-- Даа, -- протяжно произнес слегка охмелевший Вадим, глядя на Ингу Сергеевну восхищенно, -- твоей короне недоставало только этого бриллианта. -- Ребята, пожалуйста, что это вы в самом деле, -- взмолилась Инга Сергеевна, улыбаясь. В мгновенье память вернула ее к событиям прошедших двух дней. И что-то внутри в этом неожиданном празднике тяжким упреком начало терзать ее, вызвав желание немедленно уйти. "Сколько же сейчас времени?" -подумала она. Но свои наручные часы она сняла, когда собралась в ванную (вместо которой попала на эт встречу), а спрашивать было неудобно: друзьяколлеги еще заподозрят, что ей стало скучно с ними. -- Инга, -- словно угадав ее мысли, сказал Вадим, -- а где твой автореферат? Принесика сюда, пожалуйста, мы хоть посмотрим на него, а ты нам всем подаришь с автографом. Наверняка у тебя есть лишние экземпляры с собой. -- Конечно, -- ответила она, довольная тем, что нашелся сам собой повод уйти и немедленно вышла Из-за стола. Она зашла в свою комнату, не закрыв дверь, чтоб взять оставшиеся экземпляры автореферата и раздать друзьям, уже не садясь более за стол, так как чувствовала невыносимую усталость и неудовлетворенность собой. Наклонившись над письменным столом, она ворошила кипу бумаг, как вдруг ее обдала волна алкогольного перегара. Прежде чем она что-то сообразила, две сильные мужские руки обхватили ее сзади. Она отпрянула, повернулась и снова оказалась в объятьях Вадима. -- Инга, милая. Я люблю тебя. Я опять повторяю тебе это, как много лет назад и как все эти годы. Инга, помнишь, я тебя назвал когда-то "колдуньей". Ты меня действительно приворожила. Ты знаешь, что все эти годы я мечтаю о тебе. Я люблю тебя, как никого никогда не любил. -- Вадим осыпал ее лицо, волосы, шею горячими поцелуями, не давая ей опомниться. -- Вадим, дорогой, -- произнесла она покровительственно, пытаясь высвободиться из его объятий, -- я только что рассталась с внучкой. Понимаешь, с внучкой... Да и у тебя уже внуки. Ты выпил и не ведаешь, что говоришь. Завтра ты отрезвеешь и тебе будет неловко. Ее голова едва доставала до плеча Вадима, а тело было сжато его объятьем, и она чувствовала себя совершенно скованной. -- Инга, умоляю тебя: не гони, -- твердил Вадим, не слушая ее. -- А хочешь, поедем в другую самую шикарную гостиницу... Я осыплю тебя цветами, мы распустим твои волосы. А потом до рассвета будем кататься по Москве, ведь я знаю, как ты любишь Москву... Она была измучена этой новой неожиданно свалившейся на нее психологической нагрузкой и чувствовала, что и тело и душа отвергают ее полностью. -- Вадим, я тебя умоляю. Если ты действительно относишься ко мне так, как говоришь, прошу тебя об одном: оставь меня, -- произнесла она, не вняв ни одному его столь взволнованному и значимому для него слову. -- Мне сейчас плохо, очень плохо и в этом "плохо" ничему тому, о чем ты говоришь, нет места. -- Тебе плохо? -- продолжал он осыпать ее поцелуями еще более страстно. -- Разве может, разве имеет право быть тебе плохо. Что, что у тебя плохо? Инга, я умоляю. Позволь мне сделать чтонибудь для тебя. -- Вадик, -- сказала она тихо, совершенно ослабев, -- единственное, что мне сейчас нужно, -- побыть одной. Я говорю тебе серьезно, как другу. Если ты не поймешь меня и не уйдешь, ты станешь мне неприятен не только как мужчина, но и как человек. Вадим мгновенно выпрямился, выпустил ее из своих объятий и растерянно смотрел ей в глаза. Затем, не сказав ни слова, стремительно вышел. Инга Сергеевна быстро заперла дверь. Не раздевшись, не смыв тушь с ресниц, не расчесав волосы и не выполнив всех косметических процедур, неукоснительно ею соблюдаемых каждый вечер, она свалилась в постель. Часы показывали половину четвертого. Она завела дорожный будильник на семь часов и тут же погрузилась в тяжелый глубокий сон.
x x x
Раним утром, когда Москва только пробуждалась, Инга Сергеевна села в заранее заказанное такси и отправилась в Шереметьево встречать мужа. Как только машина двинулась с места, красота и покой утреннего города, окутанного не сдающейся осени пышной листвой, охватила ее волнением, воспоминания вчерашнего вечера нахлынули на нее. Чтоб отвлечься, она завязала ничего не значащую болтовню с таксистом о Москве и ее проблемах. Словоохотливый таксист говорил о противоречиях и трудностях столичной жизни, о неясности линии Гавриила Попова, о тупости мер, связанных с введением визиток, которые стали предметом спекуляции, ничего не решая в обеспечении столицы товарами и продуктами. С подчеркнутой тревогой сказал о росте преступности, об увеличивающемся количестве оружия в частных руках в связи с доступностю приобретения его на рынке и кражами с военных складов. Он позволял себе категорично и нелицеприятно отзываться о "Мишке с Раиской" (так называя Горбачева и его жену), о популизме не вызывающего у него доверия Ельцина. Излагая свое неверие в успех перестройки и настаивая на ее ненужности, он категорически отрицал необходимость рынка, доказывая, что "базаров у нас и так полно в каждом городе и деревне, а полки пусты, а то, чем заполнены, не купить Из-за дороговизны". Брежневские времена представлялись ему как эталон благоденствия и ясности, когда каждый знал, на что может расcчитывать.
За разговорами время пролетело быстро, и вскоре они остановились у стеклянной двери Шереметьево2.
Самолет прибыл с опозданием и, поскольку до вылета в Новосибирск у Александра Дмитриевича оставалось немного времени, они решили не заезжать в гостиницу, а после завтрака прямо в аэропорту сразу же поехать на такси в аэропорт Домодедово, откуда был рейс в Новосибирск.
Вкратце ответив на вопросы мужа о ее защите диссертации, Инга Сергеевна подробно рассказала о ситуации, складывающейся у дочери. -- Я предполагал, -- сказал он задумчиво, -- и в то же время не предполагал такой поворот дел. Предпола гал, потому что это и есть естественное и обычное поведение командноадминистративной системы. Не предполагал, потому что ситуация все же существенно меняется. В конце концов, директор института -- не есть еще государственная власть. Он только ее неумный, ограниченный, отсталый представитель. Мы ничего незаконного не делаем, значит, победим. x x x
Инга Сергеевна сидела одна в номере гостиницы и, не желая ни с кем общаться, включила телевизор. Экран явил лицо ведущего одной из ее любимых передач -- "Кинопанорамы" -- Виктора Мережко, который в ее представлении навсегда слился с образом одного из героев фильма "Прости" по его же сценарию и которого он сыграл в партнерстве с Алисой Фрейндлих и Натальей Андрейченко. И, видя в нем (каковым был герой) утонченного, деликатного, интеллигентного человека, рыцаря в современном понимании, она слушала выступления Мережко на телевидении всегда с удовольствием, даже в случаях несогласия с тем, что он говорит. В последнее время, когда отъезды представителей творческой интеллигенции стали волнующей всех и весьма ощутимой реальностью, Мережко, приглашая того или иного гостя в "Кинопанораму", часто задавал вопрос примерно в такой форме: "Вот сейчас такое время, многие уезжают. Я лично не разделяю, а вы (или ты), как к этому относитесь?"
На сей раз он вел беседу с популярным тележурналистом Владимиром Познером. Увидя их на экране, Инга Сергеевна даже воспряла духом, ибо встреча с этими людьми всегда сулила что-то интересное, нестандартное. Да и красавцы оба, элегантны, с особым шармом в манере обращения к зрителю. А первые телемосты Познера с популярным американским телеведущим Филлом Донахью навсегда остались в памяти как символы перемен, гласности, свободы в стране. Сейчас в "Кинопанораме" Познер, являя жестами, оттенками приятного голоса свое "суперстаровское" положение, размышлял на тему эмиграции. По мере включения сознания в суть говорившегося на экране, Инга Сергеевна стала ощущать все большее раздражение и протест в связи с ироничными ремарками Познера в адрес уехавшей и уезжающей интеллигенции. Она смотрела с волнением на экран, и постепенно в ней нарастало разочарование полюбившимися ведущими. Что знают они, эти столичные звезды, о судьбах интеллигенции, живущей за пределами Москвы? Что знают они об образе жизни интеллигенции в провинции? Знают ли они, что такое жизнь в провинции, где тотальное запаздывание всех новшеств общественной жизни, оголтелый консерватизм и бюрократизм местных чиновников, следствием которого является нищета всех сфер жизни -материальной и духовной. Отдаленность от центра при дороговизне транспорта (относительно зарплаты), абсолютная невозможность поселиться в гостинице в крупном городе, тем более в столице, без брони создает атмосферу замкнутости, непричастности ко всему происходящему в столице и так дразняще демонстрируемому телевидением.
