О чем говорит Упанишада, рассказывая об искушении? Что делает Яма, предлагая соблазны? Он вовсе не пытается искусить Начикету. Как раз наоборот. Он проверяет его чистоту, последовательно обращаясь к тем частям личности или мышления Начикеты, которые обычно правят жизнью человека. Иначе говоря, Яма проверяет, есть ли еще у Начикеты какие-то желания или цели, которые могут быть сильнее охоты познать себя.

По сути, Упанишада здесь создает очень краткое описание личности человека, какой она представлялась в то время. Образ, вырастающей из этого описания, похож на шар с иглами, торчащими во все стороны. Точнее, во всех направлениях. И направления эти – направления в сторону частей жизни, которыми обычно захвачен человек. Ядро же – это и есть Я. При этом очевидно, что вся эта жизнь ложится наслоениями на ядро Я. Значит, ученику предоставляется возможность, руководствуясь подсказкой Упанишад, самому описать те ловушки жизни, в которых он оказался, осознать их как неистинное и отказаться ради истинной жизни Я.

Если уж продолжать сопоставление с западным самопознанием, то что такое сократическая философия, например, с ее постоянным стремлением дать определение Аретэ? Аретэ, если помните, у нас переводили как «добродетель». Но аретэ, если помните, это «лошадность в лошади, человековость в человеке». Иначе говоря, это сущность, а не добродетель, хотя соответствовать своей сущности – это уже добродетель. Так вот, если попытаться представить философию Сократа в виде образа, то получится тот же шар упанишад, с Аретэ-сущностью в сердцевине. Только вместо игл-направлений из него ветвятся многочисленные рассуждения, определяющие различные понятия, правящие человеческой жизнью. Их-то Сократ и распутывал всю свою философскую жизнь как множественные тропинки на поле человеческого сознания. А приводят они все к той же Аретэ, к сущности общественного существа по имени человек.

Конечно, Сократ и Упанишады – это очень разные и очень отдаленные друг от друга в культурном отношении вещи. Для науки такое поверхностное сопоставление вряд ли допустимо. Но ведь я смотрю на них с точки зрения самопознания. И тут становится возможно объединить их единым видением, точно они действительно развивают соседние грани единого древнего учения о самопознании.

При таком подходе, осознавая его условность, все же можно сказать, что Упанишады дали общий образ личности, нарастающей во время человеческой жизни на ядро сущности.

Философию Сократа вполне можно видеть как разворачивание этого образа в подробные описания тех понятий, из которых складывается человеческая личность. А с ней и та ловушка, из которой можно вырваться только самопознанием. Но у нас еще будет время поговорить о Сократе, поэтому я возвращаюсь к упанишадам.

Первая песня Катха упанишады заканчивается настойчивой просьбой Начикеты сказать «о том, о чем питают сомнения люди, об относящемся к следующему миру, знание о чем ведет к великому достижению» (I–29).

И опять можно подумать, что Начикета просит рассказать о том, что будет после смерти. Но ответ Ямы, с которого начинается вторая песнь Упанишады, показывает, что этот «Следующий мир» есть всего лишь ты сам, но в той части, которая познает себя и свою сущность.

Яма сразу начинает рассказ с исследования того, что не пускает к себе и удерживает в поверхностных, ложных слоях бытовой личности.

«Испытав ученика, и найдя его пригодным для знания, он (Яма) сказал:

1. Предпочтительное, воистину, одно, а приятное, воистину, другое. Оба они, служа различным целям, (как бы) связывают человека. Благо выпадает тому, кто принимает предпочтительное. Выбирающий приятное отходит от истинного назначения».

Иначе говоря, это твой личный выбор – жить ради удовольствий этой жизни или ради той жизни, что наступит после смерти. Я не берусь сейчас рассуждать об оправданности постановки такого выбора вообще. Это рассуждение для тех, кто его уже сделал по собственному желанию.

Далее Шанкара:

«Если человек, по желанию, может делать то либо другое, почему же люди, в основном, придерживаются только приятного? Ответ на это дается:

2. Предпочтительное и приятное приходят к людям. Разумный человек, оценив, разделяет их. Разумный выбирает предпочтительное за счет наслаждений; неразумный избирает наслаждения, ради развития и сохранения (тела и т. д.)».

И далее этим двум расходящимся путям даются имена пути Знания и пути Неведения. Это означает, что для Упанишад и Веданты Знанием в полном значении этого слова считается только пребывание в состоянии после смерти. Это полностью отличается от Европейского научного понимания знания, где под ним понимается не состояние сознания, а память и даже ее количество, если можно так сказать.

Знание упанишад – это знание пути, пребывание на Тропе, пролегающей посреди сложного и запутанного мира, где легко сбиться и потеряться.

«5. Живущие посреди неведения и считающие себя умными и просветленными, неразумные люди кружат вновь и вновь, следуя неверными путями, в точности как слепые, ведомые слепыми.

6. Средство достижения иного мира не открывается нераспознающему человеку, блуждающему, обманутому приманкой богатства. Тот, кто всегда думает, что есть только этот мир, попадает под мою власть снова и снова».

Далее добавляет Шанкара:

«Но из тысяч есть один, подобный тебе, стремящийся к предпочтительному и становящийся познавшим Я; потому что:

7. Это (Я), о котором не удается даже услышать многим (и) которое многие не понимают, даже слушая, – объясняющий удивителен и принимающий удивителен, удивителен тот, кто знает по наставлению сведущего».

Шанкара поясняет:

«…Подобным же образом, именно после слушания о Я, искусный – редкий среди многих – становится достигшим. Ведь удивительный человек – редкая душа – становится познавшим; обученный искусным учителем.

Почему же (это так)? Потому что:

8. Я, безусловно, не познается истинно, когда о Нем говорит низшая личность; ведь о Нем думают различно. Когда же о Нем учит ставший равным Ему, о Нем более не размышляют. Ведь Оно вне доказательств – Оно тоньше атома».

Вот так это перетолковывает Шанкара: «Это – то Я, о котором ты спрашиваешь меня; (когда) о нем говорит; низший человек, то есть человек мирского склада; безусловно, нелегко верно понять; <…> когда о нем говорит не имеющий отличий человек, учитель, не видящий двойственности, ставший равным Брахману, который должен быть открыт (им); здесь, по отношению к Я; не остается; обдумывания, различных видов рассуждения, как, например, существует Оно или же нет; ведь Я устраняет все мысли, содержащие сомнение.

Или же, когда о (высшем) Я, которое неотлично от собственного Я человека и является этим Я, учат верно; нет иного понимания; в этом Я, поскольку нет ничего, что еще должно быть познано. Ведь осознание единства Я есть кульминация всего знания. Следовательно, поскольку нет познаваемого, не остается ничего, что еще было бы необходимо познать здесь».

Как ни странно, но заявив, что рассуждение неуместно, сам Шанкара здесь пускается в логически изощренные рассуждения, чтобы доказать, что нет иного способа познать это Я, кроме как по прямой передаче от просветленного «учителя, хорошо знающего писания». Но оставим это на совести веданты, отстаивавшей себя в бесконечных спорах с другими школами и, в первую очередь, буддизмом, где, как известно, личное просветление вполне возможно.

Смысл же рассуждений Шанкары обнаруживается в следующем за ними изречении упанишады, которая в этот раз оказывается понятнее некоторых его пояснений.

«9. Мудрость, которой обладаешь ты, дорогой, ведущая к глубокому знанию, лишь когда сообщается кем-то другим (иным, нежели логик), не может быть достигнута посредством аргументов. Ты, о дорогой, наделен истинной решимостью. Пусть вопрошающий у нас будет подобен тебе, Начикета».