13 марта

Режущий наотмашь по глазам свет, особенно неожиданный после сумрака аэропорта. Никакого досмотра, и даже квитки на багаж не взяли. Бери свои вещи или чужие, составленные около сломавшейся багажной ленты, и иди себе.

15 марта

На улице прямо под ноги бросается стайка чернущих ребятишек и, жалостливыми голосами приговаривая, что «мамы нет, папы нет», выпрашивают что-нибудь поесть. Сердобольные русские дяди начинают рыскать по сумкам и раздавать всякую съедобную мелочь, производя этим жуткую суету среди чёрных ангелочков, возбуждая среди них отнюдь не гуманные страсти. Начинаются мелкие стычки, которые тотчас же забываются, как только появляется новый кусок, чтобы потом вспыхнуть с новой силой.

В Луанде с продуктами туго, но и работать местное население совсем не желает. Трудно представить время, когда закончится, наконец, война, не на что будет списывать лень и ничегонеделание. Придумают ещё какую-нибудь причину лишь бы не работать.

Город удивительно грязен. И если обшарпанность в прошлом красивых домов можно объяснить недостатком материалов для ремонта, а землю на проезжей части – тропическими ливнями, то свалки на улицах и заметный слой консервных банок, бумаги, целлофановых пакетов и другой городской грязи можно объяснить лишь полным равнодушием анголан к месту, в котором они живут. Понятна поэтому и непосредственность, с которой они справляют любую свою нужду прямо на улицах.

17 марта

Миссия наша расположена в неплохом месте. Она занимает целиком верхушку небольшого холма. Подойдёшь к парапету, и – ощущение, что стоишь на крепостной стене: до ближайших коттеджей метров 200, овраг с землёй кирпичного цвета. С двух сторон овраги, а прямо – океан. Вид хороший, а главное, продувается вся территория миссии. А вообще тесновато. От ворот в город до столовой, ограничивающей миссию со стороны океана, идёт аллея с манговыми деревьями и акациями, длиной метров 150. Слева и справа одно- и двухэтажные домики. Справа, на нижней террасе, небольшой сад с банановыми пальмами и тонкими стволами папайи, там же волейбольная площадка. Вот и всё. Если учесть, что выход в город запрещён, то территория эта до тоски тесная. Два шага – клуб, нищая библиотека, три шага – столовая, на втором этаже моего коттеджа – телевизор. Больше передвигаться некуда.

Когда ложишься на кровать, просто всем телом и мозгом чувствуешь беспрерывный волнообразный гул и вибрацию. Это кондиционеры всех комнат дома, вошедшие в резонанс. Наверное, людей с плохими нервами это потихоньку могло бы свести с ума. Да и на нас, молодых, это наверняка как-нибудь влияет. Открываешь дверь комнаты, как будто пробиваешь бочку – гул выходит. Закрываешь – и ощущение, что ты в каюте 3-го класса около машинного отделения большого корабля.

В столовой из-за стола отличная панорама через стеклянные занавеси: океан, пальмы, виллы и башни Луанды невдалеке, солнце и продувающий зал насквозь горячий ветер. А на стенах и колоннах застеклённые репродукции: снежные пейзажи, русская деревня, сосновый бор. Перед завтраком, обедом и ужином на специальном столе выставляют большие суповые судки с охлаждённой водой. Все подходят со своими стаканами, черпают половниками, ищут, где похолодней. Обыденный ритуал.

19 марта

Morir no es mas que vivir de otra manera – Смерть – не более, чем смена образа жизни. Философия язычника-негра, да и язычества вообще, основанного на одухотворении всего существующего: людей, животных, деревьев, вод и молний, земли и света. Всё имеет продолжение во времени и пространстве. Поэтому не стоит торопиться, потому что ничто не пропадает, ничто не создаётся, всё только трансформируется.

Можно как угодно, по любым, самым изощрённым признакам подразделять людей. Но делятся они в своей изначальной основе всего лишь на два потока: тех, кто стремится к покою, и тех, кто стремится к совершенству.

23 марта

Вчера унитовцы в очередной раз подорвали опоры линии электропередачи, питающей Луанду. Город остался без электричества, а значит, и воды, света, телевидения. Война между ФАПЛА и УНИТой очень странная. Ощущение, что у них есть тайные договорённости о «не-уничтожении». Самая натуральная гражданская война: на одной стороне брат, на другой стороне брат. Кроме родственных связей, оба враждующих лагеря объединяют племенные обязательства. Информируют друг друга о всех готовящихся операциях. Но УНИТА ведёт диверсионную деятельность, запугивает гражданское население, что всё-таки настраивает общественное мнение против них. Так и на этот раз – многие ангольцы возмущены. Но УНИТА сильна дисциплиной и жестокой расправой с семьями предателей.

27 марта

В связи с карнавалом ввели парные патрули на ночь. Стояли вдвоём с часу до шести утра. Всю ночь шёл беспрерывный нудный мельчайший дождь. Под открытым небом было ощущение, что стоишь в клубящейся водяной взвеси. Под деревьями она превращалась в большие тёплые капли, норовящие упасть за шиворот. Бледные ящерицы с большими чёрными глазами всю ночь попадались на стенах и столбах.

Впервые услышал стрельбу в городе. Стреляют каждую ночь, но мы во сне не слышим. Из-за этой редкой стрельбы патруль приобрёл хоть какой-то смысл. Даже не очень хотелось спать. Дважды загоняли патроны в патронники и, выглядывая тихонько из-за углов на перекрёстках, быстрым шагом шли по главной аллее к входным воротам, потому что стреляли, казалось, прямо около них. Это за соседним зданием кто-то стрелял из ракетницы.

Один из постоянных атрибутов города – белые цапли. Они совсем небольшие, значительно меньше патлатых куриц, с которыми вместе, хотя и с очень достойным при этом видом, копаются на помойках. Цапельки собираются в стаи, и их можно увидеть, чинно поднимающих тонкие длинные ножки и покачивающих гибкими шейками то на пляже, то в центре города на пустырях, то – что самое удивительное – густо облепившими какое-нибудь дерево и торчащими, как белые свечки на каштане. Когда цапля летит, то кажется, что это птица задом наперёд. Вместо длинной шеи длинные ноги, вместо хвоста клюв над втрое сложенной шеей, бодро машет крыльями, а летит наоборот. В отличие от больших привычных цапель, которые машут крыльями медленно и тяжело, планируют, где только можно, эти летают быстро и подвижно, закладывают крутые дуги.

Стаи цапель здесь так же часты, как в Москве стаи ворон. Не часто увидишь, но и не успеваешь забыть, что они есть.

1 апреля

Я всегда считал работу переводчика очень трудной, со сложной спецификой, и сопряжённой с ответственностью. За время службы в Поти и здесь, понял, что она ещё и тяжела физически. Два часа беспрерывного, даже не синхронного перевода, способны превратить мозги в горячую мокрую вату.

Однако, в профессии переводчика (хотя сами переводчики утверждают с горечью осознания, что перевод – это не профессия) есть одна важная особенность, которая для большинства людей со стороны и определяет её восприятие.

Эта профессия – подсобная, вторичная, вспомогательная. Это накладывает ограничения и на профессиональные приёмы переводчиков (у достигших высокого класса они очень и очень разнообразны, глубоки, не лишены знания психологии), и на их поведение – они зависимы. Переводчик может прекрасно знать язык и быть отличным стилистом, но все свои знания он волен применить лишь в узеньком русле представленных ему к переводу текстов или слышимых фраз. Любой приличный переводчик стремится улучшить стилистику и углубить смысл переводимого. Он хоть всего лишь и помощник, но очень важный и нужный. В некоторых отношениях – бесценный. Но его зависимость от фраз, которые он должен переводить, даже если они глупы и грубы, а главное, его «пристёгнутость» к человеку или группе, к тем, кого он переводит, в глазах некоторых людей (прежде всего – недостаточно культурно развитых) низводит его до уровня некой прислуги.