Мокриц впервые в жизни путешествовал с такими немногословными попутчиками. Они будто поглощали все звуки – и, бесшумно выпрыгнув из карет, тут же растворились в пейзаже. Предоставив эту часть работы профессионалам, Гарри и Мокриц устроились поудобнее и стали ждать.
Ночь стояла темная, и весь отряд крадучись подобрался к бандитскому лагерю. Они забрели в самую гущу щеботанского стланика, который оказался кошмарным переплетением густого терновника, который грозился ободрать кожу до кости. Заросли представляли собой адский сад, особенно под покровом темноты. Виднелись всполохи костра, на котором готовилась пища, слышались характерные звуки сдобренного алкоголем храпа. Мокриц решил, что этим разбойникам должно быть стыдно за свое поведение: ни души на шухере!
Когда ассистенты стратегически расползлись по периметру, Гарри тихонько вышел в центр лагеря.
– Подъем, господа! Мы – общество по охране гоблинов, и у вас есть ровно две минуты на то, чтобы взять ноги в руки и исчезнуть отсюда. Все поняли? Умницы, мальчики!
Один разбойник, пошатываясь, выполз из палатки и окрысился:
– Нам плевать, кто вы такие, так что можешь засунуть свои угрозы прямо в самое это самое, мусье.
А Гарри ответил:
– Превосходно! Мы обожаем что-нибудь куда-нибудь совать! Выходите, парни, только смотрите, чтобы ни один гоблин не пострадал, ладненько?
Мокриц осторожно отступил назад, продолжая обозревать происходящее. Гарри пообещал, что человекоубийство не входило в сегодняшние планы, но через две минуты после того, как он спустил на разбойников свою команду, те, кто не успел броситься наутек, уже валялись поверженные на земле. Мокриц как будто наблюдал за войной двух банд, только у одной из них не было ни мозгов, ни стратегии. Люди Гарри действовали методично, оперативно, в высшей степени профессионально и в некотором роде бесстрастно. Это было рабочее задание, и они выполняли его усердно и досконально. Такая уж была у них работа. Но они льстили себе мыслью о том, что в кои-то веки выступали на стороне добра. Мокриц подозревал, что им нечасто выпадала такая возможность.
Гарри обвел взглядом поле битвы, удостоверился, что никто не заработал увечий тяжелее банального сотрясения мозга или перелома ноги, и остался доволен по всем пунктам.
– Что собираешься с ними делать? – поинтересовался Мокриц.
– Предоставить их местному правосудию, мы же добропорядочные граждане. Значит, держим путь к твоему маркизу.
– Согласен, но я бы предложил оставить тут одного или двух, чтобы остальные разбойники наверняка узнали, что бывает, если огорчить добропорядочных граждан.
– Допустим, – проворчал Гарри. – Но сперва пусть мои парни проведут еще пару… экскурсий по окрестностям. Может, сами вытравим еще этих типов. Поступки говорят сами за себя, господин фон Липвиг.
Той же ночью в своем шато маркиз в одном халате встретил их в компании двух слуг.
– Месье Липвиг, мон ами, какой приятный сюрприз! Не ожидал так скоро встретить тебя вновь. И с компанией.
Гарри выступил вперед прежде, чем Мокриц успел вставить слово.
– Милорд, мы доставили к тебе злоумышленников, потому что ты единственная мало-мальски авторитетная фигура поблизости.
Маркиз с жадным интересом посмотрел на заключенных.
– О, я вижу, у двоих на висках выбито «ГАРРИ КРЛЬ». Неужели я имею честь вести беседу с самим Гарри Королем собственной персоной? О, не удивляйся. Моя жена много рассказывала мне о Короле Золотой Река, не забыв и о знаменитый кольца. Исключительно рад приветствовать тебя в своем шато и надеюсь, мы будем делать вместе много бизнес. Могу ли я предложить вам выпить?
– Извиняй, господин, но что прикажешь делать с этой шоблой? – спросил ассистент с ящиком инструментов.
– Сгрузи их в ублиет, силь ву пле, мы их попозже вытащим.
– Ублиет, господин? Это, типа, сортир?
– Полагаю, в данном случае не без этого! – засмеялся маркиз. – Эти гарсоны были занозами в наших дерьер уже долгое время. Я думаю, больше они не будут доставлять нам хлопоты.
Когда Мокриц, Гарри и его ассистенты чуть свет снова расселись по каретам и пустились в долгий обратный путь, они прихватили с собой и ящик пива отпраздновать победу.
– Молодцы, братцы! – воскликнул Гарри, откупоривая бутылку. – Вы сделали все, что от вас требовалось, и даже больше, а уж на благодарность я не поскуплюсь, вы меня знаете. Надеюсь, в скором времени мы еще с вами поработаем. Можете на меня рассчитывать.
Гарри откинулся на спинку сиденья и принялся дымить сигарой, изредка перекидываясь парой слов то с одним, то с другим боевым товарищем о делах давно минувших дней, когда Стража была не Стража, а смех один.
Дора Гая не выдержала и разбудила Мокрица часа в четыре пополудни, поднеся ему чашку чая. Пока он пил, жена взбила ему подушки и спросила:
– Ну же, рассказывай, как все прошло? Ночью я не просыпалась, значит, обошлось без взрывов – уже достижение. А ты сам что скажешь?
– Не было ни кровопролития, ни даже особого избиения, насколько я понял, но добро победило зло… ну, не то чтобы «добро», но победило. Помощнички Гарри Короля очень подвижные для своих лет и чертовски коварные.
Дора Гая поставила ему на колени поднос с едой и сказала:
– Вряд ли завтрак в постель заставит твое сердце биться так же часто, господин Жизнь Без Риска Не Стоит Того Чтобы Жить, да?
Мокриц вонзил в сосиску вилку и ответил:
– Как же хорошо ты меня знаешь, Шпилька. А теперь послушай. Судя по всему, в стланике живет много гоблинов, а щеботанцы до сих пор не понимают, что эти существа бывают полезны, пусть даже они гонят вино из улиток. – Мокриц скривился и продолжал: – Ты не возражаешь, если я прихвачу с собой в Щеботан Из Сумерек Темноты?
Дора Гая удивилась:
– Я думала, ты его недолюбливаешь.
– Ну, к нему как-то прикипаешь, да, вроде накипи на чайнике. Там столько гоблинов, и они, должно быть, так растеряны, что им будет приятно увидеть родное лицо. – Мокриц задумался. – Если это можно так назвать.
А вдали от Мокрица, в темноте во всех ее мыслимых проявлениях, включая метафизические, в пещере, которая парадоксальным образом то искрилась, то была погружена во мрак, в зависимости от того, под каким углом смотреть, принимались решения. Пещера освещалась одинокой свечой, огонек которой, как говорится, лишь подчеркивал темноту. И все же ее крошечное дрожащее пламя преломлялось в россыпи драгоценных камней, которые (даже если сложить вместе их бледное переливчатое мерцание) давали значительно меньше света, чем скромная сальная свечка.
Короче говоря, это был свет, который прятался от света, и у него были все основания это делать. Вот и невезучий гном, неловко сидящий сейчас в центре пещеры, был бы рад где-нибудь спрятаться и оказаться где угодно, лишь бы не здесь. «Не здесь» было ключевым, ведь любое место было бы лучше этой пещеры.
Вот только его держал священный долг. Впервые он услышал о нем, еще сидя на коленках у отца, а может, у матери, потому что он никогда не видел их отчетливо, и голоса их всегда звучали приглушенно, поскольку тишина считалась среди грагов такой же добродетелью, как и темнота. Вспомнив этот неоспоримый факт, он почти отважился все бросить и убежать, но одернул себя в последнюю секунду, потому что ему было негде спрятаться. Он слишком высоко зашел! 40 Никакому гному нельзя заходить так высоко, вот граги и раскусили его.
Поговаривали, что они знали десятки способов убийства в полной темноте и даже умели перемещаться из одной темноты в другую, не выходя на назойливый свет. Ах, сколько о них всего говорили, но чаще – шептали. А он совершил столько грехов: ел говядину, покупал жене яркие сережки, а хуже всего, подружился с Роки Обломом, который был, о ужас, троллем и славным малым в придачу, с которым они частенько сидели рядом, когда ехали на работу, и вместе болели за футбольный клуб Сестричек Долли, и вместе ходили на матчи, а если вы болеете за одну команду – это значит, что вы друзья, ведь так?
