В конце концом он сдался и встал, чтобы уйти. «Прости», — сказал он разбитому ангелочку, как говорил всегда. Он чувствовал почти отчаянние. Он знал, что что-то упускает.

И потом, сильно раньше срока, он поймал себя на том, что бормочет: «Пожалуйста, мне очень нужна помощь. Пожалуйста».

Он подошел к двери, которая вела в следующую комнату. И, уже положив руку на дверную ручку, он увидел, что на двери пляшет мерцающая тень от огня.

От огня?

Дин повернулся назад к камину.

В нем теперь горел огонь. Теперь это был маленький каменный камин, рядом с ним стояли ящики, полные дров, и внутри камина горел огонь. И там, где раньше лежала разбитая статуэтка, теперь был мужчина — он спал прямо у камина, перед огнем.

Дин подошел к нему. Мужчина лежал на куче шерстяных одеял, свернувшись, словно пытался согреться. Дин на цыпочках приблизился и разглядел, что это Приятель. Он глубоко спал.

— Приятель? — Дин опустился на колени и тронул его за плечо. — Что ты здесь делаешь?

Тот медленно открыл глаза; вид у него был сонный. Он поморгал в недоумении и посмотрел на Дина; потом проснулся по-настоящему: его взгляд заметался по комнате и вернулся к Дину. Он сел, сжимая вокруг себя одеяла и глядя на Дина широко раскрытыми голубыми глазами. Его темные волосы кое-как топорщились.

— Приятель, как ты сюда попал? — спросил Дин.

— Откуда мне знать, — ответил Приятель. — Это твой сон, не мой. — Но потом он спохватился и снова оглядел комнату с ее прикрытой тканью мебелью. — А… А, я понял, — сказал он. — Это первый этаж? — Он развернулся, чтобы посмотреть на камин, потом поднял глаза на картину.

Он смотрел на картину долгое время, затем повернулся обратно к Дину, глядя на него задумчиво. Его взгляд упал на руки Дина, и он нахмурился. Дин взглянул вниз и увидел, что, оказывается, все еще держит в руках осколки мраморных крыльев, по одному в каждой руке. Сама статуэтка куда-то исчезла — на ее месте теперь был Приятель, — но осколки крыльев остались у Дина.

На мгновение к Дину пришла несуразная мысль, что, как только он наконец вспомнит взять с собой клей в этот дурацкий сон, приклеить крылья можно будет прямо к плечам Приятеля. Он даже начал протягивать тому крылья. Приятель, казалось, был удивлен этим жестом и уставился на осколки крыльев с выражением шока. Дин остановился и замер с осколками в руках, пытаясь сообразить, что он делает не так.

— Дин. Прекрати. Прекрати это. Ты причинишь себе вред, — сказал Приятель.

— Я не могу собрать его обратно, — прошептал Дин, опустив руки и глядя на осколки в ладонях.

— Ты должен сложить части сам, Дин, — сказал Приятель мягко. — Я не могу сделать это за тебя. Я вообще едва могу… Тут очень тяжело разговаривать. Но — Дин — я не думаю, что тебе стоит пытаться. Это небезопасно. Небезопасно для тебя.

Дин посмотрел на него.

— И, Дин. Так лучше, — сказал Приятель очень тихо. Его глаза блестели. — Твоя жизнь лучше. Ты… счастливее. Разве нет?

У Дина разболелась голова.

«Проснись, Дин» было последним, что он услышал.

Дин проснулся. Голова пульсировала, желудок крутило тошнотой. Он добрел до ванной, пытаясь не разбудить Сэма, и заглотнул шесть таблеток ибупрофена от головной боли (предварительно прочитав инструкцию на пузырьке, которая гласила: «Рекомендованная доза две таблетки»), а затем еще две таблетки антигистаминов («Рекомендованная доза одна таблетка»), чтобы снова вырубиться. Он остался в ванной еще ненадолго, сев на край ванны и положив лоб на прохладную раковину, чувствуя себя слишком больным, чтобы шевелиться.

Постепенно тошнота отпустила. Но голова все еще болела безжалостно, так что Дин тихо вышел к автомату со льдом в лобби, набрал себе кубиков льда, потом так же тихо вернулся в постель и приложил лед ко лбу, завернув в полотенце.

«Вот этот сон был странный», — подумал он. Раньше сон никогда не заканчивался посередине. И что в его сне делал Приятель? Может быть, он попал туда потому, что у него в доме тоже был камин? Или может быть…

Голова опять начала пульсировать. Дин перестал об этом думать и просто продолжил прижимать ко лбу лед, терпеливо ожидая, когда боль уймется, и стараясь вообще ни о чем не думать. Наконец таблетки подействовали, и он снова заснул.

***

В шесть утра четыре будильника сработали с интервалом в минуту — на их мобильных телефонах и на обоих часах у кроватей. (Сэм всегда немного перебарщивал с будильниками, когда им надо было рано вставать на охоту.) Дин проснулся изможденным. Сэм был уже на ногах, принимал душ. Дин вытащил себя из кровати.

Через несколько минут они уже были готовы реализовать новый план: они решили активировать сферу Дина заранее, до того, как заберут Приятеля. То есть до того, как он сможет их остановить.

Сэм проверил ингредиенты для заклинания, выложенные прошлым вечером, пока Дин разворачивал бархат и рассматривал серый стеклянный шар.

— Готов? — спросил Дин.

— Дин… я не совсем в этом уверен. Он так разозлится…

— Мы же говорили об этом вчера, Сэм. Ты знаешь, что это наш основной шанс.

— Знаю. Мне просто очень не хочется делать это за его спиной.

— Мне тоже, — сказал Дин печально. — Но это слишком важно. Нам нужно любое преимущество. А ты видел, какой Приятель упрямый — как только он окажется с нами, он ни за что не даст нам использовать эту сферу самим. А если он от нас отколется — ну тогда мы все равно это сделаем, ведь так?

Сэм прошлым вечером уже разложил на столе кусок материи и нарисовал символ, которому их научил Приятель. Теперь он выложил необходимые предметы в нужных местах на символе: черное перышко, к которому Приятель был так привязан, морскую соль, редкие лепестки и перуанский картофель. Сэм развернул бумажку с заклинанием, которое записал для них Приятель.

— Готовы? — спросил Сэм. — Ты в этом уверен?

Дин почувствовал приступ тошноты. Но это, скорее всего, было лишь эхо прошлой ночи, правда же?

Дин был слишком уставший, чтобы обдумывать это в деталях. Поэтому он лишь сказал Сэму:

— Пора начинать. Давай.

Сэм внимательно произнес заклинание, вглядываясь в бумажку, чтобы не ошибиться ни в одном слоге. Он дошел до конца страницы и кивнул Дину.

Как объяснил Приятель, в конце заклинания надо было произнести еще одно слово: имя врага, которого они хотели ослабить. Ослабить, ранить, или, если повезет, даже убить. Дин набрал воздуху и произнес:

— Кастиэль.

Свеча разгорелась и зашипела, и сфера вспыхнула ярчайшим светом — настолько ярким, что им обоим пришлось заслонить глаза.

Когда они открыли глаза снова, свеча потухла, перо, соль и лепестки выгорели до пепла, а перуанская картофелина исчезла вовсе. Но стеклянный шарик был цел. Теперь он был молочно-белым, а больше не серым, и, когда Дин осторожно прикоснулся к нему, он оказался теплым на ощупь.

— По-моему, работает, — сказал он Сэму.

Приятель объяснил, пока записывал для них заклинание прошлым вечером, что сферы работали не по принципу придания дополнительной силы их владельцу, а по принципу обезвреживания врага. Для того, чтобы они подействовали, нужно было знать имя врага, но у Приятеля было имя только одного из ангелов, с которыми они имели дело. Поэтому он планировал не использовать вторую сферу, пока они не придут в нужное здание и не узнают, как зовут второго ангела. Сэму и Дину это казалось рискованным планом — они, конечно, уже были уверены, что вторым ангелом был Кастиэль. Так почему не обезвредить его сразу?

Этот план казался отличным вчера вечером, когда Дин о нем думал.

Но теперь, пока Дин прятал белый шар в карман, мысль «Кастиэль в беде» пронеслась у него в голове, и почему-то ему стало от нее совсем не по себе.

— Дин. Что-то я вдруг начал сомневаться, — прошептал Сэм рядом.

— Я что-то и сам теперь не уверен. Ну… поздно. Что сделано, то сделано, — сказал Дин твердо, пытаясь не обращать внимания на то, как у него внутри что-то сжимается. — И это хороший план. Разве нет?