера. Я покажу тебе их. Такие забавные! - произносит он между хихиканьем.

    Я чувствую небольшой приступ грусти от того, что у меня не будет шанса побыть рядом с Ваном подольше. Он кажется хорошим парнишкой, и, вероятно, единственная причина, почему Зандер не сдал меня тому копу. А ещё он – единственная причина, почему я вернула угнанную машину. Так что, полагаю, в этом-то и дело.

    - Если такие фото и существуют, они будут уничтожены! - фырчит Зандер.

    Мне кажется, он слегка перебарщивает с этим сердитым высказыванием, раз уж я вижу проблеск юмора на его лице: подергивание губ в попытке сдержать улыбку, веселье в его глазах, и то, как он следит за Ваном через зеркало заднего вида.

Затем на нас обрушивается тишина. Она ощущается напряженной, поскольку легкое настроение уступило место мрачному, которое окружает братьев также, как и меня. Их происходит из скорби, а мое – из-за монстра, от которого я не могу сбежать.

    Чтобы удержать более легкое настроение, я делюсь историей, которую не рассказывала никому раньше.

   - Однажды моя сестра предложила сделать мне стрижку. Я думала, что она облажается, и я смогу навлечь на нее неприятности, поэтому согласилась. Но она подстригла меня идеально. Я была так раздосадована, что взяла ножницы и отрезала огромную часть челки, а затем еще один случайно попавшийся локон сзади. Я выглядела нелепо и смеялась, когда мама сказала Аманде уйти. А потом я поняла, что мне придется жить с такой стрижкой. Она была слишком короткой, чтобы что-то подравнять, так что мне пришлось ждать, пока волосы немного отрастут. Это заняло год, прежде чем стрижка стала выглядеть нормально, - я улыбаюсь, вспоминая выражение ужаса на лице Аманды, когда она увидела, что я наделала. Такое же выражение быстро появилось и на моем лице, когда я поняла, как теперь выгляжу.

Ван смеется надо мной, оттянув побольше свой ремень безопасности, поскольку наклоняется вперед, пока его голова не оказывается наравне с нашими.

- Вот умора! Сколько тебе было?

    - Не знаю, - вспоминаю я и удивляюсь, что эти воспоминания уже не так ранят, как раньше. - Может десять. Или одиннадцать.