Рослов . Были другие предложения, Илья Петрович. Я не понимаю, почему вы игнорируете их?

Водомеров . Прошу сформулировать.

Рослов . Проект характеристики отвергнуть, как неудовлетворительный, и поручить комиссии переработать его.

Великанов . Это предложение неприемлемо. Я ответственно заявляю, что материалы об Улуюльском крае, которыми располагает институт в данное время, исчерпаны в проекте характеристики целиком и полностью.

Строгова . У меня есть новое предложение: направить областному комитету партии стенограмму сегодняшнего заседания. Нам нечего скрывать от обкома, пусть там знают наши слабости.

Голоса . Правильно! Разумное предложение.

Рослов . Ввиду заявления профессора Великанова об ограниченности материалов в институте по Улуюлью и его категорического заявления о невозможности переработать характеристику я поддерживаю предложение Марины Матвеевны Строговой и своё первое предложение снимаю.

Водомеров . Товарищи, это предложение мне кажется крайне несолидным. В обкоме люди заняты большой и ответственной работой, у них нет времени копаться в наших стенограммах. Они ждут от нас краткую характеристику.

Рослов . Что же делать, если характеристика не получается?

Бенедиктин . Послать то, что разработано комиссией профессора Великанова.

Голоса . Голосуйте, Илья Петрович! Пожалуйста, голосуйте!

Водомеров . Поступили предложения голосовать. Я ставлю на голосование. Кто за то, чтобы принять проект краткой характеристики Улуюльского края, предложенный профессором Великановым, прошу поднять руки. Мало. Кто за то, чтобы вместо характеристики направить в обком партии стенограмму настоящего заседания? Большинство.

Бенедиктин . Позорный случай!

Водомеров объявляет заседание учёного совета законченным».

Максим дочитал стенограмму до конца, откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и несколько минут сидел в раздумье.

Потом он перелистал стенограмму и, найдя реплику профессора Рослова: «Запрос обкома — это предвестник новых событий», красным карандашом подчеркнул её. Да, в этих словах учёного заключалась большая правда.

Занятый мыслями, навеянными чтением стенограммы, Максим не спеша сложил бумаги в стол, запер его и посмотрел в окно.

Рассветало. Небо из тёмно-синего стало светло-голубым. Солнца ещё не было видно, но по огненно-розовым пятнам, застлавшим восток, угадывалось, что наступающий день будет солнечным.

Прошло несколько дней. По субботам Максим разрешал себе возвращаться домой раньше обычного. Так было и сегодня. Он позвонил в гараж, вызвал машину и вскоре вошёл в один из подъездов длинного четырёхэтажного дома.

Привыкнув ходить здесь глубокой ночью и беречь покой жильцов, Максим поднимался по ступенькам с большой осторожностью. Остановившись возле двери, обитой коричневой клеёнкой, он вытащил из кармана связку ключей, нанизанную на металлическое колечко, и с той же осторожностью отомкнул замок.

Едва открыв тяжёлую дверь, он услышал плавную, грустную мелодию «Осенней песни» Чайковского. «Кто же это играет? — подумал Максим. — Может быть, Ольга?» Но у дочки не было ещё такого умения. «Скорее всего, пришла Марина», — решил он.

Максим повесил на вешалку пыльник и на носках прошёл по коридору. Заглянув в полуоткрытую дверь гостиной, он увидел жену. Анастасия Фёдоровна сидела за роялем, и пальцы её бегали по клавишам. Удивлённый Максим замер. Он хорошо знал вкусы жены. Она любила музыку буйную, жизнерадостную, весёлую. «Осенняя песня»… Это неспроста», — отметил он про себя.

Анастасия Фёдоровна сидела вполоборота и не заметила его. Волосы её, заплетённые в толстые косы, были собраны «по-домашнему» на макушке и обнажали полную высокую шею. Она сидела, чуть откинув голову, задумчивая и грустная. Комнату заливал сильный электрический свет, смягчённый голубым абажуром.

«Вот какая родная», — подумал Максим, испытывая внезапный прилив нежности к жене. Он постоял ещё с минутку и вошёл в гостиную.

— Как ты тихо! — воскликнула Анастасия Фёдоровна, не отрывая рук от рояля.

— Как обычно. А ты увлеклась и ничего не слышишь, — присматриваясь к жене, сказал Максим.

Анастасия Фёдоровна ещё раз пробежала пальцами по клавишам, закрыла рояль и поднялась с круглого вертящегося стула.

— Ребятишки спят? — спросил Максим.

— Тебя ждали. Еле уложила.

— Я пойду к ним.

— Пойди.

Максим скрылся в соседней комнате. В тот же миг оттуда послышался визг ребят.

Максим вернулся через несколько минут. В гостиной было темно. Анастасия Фёдоровна гремела посудой в столовой.

— Ну, что они? — спросила Анастасия Фёдоровна.

— Обрадовались! Ольга зовёт к себе, а Серёжка к себе тянет… — Максим улыбнулся, приглаживая волосы, взъерошенные детьми.

— Что будем пить, кофе или чай?

— Поставь, Настенька, и кофе и чай.

Анастасия Фёдоровна принесла из кухни узкий продолговатый кофейник и круглый пузатый чайник. Из буфета достала хлеб, сахар, колбасу. Максим посмотрел на жену, ждал, когда она заговорит. Анастасия Фёдоровна прятала глаза, бесцельно передвигала чашки и тарелки.

— Ты сегодня чем-то расстроена, Настенька? Что случилось? — спросил Максим.

Анастасия Фёдоровна пристально посмотрела на него, усмехнулась одними губами.

— Как ты угадал?

— Да вот угадал. Значит, правда?

— Правда. — Анастасия Фёдоровна села напротив Максима. — У меня неприятности. И знаешь в связи с чем?

— Догадываюсь. Пришлась кому-нибудь не по нраву твоя поездка в Улуюльскую тайгу.

— Откуда ты знаешь? Видел Марину?

— Нет, Марину не видел.

— Кто же тебе сказал?

— Никто мне не говорил, но так мне представилось.

— Утром мне вручили приказ. Заведующий облздравотделом объявил мне выговор за самовольную поездку на Синее озеро.

— Ну, а что же, по головке тебя гладить за такие штуки? — усмехнулся Максим.

— А ты думаешь, он поступил правильно?

— А ты как думаешь?

— Я думаю так: когда курорт на Синем озере построят, нашему заведующему будет стыдно за свой приказ. А приказ этот всё-таки вспомнят!