Стекла звенели от крика. За окном щебетали птицы, как будто бушующая зелень не справлялась с созданием романтической атмосферы, свежайший ветерок колыхал легкие занавески, откуда-то снизу раздавались смех и песни. Весь мир жил единой жизнью, сливая разнородные элементы в идеальную субстанцию, и вот только звенящие от крика стекла портили общую картину.

Пришлось вздохнуть и посмотреть на отца. Иначе он, если решит, что я не слушаю, станет орать еще громче. Он может.

– Тиалла! Я говорю совершенно серьезно!

– Знаю, пап, – успела вставить, пока он переводил дыхание. – Прости.

– Прости? – теперь к красноте его лица добавились багровые полосы. – Я тебя очень люблю!

Последнее было сказано таким тоном, что меня немного откинуло назад. Да нет, папа меня действительно любит, в этом сомнений нет. Но иногда любит вот так громко, что даже песни где-то внизу стихают, птицы умолкают и спешно собираются на переселение, и даже свежайший ветерок меняет направление. На всякий случай.

– Я тоже тебя люблю, пап. Прости.

– Прости?! – он взревел еще громче: – Моя дочь! Дочь благородного дома! И… – он все пытался подобрать правильное слово, но не подобрал: – Шлюха?!

Я закусила губу и снова уставилась на легкие занавески. Папа, конечно, перегибал. В легкомыслии меня обвинить невозможно, но… Но да, я допустила определенную неловкость с сыном садовника и позволила ему подержать меня за руку. Мы с ним с самого детства знакомы! Мы с ним друзья не разлей вода! Ну, в смысле, как господская дочка и никто вообще могут быть друзьями. Я ему по утрам: «Розы полей», а он мне в ответ: «Как прикажете, госпожа». Собственно, это и была вся наша дружба. А тут как-то слово за слово, к ручью вместе подошли – красотой полюбоваться. И пока я беспечно любовалась, он мною налюбоваться успел и за руку зачем-то взял. Руку я не отняла, потому что мне это очень понравилось. Он так дрожал от волнения, что я просто почувствовала себя другим человеком – той, от которой вот так дрожать можно. Мне не сам он нравился, а эта его дрожь. Ну и до того, как успело произойти что-то действительно занимательное, наша недовлюбленная парочка была зверски застукана. Сын садовника оплеуху от отца получил, но с него спрос маленький – это не он тут чадо благородных кровей и продукт светского воспитания. А я. Мне и выслушивать теперь часами о собственном моральном облике.

А отец все расходился и никак не собирался успокаиваться:

– Ты совсем от рук отбилась! Это от безделья! Мне тебя еще замуж выдавать! И что, лорд какой-нибудь возьмет тебя после того, как вся прислуга тобой попользовалась?!

Он сильно преувеличивал, это был первый и единственный эпизод, за который меня можно было упрекнуть. Но от безделья я на самом деле уже немного сходила с ума. Так а чем заниматься третьему ребенку богатой семьи, да еще и девочке? Все мои обязанности заключались в том, чтобы хорошо выглядеть и уметь демонстрировать свои таланты в музицировании в редкие визиты гостей. Так не ровен час я в самом деле от тоски и на садовников, и на поваров заглядываться начну. Или сбегу с бродячими кессарийцами, как с шести лет мечтала.

Замужества я ждала как избавления от вечной скуки – мне казалось, что любая смена обстановки лучше безбрежного уныния. Но проблема была в том, что отец успел пристроить только старшую дочь, средняя оставалась на выданье. И чтобы не сбивать прицел у благородных женихов, в свет меня лишний раз старался не выводить. Я понимала ситуацию и не спорила. Но не могла не думать о том, что если мне придется ждать, пока ждать Миреллу, которая на пару лет старше, а потом уже дойдет моя очередь, то мне свадьба светит в уже очень преклонных годах. Мирелла отличалась мягким и скромным характером, безупречными манерами и спокойной мудростью, но вот в вопросе внешности природа к ней столь же милостива бы не была. А мужчинам, как выяснилось, совершенно неважен характер, если талия недостаточно тонка или нос неизящен. Мне, с моей фигурой, зелеными глазами и светлыми густыми волосами, в панику впадать было рано. Отец сможет выдать меня замуж и через пять лет, а в восемнадцать об этом думать рановато. Так папа повторял часто, но скука от повторений ничуть не уменьшалась.

Он отвлек меня от мыслей очередной звуковой волной:

– Как ты вообще до такого докатилась?! Когда?! Разве ты не знаешь, что лучшее достоинство женщины – невинность тела и души?

Я ответила монотонно, чтобы он ни в коем случае не посчитал меня бунтаркой, а то разгорячится на десятый заход:

– Пап, он просто подержал меня за руку. Невинность тела и души остались нетронутыми, я уверена.

– Это потому, что я вовремя вмешался! И мне теперь на старости лет придется привыкать к мысли, что моя дочь – блудница? Распутница?! Как будто не в ее жилах течет благородная кровь!

Я вздохнула и опустила глаза в пол. Надо просто дать любимому папочке возможность прокричаться, а не спорить. Уже назавтра он поймет, что перегнул палку, и станет извиняться за резкость. Наверняка купит мне новое платье или дорогое украшение, которые все равно некуда надевать еще несколько лет.

Он кричал довольно долго, но, уловив в моем лице полную покорность, наконец-то соизволил успокоиться. Я даже не сразу расслышала, когда он сменил тон, поскольку уши успели привыкнуть к другой громкости:

– Тиалла, я очень тебя люблю. Но не могу позволить тебе катиться по наклонной. С другой стороны, я прекрасно понимаю, что в поместье тебе становится несколько тоскливо.

Ну вот, теперь стало интересно. Потому я посмотрела на него в надежде, что он пригласит меня составить ему компанию в следующий визит в столицу. Но оказалось, что речь шла вовсе не о приятных предложениях:

– Тиалла, я решил отправить тебя учиться в Верховную академию магии.

Я не могла поверить в услышанное:

– Ту, что в Кингаррском графстве?

– А у нас много Верховных академий магий? – он вновь повысил голос, но на этот раз попытался успокоиться и добавил примирительно: – Это лучшее учебное заведение в стране, если не в мире!

Кингаррское графство от столицы находилось еще дальше Гензарийского герцогства! То есть меня собрались выслать из глуши в еще большую глушь! Вот уж радость-то…

– Пап, но туда принимают только магов, – осторожно начала я.

– Так твоя бабка была феей! – не растерялся он.

– Но ее магия никак во мне не проявилась!

– Так это потому, что никто не занимался, – теперь он уже улыбался. – Дочка, академии магии для того и существуют, чтобы учить магов.

До сих пор я была абсолютно спокойна – уже привыкла к взрывам отца. Но сейчас начала всерьез нервничать:

– А разве фейской магии обучают? Напомни, где училась моя бабушка?

Он развел руками.

– Вот только этого не надо, нормально же разговаривали! Вот и пусть учат, не зазря же они жалованье получают!

До сих пор казалось, что мне это снится:

– Пап, ты знаешь, как называют эту академию в народе? «Академия нечисти»! Потому что там учатся кто угодно – демоны, оборотни, вампиры, говорят, даже призраки! Я там буду единственным представителем рода человеческого?

Отец задумался.

– Преувеличиваешь. Там и колдуны учатся. Колдуны же больше люди, чем демоны?

– Понятия не имею!

– Тогда будем считать их людьми, – он словно бы уже все решил и сделал шаг ко мне – то ли чтобы обнять, то ли связать во избежание истерического побега.

– Пап! – я отступила на шаг. – Пусть даже они люди, но у них сильные магические способности! И что я буду среди них делать?

– Зато голову свою займешь чем-то полезным! – отрезал отец. – И вдруг в тебе откроются таланты, как у бабки? Махнешь рукой – и нате, сад с розами. Тогда я и садовников всех повыгоняю, бесовское их отродье… – он снова начал вспоминать произошедшее.