Трансценденция?

Он не знает, что это значит. Его привлек шум у окна: ястреб уселся на подоконник, угрожающе расправив крылья. Медленно подойдя к птице, Сабаку но с любопытством протянул к ней руку, но она щелкнула клювом в опасной близости с пальцами, не желая отдавать послание. Покрыв ладони песком, чтобы не навредить, Гаара отстегнул небольшой футляр, тут же открывая его и разворачивая небольшую записку.

«Чертовски неприятно ошибаться, верно?»

Эта фраза вызвала смешанные чувства, но джинчурики догадывался, от кого это. По крайней мере предполагал. Хлопанье крыльев разбудило Вару, и Гаара услышал, как она совершенно без желания поднялась.

— Который час?

— Одиннадцать.

Голос ее звучал устало, но когда Сабаку но протянул ей записку, она усмехнулась. Однако ничего не сказала, просто оставив ее на кровати; Кейджи поднялась и, пройдя к столу, села за него, словно была готова вот так приняться за прошлое занятие.

— Наши уже пришли? — спросила она, начиная складывать бумаги в аккуратную стопку.

— Да.

Гаара проследил за неторопливыми движениями ее рук, испещренных мелкими шрамами, и снова зацепился взглядом за вновь и вновь зачеркнутое слово.

— Чем ты занимаешься? — спросил он без толики интереса в голосе, но это был привычный притворный тон. Вару чуть пожала плечами, словно он и сам мог обо всем догадаться.

— Тем же, чем и всегда. Ломаю голову.

— Это связано с Кайро Хофу?

— С ним тоже, — она лениво улыбнулась, подперев голову рукой. — Он любопытная находка. Не то чтобы такие люди как-то удивляли меня, но он здесь так к месту. Иногда мне кажется, что фрагменты этой истории подбирал кто-то из моих родственников. Забавно, никогда не была фаталистом.

Бывшая шиноби прикрыла свои пепельные отцовские глаза, продолжая улыбаться. Она едва ли не засыпала, находясь в каком-то почти бессознательном состоянии, но говорила, будто мгновение назад думала как раз об этом. Черная свободная футболка подчеркивала острый угол ее плеч, и, вспоминая слова Канкуро, Гаара пришел к выводу, что не знает, каково это — быть физически слабым. Он тоже родился маленьким и хрупким, но ему никогда не приходилось испытывать страх перед болью и смертью, перед унижением в глазах тех, кто был сильнее.

Шукаку вновь стал изображать хруст ее костей, но джинчурики никак не изменился в лице.

— Что это значит? — спросил он Вару, указывая на исписанный лист. Какое-то время Кейджи смотрела на термин отстраненно, будто не видя, но затем взгляд ожил вместе с новой улыбкой, и пламя свечи задрожало в ее глазах.

— Конкретно для меня — мою позорную ошибку, — ответила она тихо, посмотрев на Гаару. — Тебе ведь знакомо слово «нарцисс»? — вопрос скорее риторический, но джинчурики согласно кивает. — Проявление нарциссизма делится на несколько стадий по степени вреда для окружающих. Точнее будет сказать, что его так классифицируют. Самая деструктивная и крайняя форма — жажда уничтожить все, что, по твоему мнению, может угрожать тебе. Разрушая мир, я избавляюсь от угрозы быть уничтоженным, — последнюю фразу бывшая шиноби произносит с особой интонацией, словно обращаясь в этот момент к кому-то другому. — При этом собственное «Я» является вершиной всего, первопричиной. Никаких других источников больше нет. Только Я.

Гаара молчит какое-то время, не понимая, почему она думала именно об этом. Он уже успел привыкнуть к ее внезапным и точным высказываниям, логическим цепочкам, казалось бы, взятым из неоткуда, однако источники всех этих умозаключений продолжали оставаться для него недосягаемыми.

— Почему ты считаешь, что ошиблась? — спросил он, вероятно, чтобы вновь увидеть эту ироничную улыбку.

— Трансцендировать, значит, возвыситься над самим собой. Когда самоизоляция заставляет тебя страдать, ты начинаешь искать из нее выход. Какой-то внешний объект становится твоим идолом или идеалом, направляющим тебя, питающим энергией. Ты фокусируешься на нем путем избавления от оков эгоцентризма и в конечном счете перестаешь быть одиноким.

Комментарий к Интерлюдия I

Какой-то неоформившийся Гаара. Непривычно.

========== Глава X - Маджонг ==========

Главное вовремя понять, что ты знаешь гораздо меньше, чем думаешь, и вследствие этого склонен чаще ошибаться. Дедушка повторял это при каждом удобном случае, и Вару не противилась, зная, что иначе нельзя. Как бы ни были интерпретированы предположения, уверенность им придает лишь ее умение преподнести свои теории другим: она не могла в точности предугадывать будущее, а лишь понимала, почему в данный момент все происходит именно так. Встреча с Кайро напомнила ей о детской игре, которой бывшая шиноби развлекала себя, когда было слишком скучно, — «Настоящий маджонг», так она ее называла, хотя это было не более чем сравнение каких-то похожих жизненных ситуаций. Тогда ее настигло любопытное открытие — люди часто называют разные вещи одними и теми же именами, руководствуясь лишь парой общностей, которые, впрочем, не делали из них полностью идентичных друг другу. Ребенка это знание забавляло, но сейчас Кейджи не находила в данном явлении ничего смешного.

Почему Кайро Хофу проложил свой путь страданиями и болью других? Какой-то конкретной причины убивать людей никогда нет, но в процессе убийца обязательно поглощен каким-то определенным желанием, связанным с определенными мыслями. Его правота неоспорима ничем, и нет никаких шансов убедить парня не делать того, к чему он, вероятно, шел не один год. Кайро не отступает даже после возникновения такой огромной проблемы, как джинчурики, а значит, уверен в своих силах. Захотел воспользоваться им: Вару поражалась такой безрассудной смелости, но не могла не признать, что парень неплохо соображает для богатенького избалованного мальчика. Оставалось лишь установить природу стержня таких убеждений, но Кейджи была лишь уверена в том, что Хироми не занимает главенствующей роли в этом.

— Ты хорошо помнишь свою мать? — спросила бывшая шиноби рядом стоящую Темари, и куноичи, смерив ее вопросительным взглядом, положительно кивнула.

— Да, конечно. Она была доброй женщиной и очень сильно любила нас, — извлекла она из себя предсказуемый ответ и чуть нахмурилась, осознав истинную причину такого вопроса. — Ты придаешь слишком большое значение проблемам этой семьи. Хироми упустила свой шанс повлиять на Кайро, и вряд ли мы сможем ему как-то помочь.

— Я и не собиралась ему помогать, — произнесла Вару тихо, устало вздохнув, и, морщась, потерла ушибленное плечо ладонью. — Просто подумала, что если узнаю больше, то смогу хоть немного предугадать его действия. К тому же… Неважно.

Делиться еще неупакованными в мозгу мыслями не имело смысла. Кейджи чувствовала себя несобранной и, вероятно, на самом деле такой и была сейчас. Слишком часто приходилось останавливать уже начавшийся словесный поток, хотя раньше она всегда думала перед тем, как что-то говорить. Еще в детстве Вару задавалась вопросом о том, что делает связь между матерью и сыном такой особенной: она перестала верить в поровну разделенную между детьми любовь родителей, так как уже с малых лет наблюдала за своей семьей и отчетливо видела, что к ее старшему брату относятся совсем иначе, чем к ней. Мама любила свою маленькую дочь, но не так, как сына, не так трепетно, без пылкого замирания сердца и совершенно обычно. Это открытие вынудило ее испытывать тягостную ревность вплоть до того периода, пока она не умерла.

Итару был первым и желанным ребенком, унаследовавшим довольно много симпатичных черт из их родословной: желтовато-зеленые глаза в обрамлении темных ресниц, угольные волосы и ровный тонкий нос. Мама часто касалась его, улыбалась, всегда довольная им. За их общим столом, накрытым только на троих, Вару чувствовала себя зверушкой, маленькой и милой, от которой больше ничего не требуется, кроме как оставаться таковой и не бедокурить. Внимание к себе всегда приходилось выпрашивать, но со временем она перестала пытаться что-то изменить. Между этими двумя людьми происходило нечто важное, каждый разделенный вместе день, и Вару не имела к этому никакого отношения. Однако разворачивающегося на ее глазах было достаточно, чтобы в точности понимать, что именно чувствует Хироми к своему единственному сыну — всепоглощающую любовь, слепую и верную, как старый пес.