— А по-моему, Мариша, это хорошо. Пусть в штатах будут вакансии. Найдутся люди на месте. Я советовал бы тебе местных товарищей пригласить в экспедицию.

— Артём посоветует. Всё-таки секретарю райкома виднее, — сказала Марина.

— Конечно, людей он знает, — согласился Максим и, подумав, добавил: — А некоторых товарищей я порекомендую. Присмотрись.

Марина вопросительно взглянула на него, явно недоумевая, откуда Максим знает людей, живущих в далёком Улуюлье.

— Я же ездил туда по заданию обкома. Разве забыла? — сказал он, заметив удивление сестры.

— Да, да! — оживилась Марина. — Из головы вон.

— Первым делом, Мариша, познакомься с лесообъездчиком Чернышёвым. Помнишь, я тебе о нём рассказывал?

— Это который называет кедр плодовым деревом?

— Вот-вот! Если он с экспедицией поехать не сможет, ты всё-таки повидай его. Мысли и наблюдения у него интересные.

— Знаю. По кедру он выдвигает ряд верных положений.

— Потом в Мареевке… — продолжал Максим, но Марина его перебила:

— Подожди, я запишу. — Она открыла свою большую белую сумку, вынула записную книжку и ручку с золочёным пером.

В Мареевке живут несколько самобытных людей. Попробуй вовлечь в свою экспедицию Лисицыных: отца и дочь.

— Ты знаешь, Мариша, у этого охотника Лисицына есть дочь Уля. Ах, какая яркая девушка! — вступила в разговор Анастасия Фёдоровна.

— Хорошая девушка! Она нам с Настенькой пела, и так славно, задушевно — за сердце берёт, — глядя на жену, сказал Максим.

— Она талантливо поёт. Я обязательно привезу её в город, — откликнулась Анастасия Фёдоровна.

— Этих людей ты непременно найди. Сам Лисицын — большой знаток Улуюлья. Потом там, в Мареевке, есть колхозник Дегов Мирон Степанович. Знатный льновод района. Старик понимает в сельском хозяйстве и имеет ценные наблюдения по климату.

— Это всё очень для меня важно, Максим, — заметила Марина, не переставая писать.

— Ну конечно же, не забудь также и учителя Краюхина.

— Уж его вернее назвать сотрудником нашего института в отставке, — чуть улыбнулась Марина и, помолчав, добавила: — На Краюхина я во многом рассчитываю. Правда, в экспедицию его не возьмёшь. Этого не перенёс бы профессор Великанов.

— По-моему, Мариша, если делу на пользу, то самолюбие можно не щадить.

Пока Марина и Максим разговаривали, Анастасия Фёдоровна освободила стол.

— Вы разговаривайте, а я пойду обед подогрею, — сказала она.

— Может быть, тебе помочь, Настенька? — поднялась Марина.

— Сиди, Мариша, сиди, пожалуйста, я всё сделаю сама, — удержала её Анастасия Фёдоровна и ушла на кухню.

Максим проводил жену глазами и, понизив голос, произнёс:

— Мариша, в заговор хочу с тобой вступить. — Он серьёзно посмотрел на неё спокойными серыми глазами, и она поняла, что брат не шутит.

— В заговор?.. — На лице её появилось выражение растерянности.

Максим уловил это движение её души и улыбнулся:

— Ничего, Мариша, страшного. Я хочу предложить в твою экспедицию ещё одного сотрудника.

— Кого, Максим? — с облегчением спросила Марина.

— Настю мою.

Марина знала, что Максим любит жену, что живут они дружно, но эта фраза: «Настю мою», сказанная тихим голосом, передала ей его большую тревогу. «Ну, продолжай, продолжай, я всё, всё пойму», — мысленно торопила она брата.

— Настя мечется, Мариша.

— Она же весёлая.

— На перевале она, Мариша. — Он помолчал, подбирая слова. — Знаешь, как бывает, когда поднимаешься в гору и ты — на полдороге. Всё время идёшь и думаешь: а что, не вернуться ли? Откроется ли с вершины что-нибудь новое? Стоит ли идти? И вдруг кто-то крикнет: «А ну, живее! Скоро вершина!» Откуда и силы возьмутся: идёшь, идёшь — и усталости нет.

— Я не заметила у неё усталости, — возразила Марина.

— Усталости нет, но дружеская поддержка ей всё-таки нужна. Ты же знаешь, какая она. Только забот о семье, только работы Настеньке мало. Вспомни, сколько у неё было всяких дел. Весной она вернулась из поездки по Улуюлью — и я не узнал её: кончились разговоры о возрасте, она жила мыслями об открытии курорта на Синем озере. Я чувствовал: Настенька нашла в этом для себя большую цель. Но, видишь ли, там в облздраве, расценили её поездку в тайгу как самовольную отлучку. Её это очень задело, и она не то что оставила свои стремления, а как-то затаила их в себе.

— Да разве это единственный случай?! Сколько ещё у нас формалистов! Надо в душу человека глядеть, а им бумага всё загораживает, — проговорила Марина, думая о судьбе Краюхина.

— Ты возьми её, Мариша, с собой, возьми сверх всяких штатов. Уговори, если она начнёт вспоминать обиду на облздрав.

— А они отпустят её?

— Тут одно новое обстоятельство может помочь: обкому профсоюза ассигнованы центром средства на строительство дома отдыха для рабочих лесной промышленности. Профсоюз просит при выборе площади учесть перспективы развития лесной промышленности. Исполком поручил здравотделу срочно внести свои соображения о месте строительства.

— Да, но могут послать кого-нибудь другого, — обеспокоенно сказала Марина.

— Могут, конечно. Но если она сама захочет, пошлют её. Она знает Улуюлье, прежде ей приходилось вести такую работу.

— А я-то как рада, Максим! Мне с ней легче будет. Боюсь я за себя. Какой из меня организатор?

— Дело нелёгкое, но ведь ты не одна. Побольше опирайся на людей. И не пренебрегай советами практиков. У них иногда недостаёт знаний, зато есть верное понимание смысла дела, чего часто не хватает людям с учёными степенями.

— Учту, Максим твои советы, спасибо! Ну, а у тебя-то что слышно?

— Собираюсь в Москву. Назрело немало мыслей, сомнений, предложений и претензий к министерствам и главкам. Для меня Москва, знаешь, что? Я всегда возвращаюсь оттуда с такой зарядкой энергии, что мне ничего не страшно, никакие трудности не пугают!

— А ребятишки в лагере? — спросила Марина.

— На два месяца. Если Настенька уедет, одной Петровне домовничать придётся.

Вошла Анастасия Фёдоровна со стопкой тарелок в руках.

— Как твои сердечные дела, Мариша? — меняя разговор, лукаво спросил Максим.