И поэтому мне часто не спится. «Боже, что же случилось? Что же случилось с тобой? – шепчу я каждую ночь, давясь горячими слезами, не в силах заснуть. И молюсь. – Пусть у нее все будет хорошо. У НЕЕ. Мне не надо».

В распахнутые створки балкона дул теплый ветер с залива, раскачивая легкие занавески и переворачивая страницы дневника, выпавшего из рук Дианы. Сквозь сон до нее доносился утренний гул улицы, звонких речных трамваев, крики голодных чаек, срывающихся из поднебесья прямо в воды Гудзона за очередной добычей, показавшейся на поверхности.

Сегодня ночью она долго не могла заснуть, и курила одну сигарету за другой, пока вдали не замаячил рассвет. И все-таки сон сломил ее силы прямо на том же гостевом диване посреди комнаты. Вчерашние волнения и долгая дорога, тяжелый желтый конверт –слагаемое нелегкой ночи. Даже теперь, когда она спала – все это было очень важно. Наверное, даже слишком важно чтобы забывать об этом.

В дверь постучали. Прежде, чем Диана открыла глаза, прогоняя тяжелые сны, прошло несколько долгих мгновений. Стук повторился.

– Что? – Диана рукой скинула волосы с лица.

– Обслуживание номеров! – раздался молодой голос.

– Не надо, спасибо!

Остатки сна он смахнула холодной водой. Отражение в зеркале желало отнюдь не доброго утра. И где-то там, в глубине комнаты, ветер продолжал листать дневник. Как же она устала!

* * *

Мигофу сделал глоток горячего пуэра из чашки. Себастьен смотрел на него влюбленным взглядом, подставив ладонь под щеку, – уж не знаю, какие чувства связывают этих парней, но мне ли сейчас рассуждать об этом.

– Итак, – начал Мигофу, обняв своими большими ладонями чашку, – Саймон. Я могу рассказать тебе обо всем, что произошло до того момента, как я открыл эту дверь. Впрочем, не думаю, что это стоит делать – ты и так прекрасно понимаешь, что я не шучу. – Орлиный глаз пристально впился взглядом в мое лицо. Ни тени ухмылки. – Два раза повторять тоже не буду – глухим обедню два раза не служат. Все происходит здесь и сейчас, и твое настоящее – этот призрачный мир, а не тот, иллюзорный реальный. Если ты еще не понял – привыкай, так будет легче.

Он сделал еще один глоток и замолчал на пару минут, будто что-то обдумывая. Я уже было хотел спросить его, но Себастьен, уловив мою попытку раскрыть рот, приложил палец к своим губам.

– За какие такие заслуги ты получил шанс вернуться, – Мигофу нахмурился – потом сам поймешь. Важно, что он есть. Пятьдесят на пятьдесят. Не очень высокий, но и не маленький – вполне значительный. И тут все зависит от тебя. Постарайся воспользоваться им, иначе обо всем, что происходит после смерти, ты узнаешь на собственной шкуре.

Он был резок, и, может быть, даже зол.

– Обычно, мы не отпускаем таких, как ты. Скажи спасибо Себастьену – он ввязался в это, обычно такой тихий и спокойный. Что-то он в тебе нашел, или просто верит в твой второй шанс. Мало кто знает, но несколько сотен лет назад он вызвался сопровождать Данте Алигьери. Помнишь такого? И не прогадал. Тому удалось найти выход к свету из нашей иллюзорности. Иначе бы мир не увидел «Божественной комедии».

– Данте? – Я поднял бровь.

– Да, Данте. Тот самый. – Мигофу кивнул.

Я представил себе великого Данте, сидящего так же за столиком кафе в призрачном мире и попивающим чай в компании моего сопровождающего и Мигофу. Себастьен сразу скорчил такую рожу, что я чуть не расхохотался. Острый взгляд потомка вождей меня мгновенно остудил.

– Хочешь ли ты опять стать человеком или раствориться среди звезд окончательно, обратившись частью Вселенной… В общем, решай.

– Извините, но мне казалось, что рассказ о возвращении будет более интересным, насыщенным событиями моей жизни, или, по крайней мере, я узнаю о причинах.

– Тебе нужны причины? Данте тоже задавал этот вопрос… Все задают этот вопрос! Твоя причина – Формула любви. Она нужна всем, но в тебя так неосторожно врезался грузовик.

Я тут же вспомнил Формулу, которая приснилась мне однажды – V внутри U в квадрате, расположенная в квадранте II. Более того, я узнал голос, объяснивший мне значение. Да, точно!

– Объяснение ты тоже помнишь, – Мигофу усмехнулся, словно подтверждая мою догадку. – Она нужна всем.

– Так это были вы? В моем сне.

Совиный коготь молча махнул рукой.

– И что же, – Я продолжил, – если шансы на возвращение равны – то может случиться, что я навсегда останусь здесь. И что тогда? Что будет с Формулой?

– Ну, тогда мы покажем ее кому-нибудь еще.

– Почему не сейчас?

– Знаешь, есть такое понятие как «вера». Бог существует потому, что в него верят люди. Санта Клаус существует потому, что в него верят все дети. Себастьен верит в тебя, Диана тоже верит. А я верю Себастьену.

– Диана? – Впрочем, почему я удивляюсь словам Мигофу?

– А ты что, забыл? Примчалась по первому звонку. И что, думаешь, просто так? Что она ищет тут девять лет спустя?

– Прошло десять лет.

– Да, десять! Видишь, ты все еще считаешь. Значит, и она верит?! Неожиданно?! Вот это и есть «вера»! Не разочаруй ее. Ты для нее очень важен.

– Не знаю. – Я потупил взгляд, а вырезанная перочинным ножиком на дубовом столе надпись «Злата + Мэттью = Л», оставленная неизвестным посетителем, стала самой интересной вещью на планете.

– Пусть ваша первая история была о любви, а эта будет о счастье, хорошо? И в конце все поженятся. – Мигофу сжал руку в кулак и показал большой палец.

– Мне не нравится ваш сарказм.

– Прости, иначе трудно воспринимать ваш мир. Посмотри, ты даже после смерти настолько вежлив аж тошно становится. Мне казалось, ты должен был рвать и метать, покалечить или убить любого, кто помешает тебе вернуться, а ты сидишь и задаешь вопросы. «Извините», «мне не нравится ваш сарказм». Вы все-таки, странные, люди!

Я понимал насколько он прав сейчас. Мигофу не казался болтуном ни на первый, ни на второй взгляд. Слишком серьезен, слишком сосредоточен.

– Если ты заметил, я даже не спрашиваю, согласен ты или нет – у тебя просто нет выбора. Никакого. – Продолжил он. – Ты либо делаешь это, либо нет. Всего два варианта и последствия каждого свои. Так что лучше, если ты примешь предложение и согласишься на эти условия.

Он надолго замолчал, ожидая моего ответа. Лишь только делал маленькие глотки чая из чашки.

– Конечно, я согласен. Ведь мне даже не из чего выбирать, черт возьми!

– Браво! Я рад, что ты так принял это. – Мифогу опрокинул в себя остатки чая из чашки и похлопал меня по плечу.

– Вы умеете убеждать. – Я развел руками в стороны.

– Хорошо. На этом нам пока придется расстаться.

Мигофу стремительно встал из-за стола. Себастьен тоже поднялся, и, сделав мне знак рукой оставаться на месте, проводил индейца до дверей. Там они долго стояли, тихо о чем-то переговариваясь. После Мигофу накинул плащ и шляпу и вышел на улицу. Звон китайских колокольчиков наполнил хрустальными нотами чайную.

Себастьен вернулся за стол.

– Почему он ушел? – Полюбопытствовал я. – Он же не сказал, что мне дальше делать.

– Он и не должен. Самое главное, что сказал ему ты. – Себастьен перемалывал зубами аудиторию, запивая ее пуэром. – Он получил ответ на свой вопрос…

– Но я не получил ответа на свои! – Я был возмущен.

– Ты их получишь. Потом. Когда придет время.

– И почему я должен этому верить?

– Не знаю. Как хочешь, – Себастьен пожал плечами и крикнул в сторону кухни. – Счет!

Через мгновение у нашего стола появилась официантка. Откуда-то из-под одежд Хранитель выудил бумажник, и, сверившись со счетом, вынул из него несколько крупных купюр.

– Как тебе Руки Будды? Понравились?

Я кивнул.

– Отлично! – Из глубины бумажника он достал дополнительную купюру и вложил в счет. – Хороший стол требует хороших чаевых. – Пояснил он с улыбкой. – Идем.

Он подтолкнул меня в сторону выхода, и мы вновь оказались на улице перед чайной. Я даже не услышал прощального звона колокольчиков над дверью.