— Скажи, если бы я вдруг умерла… Что бы ты почувствовал? — спросила Кейджи неуверенно, смутившись собственной проявленной слабости. Гаара нахмурился, словно услышав какую-то несусветную глупость.

— Ты не умрешь, — заявил он без толики сомнений, но затем мазнул взглядом по столу и нахмурился еще больше.

— Всякое может случиться. Если это однажды произойдет?

— Я не знаю, но определенно этого не хочу, — ответил джинчурики после недолгого молчания, и Вару иронично улыбнулась.

— Зато не будешь чувствовать себя обязанным. Ты ведь поэтому решил обо мне позаботиться. Имитация чувства вины? Захотел залечить рану, которую сам же и нанес.

Такая наивная попытка все исправить…

— Я это уже понял. Все оказалось совсем иначе, чем я это себе представлял. Слишком сложно, — Гаара сказал это без излишних эмоций, как что-то само собой разумеющееся, но от Вару не ускользнул тот факт, что он просто передразнил ее. Разумеется, он никогда не думал, что перемены дадутся ему легко, и все эти, казалось бы, наивные поступки — лишь способ компенсировать свою полную некомпетентность в вопросе о людских отношениях. А Кейджи как раз и забавляла его некомпетентность, но они вновь не поняли друг друга. — Сейчас мне стоит извиниться? Или уйти?

— Остаться, — бросила Вару скорее от желания озвучить что-то третье, но джинчурики удивился, окончательно запутавшись во всем том, что якобы знал. — Извиняться ты не умеешь, а уйти — все равно что отложить решение проблемы на потом. К тому же, это пустяк. Ты всего лишь чуть не сломал мне челюсть, — Кейджи тихо посмеялась, затем оборвав себя на резком молчании. Думать было не о чем — времени все равно нет. Оставалось совсем немного вариантов, и с каждым сказанным словом их становилось все меньше. Здесь она ошиблась, промахнулась, и исправлять больше нечего.

Комментарий к Глава X - Маджонг

Я, конечно, стараюсь вложить в работу смысл, но толкового сюжета тут все равно нет.

========== Глава XI - Угасание ==========

«Не стоит верить ощущениям: в конечном итоге тебя обманут собственные глаза. Слепое пятно — особенность человеческого организма, один из его не самых приятных изъянов. Подумать только, ты постоянно чего-то не видишь даже без воздействия гендзюцу просто потому, что в ходе эволюции тебе достался такой несовершенный орган зрения».

— Господин Казекаге…

«И это далеко не все: человеческое восприятие склонно ошибаться, и даже воспоминания с течением времени искажаются и сливаются друг с другом, награждая тебя прошлым, которого никогда не было. Мелочи, но мы движемся сквозь время с разным упорством и в конце концов теряем друг друга навсегда».

— От тебя не было никаких известий целых два года, — заключил Гаара, извлекая из памяти последний разговор с этим шиноби. Что бы ни происходило, он постоянно думал о нем, и это успело стать привычкой: фронт, обещание защищать Сунагакурэ, Итару Кейджи с особо секретным заданием, лично заверенным Казекаге. Все остальное казалось слишком размытым и неясным, что Сабаку-но попросту не хотелось напрягаться и искать в своей жизни какие-то другие смыслы. Хотя чаще всего одно вытекает из другого.

— Не хотел беспокоить вас во время войны.

Гаара нахмурился, подняв раздраженный взгляд на старшего Кейджи. Тот не показывал никаких других эмоций, кроме сосредоточенной серьезности, как и всегда. Выдержка, которой младший сын Расы успел научиться за столько лет, заскрипела под натиском вопросов, которые не отпускали, сколько бы он ни старался забивать свою голову чем-то другим.

— Где она? — спросил Казекаге, ожидая самый краткий и немедленный ответ без излишних подробностей, но Итару словно выжидал момент, молча вглядываясь в лицо бывшего джинчурики.

— Может, вы уже начнете спрашивать, почему она вас бросила?

Медленный выдох, и растущее внутри напряжение приняло на себя еще одну порцию ноши.

— Где твоя сестра?

Четыре года назад.

— Где Гаара? — спросила Темари своего брата вместо того, чтобы поинтересоваться, чем же он так раздражен. Канкуро недовольно хмыкнул и очень долго не отвечал, наблюдая за тем, как ирьенины суетились в больничном коридоре, пытаясь спасти жизнь тем, кто умудрился сохранить её до этого дня. Что же его раздражало? Бездействие лишь отчасти, конечно, но сестру интересовала другая причина, та, которая совершенно незаслуженно привлекала к себе внимание.

— Он сказал, что не будет в этом участвовать. Отказался от миссии, — Канкуро произнес это с такой серьезностью, что Темари на мгновение поверила ему. Однако слова брата зачастую приходится обесценивать хотя бы наполовину, чтобы не промахнуться и попасть в суть.

— Ты поддался эмоциям и даже не дослушал его, верно? — угадала куноичи, видя, как Марионеточник повел плечами, не желая отвечать. — Нам не нужно ничего предпринимать, если ты опять пытался подбить его на это. Сейчас в приоритете безопасность деревни, отсрочка, чтобы пострадавшие успели хотя бы встать на ноги. Нет нужды ворошить осиное гнездо. Они сами вскоре явятся, а мы будем готовы. Ясно?

— Да в том-то и дело, что мы не будем готовы. Ты хоть знаешь, сколько их? Чего вообще от них ждать? Все, что мы услышали из уст Вару, ни о чем толком нам не говорит, а я уверен, что она что-то недоговаривает, потому что Гаара от нее ни на шаг не отходит. С чего бы вдруг?

«Это их дело», — хотелось возразить Темари, но она нашла силы оставить это мнение при себе. Куноичи не верила Кейджи, но не могла не верить Гааре. Он принял это решение сам, и какая из них в итоге семья, если они не могут поддержать младшего брата в таком важном выборе?

— Думаешь, я сама не задаюсь вопросом, почему именно она? Да, еще во время учебы мы открыто презирали друг друга, но это в прошлом. Я понимаю, что тебе хочется верить, что Гаара в состоянии разобраться со всем сам. Но это не так.

— Это она тебе сказала? — скептически фыркнув, спросил Канкуро, и Темари не осталось ничего другого, кроме как безоружно поднять руки. Она была не в настроении спорить сейчас. От очередной порции негодования Марионеточника предостерег грохот больничных дверей, и в коридор вбежал запыхавшийся мужчина, как-то испуганно озираясь по сторонам.

— Шиноби! Где шиноби Сунагакурэ?!

***

В двенадцать лет Вару не понимала, почему отец снова и снова снимал с её шеи петлю. Ответ до безобразия прост — так делал бы каждый, и глубинной истины здесь не разглядеть, сколько ни пытайся. Все люди лгут, просто с разной степенью серьёзности: никто не признается тебе в том, чего сам бы очень сильно хотел позабыть. Кейджи любила своего отца и не хотела жить в мире, где он не любил её — об этом никто не знал и никогда не узнает. Однако время действительно лечит: спустя годы ты попросту забываешь, по какой причине мысли о смерти стали успокаивать тебя.

Вару улыбалась, потому что без слез было в десятки раз больнее. Концентрированный девяностопятипроцентный раствор уже выдохшихся страданий. Почему? Ответ затерялся где-то глубоко внутри нее, но, если честно, ей слишком страшно заглядывать туда. Желание сдаться, опускаются руки, но воспоминания впиваются острыми зубами, не давая возможности забыться и уснуть, — типичная реакция на слишком трудную задачу, результат которой мог бы с лихвой окупить все усилия. Да, только под скептическим взглядом знатока подобные чувства кажутся типичными, но это знание не несло облегчения. Вару попала в клетку, о которой знала абсолютно все, и здесь не было ни одной двери. Мир сквозь прутья казался серым и до абсурда бессмысленным, и жажда просто закрыть глаза и ничего не видеть становилась слишком невыносимой.

Тупая боль в голове напоминала ей о том, что время продолжает идти вопреки ее слабостям. Она умудрилась привлечь к себе сон в такой момент? Опять? Разрешая себе, наконец, проснуться, Вару чуть приподнялась, тут же медленно и тяжело выдыхая от понимания, что не сможет встать с постели сразу. Она оглянулась, зацепляясь взглядом за уже осточертевшую фигуру, но не почувствовала ничего, кроме усталости. В первый раз ей было по-настоящему безразлично, что он снова здесь, рядом с ней, как чудовище под детской кроватью.