Что ж, хорошо, – слегка смутился я. – Тогда… Прости, я не умею говорить красивых слов…

- И не надо, – улыбнулась моя подруга. – Музыка все скажет сама. Играй.

Я послушно зашевелил струны. Эта мелодия не была громкой или резкой. Нет. Она была спокойной, легкой, изящной, волнующей – такой, какой является сама Виолетта. В музыке были некие абсолютно неповторимые аккорды, что говорило об индивидуальности вышеупомянутой девушки. Я играл с искренностью влюбленного парня, ощущая почти физическую боль от того, что Виолетта никогда не будет со мной. Мелодия упадет в никуда. Причем, пока я даже не могу толком сказать, запомнит ли она ее. Но то, что я запомню каждый аккорд – это однозначно. А еще, мелодия была пропитана любовью от первой до последней нотки. Но ее отголосок был таким неуловимым, что с трудом ощущался. Надеюсь, Виолетта его и не почувствует…

Самое удивительное, что, когда я посмотрел на свою подругу, она сидела и смотрела на меня, будто завороженная. Интересно, я что, Моцарт какой-нибудь?! Но тем не менее, было приятно от того, как девушка замерла и от того, что за чувства появились в ее глазах. То есть, я все равно не мог понять, какие это были чувства, но ощущал – они определенно положительные.

И вот, я закончил играть. Виолетта еще с минуту сидела, оцепенев, а потом потрясла головой.

- Ну, как? – спросил я, убирая гитару и смущенно улыбаясь.

Виолетта, казалось, не могла произнести и слова.

- На самом деле, это глупо, – пробормотал я, стараясь не смотреть на нее. – Просто думал о тебе, когда сочинял. Если тебе это показалось обидным, извини ме…

Но дальше я говорить уже не мог, потому что Виолетта внезапно обняла меня.

- Ох, Федо! – шепнула она.

Я обнял ее в ответ, стараясь унять сердце и бабочек в животе. И как же мне все-таки хорошо! Несмотря на невероятные ощущения, я очень хочу, чтобы эти объятия не распадались никогда…

- Так тебе понравилась мелодия? – слегка охрипнув от нахлынувших эмоций, спросил я.

- Спрашиваешь! – тихо воскликнула моя подруга. – Да это – самый лучший комплимент, который я когда-либо получала!

В моей груди затеплилась радость. Ей понравилось! Ради этого стоит жить… Ой, меня снова потянуло к ее губам! Еще мне только не хватало полезть целоваться! Сидеть на месте!

Виолетта, наконец, отстранилась, а я ощутил сильную боль. Хотелось поймать ее, прижать к себе, подхватить на руки, закружить впиться в губы горячим поцелуем… Но этого делать нельзя!

Но все эти мысли разом повылетали из моей головы, когда Виолетта посмотрела мне в глаза и робко сократила расстояние между нашими лицами. А я… я не смог отстраниться. Не смог, потому что девушка, которую я люблю, сейчас рядом… Стоп! Да ведь дело именно в том, что я ее люблю! Я хочу, чтобы она была счастлива, поэтому не должен ее целовать! Если наши губы сейчас встретятся, мы больше не сможем быть друзьями, а, поскольку Виолетта не любит меня, то и парой быть тоже не сможем. Безвыходная ситуация… Но почему же тогда Виолетта сейчас тянется ко мне? Не хочет же она меня поцеловать, в самом деле! И что делать?

Впрочем, мое тело все сделало самостоятельно, только неправильно. Глаза мои уже давно были закрыты, а губы тянулись навстречу девушке. Одна моя рука лежала на ее спине, а другая – на затылке. Но, собственно, Виолетта и не сопротивлялась. Напротив, ее руки обхватили меня за шею, дыхание участилось, и она приближалась все смелее…

Стоп! Наверняка, она хочет лишь чмокнуть меня в щеку! Да однозначно! А я тут развел не пойми что! Нужно скорее отстраняться! Но как, если наши губы уже едва уловимо соприкоснулись? Нет, только не отвечать! Ага, есть идея!

Было невыносимо больно, но я все же ухитрился отвернуться и подставить Виолетте щеку. В следующую секунду, губы моей подруги мягко коснулись этой самой щеки. От неожиданности, она дернулась и отстранилась.

- Это означает «спасибо»? – съязвил я, пытаясь унять боль.

- Прости, – залившись краской и пряча глаза, пробормотала Виолетта. – Я понимаю, тебе могло быть неприятно…

Сказать, что я был шокирован такими словами – это не сказать ничего. Она извиняется за то, что Я чуть не поцеловал ее, да еще и думает, что прикосновение этих губ могло вызвать у меня какие-то отрицательные эмоции?! Это просто смешно… Ох, Вилу, если бы ты только знала, КАКИЕ чувства это самое прикосновение вызвало у меня на самом деле… Но ведь ей нельзя об этом говорить! Ни в коем случае! Нужно придумать что-нибудь, что не поставит нашу дружбу под удар. Но что? О, есть идея!

- Все в порядке, Вилу, – улыбнулся я. – У меня не было никаких плохих чувств.

- Неужели? – приподняла бровь моя подруга. – Тогда почему ты отвернулся?

Странно, но в ее голосе я не засек ничего, что могло свидетельствовать об обиде за новую попытку поцелуя. Абсолютно ничего. Лишь недоумение и еще что-то… Снова то непонятное чувство, которого я не мог толковать. Единственное, в чем я совершенно уверен – это едва уловимое чувство отнюдь не является отрицательным. А так… Понятия не имею, как назвать его. В голове снова и снова всплывало слово «любовь», но я каждый раз его отметал. Не может этого быть! Не может!

- Федо! – позвала меня Виолетта

- Ох, прости! – очнулся я – Кажется, задумался!

- Заметно! – фыркнула моя подруга. – Ты не ответил на вопрос.

- Почему отвернулся, – машинально повторил я. – А что мне нужно было сделать? Полезть целоваться? Нет, с меня хватит и того случая весной!

- Но ты позволил мне чмокнуть себя в щеку! – не унималась Виолетта.

- Вот, что, – решительно произнес я, – давай-ка расходиться. Утро вечера мудренее. А мне еще звонить Энрике, пока он не лег спать.

- Кстати, о нем, – спохватилась моя подруга. – Почему ты собираешься ему звонить? Что-то случилось?

- Нет-нет, – покачал головой я. – Просто мы с ним давно не болтали, как раньше, рассказывая обо всем. Хочется поговорить по-братски, понимаешь?

- Понимаю, – улыбнулась Виолетта. – Каждому парню необходим, как минимум, один лучший друг. Тот, с которым можно поделиться абсолютно всем, не боясь выглядеть дураком. Ладно, спокойной ночи!

Мы обнялись на прощание. Странно. Казалось бы, после этого самого некого подобия поцелуя, чувства от объятий должны уйти или хотя бы ослабнуть. Но нет. Сердце все так же колотилось, кровь все так же кипела в жилах, да и бабочки никуда из живота не делись. Я, как и раньше, с трудом подавлял в себе желание снова полезть целоваться. Нет, конечно, я тут же твердо остановил себя, но как все-таки велико было это желание…

Минуты через две, я с гитарой вышел из дома Кастильо. Моя мама как раз собиралась откланяться, а Ольгитта начинала убирать со стола.

- Сынок, ты иди, а я помогу здесь и тоже приду, – обратилась ко мне мама.

Я машинально кивнул, погруженный в собственные мысли. Еще бы! Ведь мы с Виолеттой уже второй раз за день вот так потянулись друг к другу. А теперь, я убегал, как последний трус.

Да, побег. По-другому мой поступок назвать никак нельзя. То есть я, конечно, собирался позвонить Энрике, но мог сделать это позже, потому что прекрасно знал, во сколько ложится мой почти-брат.

Но, в собственное оправдание, замечу, что убегал не потому что нас с Виолеттой потянуло друг к другу, а потому что это не должно было подействовать на нее. Я хочу сказать, она должна была сопротивляться. И то, что этого не было, всерьез меня напугало. Что с ней происходит? Если бы раньше я полез целоваться, Виолетта стерла бы меня в порошок (тот случай весной служит прекрасным доказательством). А сейчас… Ладно, об этом тоже нужно будет поговорить с Энрике.

Я поднялся к себе, плюхнулся на кровать, отложив гитару в сторону, и сразу набрал номер друга. Он, как обычно, ответил почти сразу:

- И снова привет!

- Привет, неисправимый оптимист, – вяло ухмыльнулся я.

Поразительно, но уже от этих слов Энрике узел в груди начал ослабевать. Только он может излечить душу одним голосом. А может, все дело в том, что я к нему привык.