— Сгусток желаний? Каких желаний, Алёша? — Софья обеспокоенно смотрела на него.
— Точнее сказать, одно желание захватило моё сердце. Ты о нём знаешь…
— Улуюлье?
Краюхин кивнул.
— Ты одержимый, Алёшка! Такие, как ты, никогда не живут спокойно, они всё куда-то идут и идут, лохматые, нечёсаные, упорные и в своём упорстве не щадящие ни себя, ни других…
— Возможно, ты и права, Соня. Я не умею смотреть на себя со стороны.
— А жаль!
— Конечно, жаль! Я вполне допускаю, что выгляжу страшилищем.
— И всё-таки я тебя люблю, люблю, чучело моё таёжное!
Краюхин засмеялся весело и заразительно, а Софья обняла его коричневую от загара шею и крепко поцеловала в губы.
— Хорошо с тобой, Соня! — Он ответил ей таким же крепким поцелуем. — А теперь пойдём, Соня, к лодке. Пора ехать.
— Но почему так скоро, Алёша? Побудем ещё минутку одни. — Софья обиженно и просяще посмотрела ему в глаза.
— Ах, Соня, Соня… — Алексей покорно сел на песок. Софья опустилась рядом.
Обнявшись, они посидели недолго, и Краюхин снова стал торопить:
— И всё-таки, Соня, пора идти.
— Ну, пойдём, если уж тебе не терпится.
— В самом деле не терпится. Интересно, что ты скажешь о ямах.
— А вдруг, Алёша, я не смогу разгадать их?
— Ну что ж, привезём кого-нибудь из профессоров.
Лодка, разрезая продолговатым носом быстрое течение реки, двинулась дальше. Софья сидела напротив Краюхина, наблюдая, как он широким веслом поддевает глыбы воды и сильным толчком подаёт лодку вперёд.
На стан к Тунгусскому холму они приплыли в сумерки. Сумерки — самое невыгодное время в тайге. Всё многоцветье природы исчезает в этот час. Тьма, смешавшись с туманом, скрывает очертания берегов и лишает их обычной выразительности. Отдельные деревья и складки земли, придающие местности неповторимость, расплываются, становятся бесформенными.
— Вот это место, Соня, самое прелестное по побережью Таёжной, — сказал Краюхин, когда лодка ткнулась носом в берег.
Софья берёзовым веничком ожесточённо отбивалась от комаров, которые, казалось, кусали только её, и в ответ равнодушно протянула что-то неопределённое.
— Ну, ничего. Вот дождёмся утра, и тогда заговоришь по-другому, — задетый её равнодушием, сказал Краюхин.
От палаток, возле которых приветливо светился костёр, шёл человек. В сумраке он показался Софье огромного роста.
— Кто это прибыл? Кого бог послал? — послышался густой певучий голос.
— Здравствуйте, Марей Гордеич! Ну, как вы тут живёте-можете? — спросил Краюхин.
— О, да это Алексей Корнеич? Здравствуй, Алёша, здравствуй, родной! Давно тебя поджидаем. Миша сегодня на Синее озеро умчался, проведать Улю с докторшей! И всё о тебе толковал. А ты — вот он, сам припожаловал! А ещё кто с тобой, Алёша?
— Нас тут целая артель, Марей Гордеич. Вот Софья Захаровна — специалист из Высокоярска, а это изыскатели, из Мареевки. Будем работать по поискам металлов.
— Знать, добился своего! Ай, молодчина, Алёша! Михаил Семёныч всё утро нынче тебя хвалил. «Вот, говорит, Марей Гордеич, попомни моё слово, а он добьётся своего».
— Люди добились, Марей Гордеич!
— Люди, они чуют, на чьей стороне правда. Ну, проходите, проходите к огню! Сейчас чаевать будем.
Марей взял из рук Софьи её чемодан. Она попыталась остановить его:
— Не беспокойтесь. Я сама донесу.
— А вы бегите скорее к костру. Как дымком хватит, комар сразу отстанет. Дождь, видать, ночью будет, к дождю комар свирепеет.
— В самом деле, Соня, иди: с грузом без тебя справимся. И вы, Марей Гордеич, идите.
Марей и Софья пошли на стан. Краюхин принялся помогать рабочим разгружать лодку.
Только у костра Софья по-настоящему рассмотрела Марея. Она много слышала о нём от Краюхина и готова была встретить человека удивительного и необыкновенного. И её ожидания оправдались. Старик был прост, но эта простота захватывала с первой минуты. Он делал и говорил самое обычное, а всё получалось как-то величественно.
— На минутку встаньте сюда. — Марей осторожно взял Софью под руку и вместе с ней спокойно шагнул в поток густого дыма. Потом он так же спокойно объяснил: — Теперь комар вас обходить будет. Дымком вас обдало. А через полчасика он и вовсе до рассвета уляжется. Чуете, свежинкой от реки потянуло?
— Да, да, посвежело, — сказала Софья.
— Вы тут присядьте, — Марей показал Софье на круглый чурбак, — а я тем часом чайники навешу.
Старик из ведра наполнил водой один чайник, потом другой, поменьше, и повесил их над костром. И опять Софья залюбовалась, глядя на то, как он все это делал: неторопливо, точно, без единого лишнего движения.
— Ну вот, теперь и поговорить можно. — Марей сел напротив Софьи.
— Быстро вы с чайниками управились, — сказала она, желая хоть как-нибудь выразить своё отношение к старику.
— Нехитрое дело! За мои годы этому-то можно научиться. — Он добродушно засмеялся, и Софья почувствовала, что старик не принял её похвал. — Ну, а вы, голубушка, не запомнил, как вас звать-величать, бывали в наших краях или в первый раз? — разглаживая ладонью бороду, спросил Марей.
— Впервые, Марей Гордеич.
— Вон оно как! А вы по какой части образованны: по лесам или, как Алёша, по земным богатствам?
Софья помолчала, затрудняясь с ответом. Ей казалось, что старику надо объяснить всё как можно проще, иначе он не поймёт. Но едва Софья начала говорить об археологии, как старик прервал её:
— Да не поясняйте, голубушка. Приходилось мне работать на Дальнем Востоке на таких раскопках. Один учёный приезжал, северные народы изучал. Вскрывали мы их древние поселения и захоронения. Был этот учёный предоволен!
— Зовите меня, Марей Гордеич, Соней, — сказала Софья, радуясь тому, что старик оказался сведущим в её специальности.
— О нет! Не могу так звать, голубушка. Беспременно скажите своё имя-отчество.
— Почему же, Марей Гордеич? — изумилась Софья. — Я ведь совсем ещё молоденькая, мне будет неудобно, если вы начнёте меня навеличивать.
— А я поясню почему. Дело тут не в годах. Вы хоть молодая, а учёная. А учёный человек к мудрости людской прикоснулся. Сотни лет люди эту мудрость по зёрнышку собирали, чтоб через книги по белому свету сеять. Вот и выходит, что учёный человек не годами славен, а своими познаниями.
