Тихий стук сверху отвлек Руслану от мыслей, и она недоуменно запрокинула голову.

«Показалось», – с облегчением подумала она, и в этот миг стук снова повторился. Как будто кто-то ходил по полу на каблуках. Но очень тихо и едва уловимо.

Руслана нахмурилась и включила старый телевизор. В комнату полились веселые голоса ведущих ток-шоу и немного разбавили гнетущую атмосферу.

– Только мышей не хватало, – проворчала Лана.

Она взяла ключи и встала с кресла прямо в пледе. Расставаться с ним желания не возникало.

На мансарду Руслана еще не поднималась. После дождя она еще долго приходила в себя, а потом силы окончательно покинули ее, и она решила оставить это на завтра. Но теперь невидимая рука подталкивала Лану к лестнице, и она осторожно поднялась наверх. Вставила ключ в заржавевший замок и с трудом повернула.

В комнате было темно, люстра не включалась, видимо, давно перегорела, и Лане пришлось спуститься вниз за фонариком и запасной лампочкой.

Подняться во второй раз оказалось тяжелее. Черная щель между дверью и стеной пугала. Осталось только фильм ужасов снимать.

Руслана глубоко вздохнула и быстро вошла в комнату. Холод охватил ее всю, руки затряслись, и свет фонаря запрыгал по стенам. Как и ожидалось, там никого не было, поэтому Лана, не медля, поменяла лампочку, и яркий свет залил помещение.

Небольшая спальня. Стены нежно-розового цвета, в углу двуспальная кровать, укрытая кремовым покрывалом. Стеклянная дверь ведет на балкон. Возле входа светло-коричневый шкаф, а вдоль стены стоит стол. На нем – старинная печатная машинка, возле которой лежит запечатанный конверт и деревянная грубая шкатулка.

Руслана осматривала комнату в странном оцепенении. Тело перестало слушаться, сердце громыхало. Кровь прилила к лицу, Лана чувствовала, как горят щеки. И беспомощные слезы обожгли глаза. Она сморгнула их и встряхнулась, прогоняя наваждение. Старая пыльная спальня, где по углам висела паутина, влияла на нее так, словно она вскрыла ящик Пандоры.

Лана подошла к столу и провела пальцами по печатной машинке. Она всегда мечтала о такой. Черные клавиши, нажатие которых приводит в действие соответствующие рычаги, и буквы отпечатываются на бумаге. Волшебство для современного общества, древняя магия, почти исчезнувшая.

В машинку был вставлен пожелтевший от времени лист, и Лана с любопытством нажала на клавишу. Та с гулким стуком ударилась о ленту, но ничего не проявилось. Краска давно высохла. Зато в воздух поднялась многолетняя пыль, и Руслана чихнула. Взяла шкатулку, но она оказалась заперта. Лана слегка потрясла ею, внутри что-то шелестело.

Мурашки удовольствия пробежали по спине. Она обожала раскрывать чужие секреты, и чутье подсказывало, что сейчас она на них наткнулась. Возможно, спальня принадлежала бабушке, но после ссоры Натан запер мансарду и больше сюда не поднимался.

Воображение разыгралось, и Руслана уже представляла, как брат с сестрой кричат друг на друга, в ярости бьется посуда, хлопает дверь, и бабушка больше никогда не появляется в родном доме. От подобной сцены стало невообразимо грустно.

Руслана плотнее закуталась в плед. Только ненависть могла развести кровные души в разные стороны. И жаль, что это случилось с ее бабушкой.

Последней находкой было письмо, и слой пыли на нем означал, что оно тоже лежит здесь с незапамятных времен. Руслана осторожно взяла его в руки и вчиталась в строки.

От кого: Волкова Натана Валерьевича.

Кому: Тигровой Лилии Александровне.

Лана удивленно вскинула брови и присела за стул, позабыв, что его сначала лучше протереть. Тигрова Лилия? Это имя она уже где-то слышала. И пока Руслана вспоминала, ее пальцы бессознательно вскрывали письмо, таившее в себе чужие переживания, затерянные в паутине времени.

Русамия. Велидар. 1956 год

Ветер хлестал Лилию по щекам и заставлял кровь бурлить от азарта. Она подначивала Эльзу, вынуждая ее скакать быстрее. Ногами крепко обхватывала сильный круп лошади и чувствовала, как мышцы животного сокращаются от бега.

Шпильки вылетели из пучка, и волосы летели следом за Лилией, словно черный пиратский флаг. Смех вырывался наружу. Яркий, звонкий, свободный. Вместе с ним размыкались оковы, которые навесило на Лили общество.

– Опаздываешь, сестренка!

До Лили донесся радостный возглас брата. Эдуард обошел ее справа. Он мчался на крупном жеребце пепельного цвета. Полы рубашки, не заправленной в брюки, развевались по ветру и превращали молодого человека в разбойника с большой дороги.

– Ну! – крикнула Лили и прижалась к Эльзе.

Она не собиралась проигрывать и с легкостью взяла преграду из декоративных кустов. Лили успеет до финиша первой. Успеет!

Условный конец прямой они обозначили красным флажком, который становился ближе с каждой секундой. Она снова обогнала брата и с радостным визгом финишировала. Победа!

– Пришлось поддаться. Не могу же я выигрывать каждый раз. – Эдуард натянул поводья и остановился возле Лили. – Молодец, Воин, – он погладил коня по шее, – ты заслужил яблоко.

Лили глубоко вздохнула, пытаясь выровнять дыхание. Сердце колотилось не только от гонок и желанной победы. Она никак не могла решиться попросить брата об одолжении. И уже второй день засыпала с мыслью, что завтра обязательно скажет ему.

– Утешай себя, утешай, что сделал это из благородных побуждений. – Лили улыбнулась.

Она взглянула в сторону дома. Возле бассейна на шезлонге загорала мама. Синий купальник обрисовывал женственные изгибы тела, а огромная шляпа прятала лицо от солнца.

Марина Андреевна держала в руках роман «Джейн Эйр» и лениво переворачивала страницы. Невольно она воплотила в себе мечты бедняков. Негу, богатство, спокойствие.

– На самом деле это из-за Воина. В последнее время он слишком нежно относится к Эльзе. Боюсь, у них все серьезно, – засмеялся Эдуард.

– Тогда тебе придется поискать для гонок другого коня.

Они направили лошадей к огромной конюшне – главной гордости Александра Николаевича. Брат болтал о предстоящем Дне города. Лилия слушала его вполуха. Она мысленно беседовала сама с собой, уговаривая решиться. Спросить. И каждый раз что-то заставляло ее молчать, будто язык прибили гвоздем к нёбу.

– Ты слышишь меня?

Лили вздрогнула и растерянно посмотрела на брата.

Эдуард нахмурился:

– Я спрашиваю, только ты будешь выступать на День города?

– Нет, еще Вероника.

– Вероника, Вероника… Я ее видел?

– Возможно. Ее фамилия Савельева.

– Савельева, – задумчиво повторил Эдуард. Его голос изменился. Стал тише и звучал будто из колодца. – Ее отец разорился. У них остался лишь старый книжный магазин.

– Мне говорили, это из-за нас они потеряли бизнес, – произнесла Лили.

Она чувствовала себя неловко, словно выдала чью-то тайну.

– В бизнесе нельзя расслабляться ни на минуту. Так что ничьей вины здесь нет, – уклончиво ответил Эдуард.

– И все же…

– Забудь про это, Лили. Прошло уже лет десять. Я и сам знаю об этом лишь по слухам.

– Зато Вероника не забыла, – упрямо возразила Лилия.

Она вспомнила дерзкий взгляд девушки, переполненный торжеством, когда репортер сфотографировал Лили с Андреем. Казалось, Вероника живет только мыслью о мести.

– Я бы на ее месте тоже не забыл, – тихо произнес Эдуард.

Лили слезла с Эльзы и завела ее в стойло. Ласково погладила лошадь, наградила долгожданным яблоком. А в голове продолжали крутиться последние слова брата.

– Ты знаешь, что послезавтра нас пригласили на прием, который устраивают Ольховы? – Эдуард вышел из конюшни, заправил рубашку в штаны и мгновенно приобрел благопристойный вид.

Лили вытерла вспотевшие ладони о брюки:

– Прием? Отец запретил мне выходить из дома. Я могу ездить только на репетиции.

Она представила косые взгляды, которыми наградит ее высшее общество, и содрогнулась. Еще рано.