После того как Марина поздоровалась с Водомеровым, она направилась к Захару Николаевичу, который стремительной, лёгкой походкой худощавого человека, не обременённого лишним весом, торопился к ней навстречу. Великанову было уже за шестьдесят; сухое, костистое лицо его и длинная шея были в морщинах, рыжеватые баки, победоносно торчавшие на щеках, подёрнулись сединой, но в его сухощавой фигуре, в светло-коричневом костюме, в поблёскивавшем пенсне было что-то молодое и задорное.

Не доходя до Марины двух-трёх шагов, профессор Великанов остановился, склонился в поклоне и протянул руку. Всё это он проделал изящно, и в каждом его движении чувствовалось, что хотя он и полон уважения к Марине, но при всём этом он, профессор, тут всему делу голова и ей, пока лишь кандидату наук, об этом забывать не следует.

— Как здоровье, как самочувствие, Марина Матвеевна? — щуря под стёклами пенсне свои чуть выпуклые глаза, осведомился Великанов таким тоном, в котором должностное внимание к младшему по чину и просто человеческий интерес были в равных дозах.

— Прошу, Марина Матвеевна, присаживаться, — в свою очередь, произнёс Водомеров.

— Благодарю вас, Захар Николаевич, благодарю, Илья Петрович, — проходя к огромному директорскому столу, сказала Марина, испытывая неловкость от преувеличенного внимания к себе со стороны руководителей института. «Эх, Соня, Соня, зачем же она поспешила рассказать обо всём отцу?» — с сожалением подумала Марина. Стараясь опередить и директора и профессора и взять инициативу разговора в свои руки, чтобы они не стали сразу задавать вопросы о происшедшем, Марина заговорила первой:

— Я пришла, Илья Петрович, к вам и к Захару Николаевичу по неотложному делу: сроки для посылки комплексной экспедиции в Улуюлье истекают, а её научный руководитель всё ещё не назначен.

Водомеров и Великанов переглянулись, и Марина поняла, что они ждали от неё каких-то других слов.

— А каковы ваши предложения, Марина Матвеевна? — баском спросил Великанов.

— Вам известно об этих предложениях, Захар Николаевич.

— Но вы же знаете, Марина Матвеевна, мою точку зрения, — сказал Великанов, и по раздражительности, которая прорвалась в его голосе, можно было понять, каких слов не договорил профессор: «Знаете и всё-таки настаиваете на своём».

— А что за предложения? — Водомеров взглянул на Великанова, а затем перевёл взгляд на Марину.

— Я уже вам как-то говорил, Илья Петрович, что Марина Матвеевна просит назначить руководителем экспедиции её, — сказал профессор, круто обрубив фразу на слове «её».

Директор побарабанил толстыми короткими пальцами по столу и произнёс, с опаской взглянув на Великанова:

— А может быть, в этом есть смысл, Захар Николаевич? Скоро на пленуме обкома будет слушаться отчёт Притаёжного райкома. Я заранее убеждён, что нас будут критиковать за невнимание к лесному хозяйству Улуюлья. Надо нам обязательно отправить экспедицию до пленума. Это будет большой козырь в наших руках.

«Какой ведомственный подход», — подумала Марина, но ничего не сказала, надеясь, что директор поможет переубедить Великанова.

— Критика критикой, Илья Петрович, — раздражаясь, заговорил Великанов, — но оставлять важнейший сектор института без руководителя, извините, я не могу.

— Всего лишь на три месяца, максимум — на пять, и с пользой для сектора, — попыталась убедить его Марина.

Великанов замахал рукой, затряс баками, и Водомеров, видя, что профессор не отступит от своего мнения, сказал:

— В ближайшие два дня, Марина Матвеевна, мы непременно решим этот вопрос. Экспедицию, Захар Николаевич, — он посмотрел на профессора, — не следует задерживать. Я дам сегодня команду, чтобы часть имущества и кое-кого из сотрудников отправить в Притаёжное с ближайшим пароходом.

— Я полагаю, что это вполне целесообразно. На крайний случай руководитель может вылететь самолётом и даже опередить экспедицию, — сказал Великанов.

Наступило молчание.

Теперь нужно было приступить к тому, что Марина считала не менее неотложным: к делу Григория. Но вдруг в эту решающую минуту она почувствовала, что все слова, которые она приготовила, чтобы начать разговор о нём, вылетели у неё из памяти.

— У меня ещё есть один вопрос, Илья Петрович, — наконец начала Марина, краснея. — Может быть, этот вопрос покажется вам и Захару Николаевичу очень личным, но всё-таки… Я хотела бы…

Каждое слово Марина произносила со страшным напряжением. Она не знала, как говорить дальше. И вдруг Водомеров пришёл ей на помощь:

— Я уже в курсе этого события, Марина Матвеевна. И Захар Николаевич тоже.

Марина посмотрела на директора, и взгляд её спрашивал: «Откуда вы знаете? Кто мог рассказать вам о том, что происходит у меня в душе?»

— Мной получено заявление от товарища Бенедиктина, — внушительно сказал Водомеров, и в глазах его промелькнула усмешка превосходства: уж не такой, мол, Марина Матвеевна, у вас директор растяпа, чтоб не знать, как живут его подчинённые.

— Заявление? О чём же он заявляет? — с изумлением спросила Марина.

— Прочтите. — Водомеров раскрыл папку и подал Марине лист бумаги, исписанный крупным почерком Григория.

«Директору института И.П. Водомерову

Заместителю директора по научной части профессору З.Н. Великанову

Дорогой Илья Петрович!

Дорогой Захар Николаевич!

Зная, как вы загружены ответственной работой по руководству сложным и многообразным хозяйством института, тем не менее я вынужден жизненными обстоятельствами отрывать вас от непосредственной государственной работы и просить вашего внимания к моей скромной особе.

Как вам известно, в последнем выпуске «Учёных записок» опубликованы фрагменты из моей многолетней работы. Частично эта работа, особенно в последнее время, готовилась параллельно с докторской диссертацией кандидата наук М.М. Строговой. Будучи мужем и женой, и к тому же не один год, мы часто беседовали на темы, связанные с нашими научными исследованиями. Так как наши специальности в некоторых плоскостях смыкаются, то эти беседы были особенно плодотворными. Я должен признать, что М.М. Строгова как ботаник и большой знаток своего дела во многом помогла мне, так или иначе натолкнув на некоторые важные мысли. Думается, что и мои высказывания не были для неё бесполезными.