Звериные лапы вместо ног. Человеческие руки с когтями. Львиный хвост. Густая длинная шерсть на загривке, сливающаяся с волосами на человеческой голове, когда как остальное тело при мимолетном ощупывании оказалось лишенным растительности. Лицо ощупать пока не выдавалось возможности, но то, что у Вераса были клыки и длинный язык, мешающие ей порой нормально разговаривать – заметила. Как и нечеловеческие пронзительные кошачьи глаза цвета пламени или крови.

Интересно, какого цвета у нее кожа под этим теневым покровом? А волосы правда чернее безлунной ночи или же когда Лаврова осознает себя и примет свой настоящий облик – то они изменятся?

Очень захотелось прямо сейчас взять и нагло облапать собственного демона, чтобы выяснить, кто на самом деле скрывается за темной завесой, но заметив прифигевший и не менее любопытный взгляд Гаруды, видевшим все ее манипуляции, передумала и вернулась в прежнее положение. Но ускользнувший было от нее хвост не выпускала и вцепилась в него двумя ладонями, с удовлетворением чувствуя слабую дрожь Вераса от невинных поглаживаний. Ей нравилось ощущение власти над поклявшимся ей в верности существом, которая совсем недавно была ею самой.

— Мне бы кто еще объяснил, — проворчал блондин, забросив волосы за спину, и скрестил руки на груди. — Я не встречал ничего подобного.

— А ты? У тебя есть какие-нибудь идеи? — вновь задрала голову Кира, получив в ответ ожидаемое молчание. — Я так и думала...

— На самом деле, у меня есть одна версия. Но не знаю, насколько она верная, — недолго помолчав, задумчиво приложил пальцы к подбородку Гаруда. — Она многое объясняет, но и вызывает еще больше вопросов.

— Мы тебя слушаем, — сказала Кира и немного подвисла от этого непривычного “мы”, еще раз бросив взгляд на существо за своей спиной. — Даже если и не верно, то будет хоть над чем поразмыслить и от чего отталкиваться.

— Да... Наверное... — пробормотал дух, не покидая своих мыслей. — Ты мне вот что скажи, Кира... Что ты вообще о себе знаешь?

— Не надо, — тихо попросила Ирина, но ее не услышали. — Не говори больше, чем ей уже известно.

— Ну, я помню, как впервые осознала себя Верасом в лаборатории “Рассвета”. Помню, как меня учили, как тренировали, делая из меня послушного чужой воле бойца. Помню задания, в котором нас ради проверки сил заставляли вырезать небольшие поселения таежных охотников, которые позже забрасывались бомбами, чтобы списать их смерти на военные действия того времени. Помню, как нас потом продали заинтересованным лицам, а меня подарили русскому послу. Что именно тебя интересует в моей биографии? — усмехнувшись, с вызовом посмотрела на него девушка.

— ТВОЕЙ биографии? — мурлыкнул Гаруда таким тоном, что улыбка Киры мгновенно слетела с губ, а Лаврова за ее спиной склонилась ниже, закрывая рукой, и внешне вполне напоминая готовую броситься зверюгу. — Я спрашиваю лично о тебе, а не о Верасе!

— Но я и есть Верас! — вскинулась та, едва не стукнувшись головой о грудь демона, и тут же сама себя оборвала, поняв на что тот намекает.

— Да неужели? — по язвительному голосу белобрысого было ясно, что под маской он сейчас ухмыляется. — В таком случае давай я тебе кое-что разъясню касательно метода производства Верасов, — щелкнул костяшками и назидательно поднял палец вверх. — Как ты должна знать, нейростимулятор, из которых вас делали, в малых дозах обновляет тело человека, даря молодость, красоту и силу в обмен на воспоминания. Это было многим известно, и многие были готовы пожертвовать своими ранними воспоминаниями ради этого. Но почти никто не знает, как чудесное лекарство негативно влияет на дух, потому как никого совершенно не интересуют возможные последствия, — развел руками, а огоньки глаз в прорезях маски опасно сверкнули голубым огнем. — Для тонкого тела это вещество подобно раскаленной кислоте, что медленно растворяет дух до состояния первичного бульона. Это не эликсир бессмертия, как многие посчитали его изначально, скорее совсем наоборот. Да, он обнуляет биологические часы, возвращая твои 25 лет, вот только на твоей душе при этом образуются незаживающие рубцы. Воспоминания, которых люди лишаются, и есть их суть. Одно-два применения нейростимулятора травмируют душу, но не настолько сильно, чтобы та не смогла восстановиться после перерождения. Вот только дальше начинаются совсем неприятные последствия в виде амнезии, неконтролируемых приступов агрессии и неадекватное поведение, сопровождавшее полное разложение личности. Люди не получают бессмертие, употребляя нейростимулятор. Они добровольно подвергают свою суть медленному и мучительному разложению, цепляясь за живую оболочку, которая становится сильнее и совершеннее с каждой новой дозой, пока от их души не остается абсолютно ничего, и сами они не превращаются в очень красивые... коматозные овощи. Эти души никогда не переродятся. Искореженные, покалеченные, свихнувшиеся и озлобленные — они пополняют собой ряды монстров Чистилища. Но это происходит с обычными людьми, пожелавшими получить больше данного природой, и с малыми дозами вещества. Потому как при производстве Вераса вместо медленного и постепенного изменения этот процесс больше напоминает погружение человека в чан с кислотой. Дух разлагается практически мгновенно и бесповоротно, превращаясь в крайне питательный бульончик.

— Бульончик? — пикнула Кира, с содроганием вспоминая всю сохранившуюся в памяти палитру боли в момент трансформации. — Превращали людей в еду? Для кого?

Вот теперь Гаруда ничуть не скрывал волны самодовольства, когда указал пальцем на зашипевшую в ответ Ирину, посчитавшую, что тот хочет атаковать:

— Для них.

Кира расширившимися глазами по-новому посмотрела на своего Вераса, почувствовав поднимающийся вверх по горлу колючий ком ужаса, когда до нее начала доходить полная картина происходящего.

— Для той крупицы первородной Тьмы, что паразитировала в глубине человеческой души. Это может быть проклятье, одержимость, последствие некого темного обряда, что неотвратимо оставляют в душе человека определенный след. Вернее, спору, как у грибов. Нейростимулятор не способен нанести вреда “спорам”, а наоборот освобождает их, подстегивает к развитию и обеспечивает питательным материалом. Эта пустившая корни Тьма абсолютно чиста и покорна, так что легко может быть запрограммирована так, как будет угодно. Именно поэтому было так мало выживших в проекте, ведь найти проклятого человека не так уж просто. Верасы — не лабораторные искусственные демоны, как было заявлено. Они самые что ни на есть настоящие. Так что ты, — Гаруда сделал шаг, — Кира Вольная, — ещё приблизился, — была уничтожена в возрасте шестнадцати лет, — коснулся согнутыми пальцами ее лица, нежно проведя по щеке, не обращая внимания на предупреждающее рычание Вераса, — и сожрана собственным внутренним демоном. Тебя просто не должно существовать, потому что от тебя ничего не осталось. И вся “твоя” память тебе вовсе не принадлежит.

— Почему же я тогда здесь, если давно умерла? – сохраняя остатки самообладания, чтобы не отшатнуться, спросила человек мифическое создание.

— Это ты уже у своей подруги спрашивай. Я не в курсе, как ей удалось совершить невозможное и собрать душу по обрывкам, — отстранился Гаруда, покосившись на Войну, способную сейчас до него дотянуться. — Быть может, если узнать ее имя, то станет понятно, кто она такая и почему делает то, что делает.

— Ну, это совсем просто, — подняв голову, Кира поймала рыжий огонь кошачьих глаз. — Не так ли, Баст? На каждую птичку найдется своя кошка!

— Баст? — удивился крылатый. — С чего ты взяла?

— А разве Ирка не похожа на Бастет? Я больше не знаю никаких женщин-кошек! По-моему, этот образ ей идеально подходит!

— Тогда уж скорее Сехмет, — хмыкнул спокойный Гаруда, прекрасно чувствуя, что дедукция подвела Вольную и с именем она промахнулась.

Ага, как же. Чтобы все было настолько очевидно? Только в книжках все бывает настолько просто!

— Нет? — искренне расстроилась Кира, видя скептичный взгляд Вераса и чувствовала по задрожавшей связи такое же отвращение, как и когда ее называли Ириной Лавровой. — Может тогда напряжешь извилины и дашь хоть какую-то подсказку насчет своей настоящей личности?