– Mashallah![12] – Рука Лулу обвилась вокруг талии Дины, словно гадюка. – Спасибо! А мне нравятся твои!

– Mashallah! Ты погляди-ка! Как мило с твоей стороны! Я передам ей твои слова. У твоих туфель есть бантики. Обожаю бантики. А ты? – Дина тряхнула своими красивыми, густыми волосами.

Лулу сощурилась, почувствовав укол зависти. Она, может, и хвасталась своими волосами время от времени, но не до такой же степени. Гордость заставляла Лулу верить, что ее самолюбие было обоснованным и не таким кричащим. Она пришла бы в ужас, узнав, что ее собственные взмахи волосами выглядят точно так же, изящно и щеголевато, как у Дины. Это движение передавалось из поколения в поколение, от одной арабской девочки к другой, пока остальной мир не причислил его к стереотипам об арабских женщинах. Посторонним наблюдателям было невдомек, что это был целый ритуал, искусство, которому они обучали друг друга, для использования в социальных войнах и личном прихорашивании.

– Мне нравятся бантики. Поэтому-то я и купила эти туфли. – Притворная радость в голосе Лулу потухла, улыбка на лице дала трещину.

Дина рассмеялась, сплошное очарование.

– Лулу, ну ты и шутница!

Лулу было совсем не до смеха, но тем не менее она вежливо улыбнулась. На верхней лестничной площадке столпилась стайка ее ровесников. Их глаза метнулись к ней. Они разделились по половому признаку, хотя и не так строго, как это бывает в столовой Сили Холл. Лулу даже не могла сказать, когда люди начали разделяться на мальчиков и девочек, но стоило ей заметить эту тенденцию, она стала видеть ее повсюду. Она ни с кем не делилась своими наблюдениями. Она и так уже ощущала себя живой контрабандой. Нет нужды давать людям повод думать, что так оно и есть.

Лулу поискала глазами в толпе Таню, но той не было. Жаль, ей нравилась Таня. Мириам тоже не было видно. Али, Табит и Омар слушали, как Мустафа рассказывает какую-то историю. Он улыбнулся ей поверх голов. Лулу притворилась, будто не заметила. Она всегда так делала, когда видела Мустафу.

Мустафа был красавчиком. Про него так и говорили: тот красавчик Мустафа. Когда он улыбался своей голливудской улыбкой, в уголках его глаз появлялись морщинки. Волосы не по-мальчишески коротко пострижены. Несмотря на то что он был одного возраста с Лулу, матери и тетушки отзывались о нем не иначе как «молодой человек». Или, если быть точнее, «тот красивый молодой человек». Даже ее собственная мать звала его так. Все эти матери и тетушки словно сговорились и пытались на что-то намекнуть.

Лулу вежливо пропускала это мимо ушей.

Если б его с завидной регулярностью не допрашивали на таможне в аэропортах, можно было бы сказать, что он обладал типичной американской внешностью – свежей и приятной. От одного только взгляда на него у Лулу возникало странное желание лизнуть его. Она старалась подавлять это чувство изо всех сил.

Экспаты и иммигранты принесли с собой в эту страну понятие общинного родства. Лулу не могла позволить себе сближаться с Мустафой, слишком велик был риск. Она слишком ценила свою частную жизнь, чтобы жертвовать ею ради красивых глаз и острых скул. Люди погибли ради того, чтобы она могла пользоваться независимостью. Люди в ее собственном роду. Ее отец покинул родину, чтобы она могла закрыть дверь в собственной комнате. Чтобы у нее был собственный уголок, куда никому больше не позволялось вторгаться. Возможно, когда Лулу не видела, Мустафа тоже поглядывал на нее с любопытством. Кто знает. Лулу, по крайней мере, не собиралась ждать, что из этого получится.

– Смотри, вот и Тамра! – сказала Дина, завидев приближающуюся девушку.

Подошедшая обняла Дину и Лулу и расцеловала их обеих в щеки. Тамра аль-Кати приходилась Дине кузиной с отцовской стороны и была младшей дочерью Сальвы Нассер. Из них двоих Лулу не раздумывая выбрала бы Дину, которая была скорее как сводная дальняя родственница, чем просто знакомая. Тамра так не сближалась с Лулу и была совсем не такой дружелюбной, как ее старшая сестра Таня.

Кроме того, Тамра была такой же красавицей, как Ло. Такой же красавицей, какой, по мнению Лулу, была когда-то ее мать, тетушка Сальва. Проблема состояла в том, что Лулу недостаточно знала Тамру, чтобы относиться к ней по-человечески. Когда в твоей подруге есть что-то необычное – темные волосы, громкий смех, аллергия на местные дубы – это воспринимается всего лишь как факт. Когда этими же чертами обладает просто знакомая, это становится невыносимо.

– Ты слышала о помолвке моей сестры? Мы все так рады! – Тамра сияла.

Лулу внезапно поняла, почему Таня предпочитала держаться подальше от этой толпы. Она была уже слишком взрослой для всего этого. В конце концов, ей было уже за двадцать. Уже много лет она металась между взрослыми и детьми.

– Mabruk![13] – Лулу натянула на лицо свою самую обаятельную улыбку.

Они с Тамрой стояли, глядя друг на друга и улыбаясь.

– Мы таааак давно не виделись. Ты больше не показываешься! – Тамра протянула руку и ущипнула Лулу за щеку. Тамра родилась на девять месяцев раньше и постоянно тыкала этим фактом Лулу в лицо.

Лулу скрипнула зубами, не переставая улыбаться. Эти девочки регулярно звали ее погулять, обычно передавая приглашение через ее родителей. И целый вечер улыбались и упрекали ее, что она редко проводит с ними время, что доставляло Лулу еще больший дискомфорт. Она им не нравилась. Ну или, по крайней мере, они ей не доверяли. Лулу было все равно, она тоже им не доверяла, но все они вращались в общих кругах и потому не могли жаловаться вслух. Приходилось обходиться намеками. В конце концов Лулу стала их избегать. Всех, кроме Мириам, которой по-прежнему не было видно.

– Пойдешь с нами гулять в следующий раз?

– Конечно, пойду, inshallah[14]. Мне этого так не хватало. Я была так занята. Времени ни на что нет! – Лицо Лулу уже болело от улыбки. – Ты же знаешь, как я люблю танцевать.

– Не сомневаюсь. Ты всегда занята. Я недавно говорила с Диной о том, как весело было в прошлый раз. Ты знаешь Мустафу? Так вот, он такую смешную вещь сказал. Знаешь, что он сказал? Он сказал, что в этом году не собирается поститься, потому что у него баскетбол. Ну, разве это не смешно? – говоря это, Тамра стояла лицом к своей кузине, но смотрела на Лулу. – Ой, а ты ведь не постишься, ведь так, Лулу? Inshallah, в следующем году, в таком случае, хабибти.

Лулу резко втянула воздух ртом.

– Вообще-то я пощусь. Извините.

Тамра что-то промычала и отвернулась к Дине. Лулу направилась в ванную комнату, но не в ту, что находилась поближе, на втором этаже, а в ту, что располагалась на первом. Здесь, наверху, было настоящее царство зеркал. И Лулу не нравились искаженные отражения, которые она тут увидела. От мысли, что какое-то из этих отражений могло принадлежать ей, девушке стало не по себе.

Пару раз по пути ее перехватывали взрослые, пока она не наткнулась на Шейха Фади, который потрепал ее волосы и поцеловал руку, как сделал бы ее дедушка. Он выглядел, как человек, который, должно быть, производил впечатление, когда был в расцвете сил, несмотря на то, что этот расцвет был шестьдесят лет назад.

– Эй, хабибти, – сказал он. – Wenu Baba?[15]

– Отец разговаривает с Аму, – отвечала Лулу. – Как твои дела, Шейх?

– Шейх да шейх. – Он покачал головой. – Ну что за шейх без своего клана?

Лулу цокнула языком.

– Мы твой клан, Шейх, ты же знаешь.

Лулу не лукавила. Шейх Фади провел свою юность в Штатах, выписывая фетвы, чтобы улаживать конфликты в их сообществе. Он консультировал по всем вопросам, начиная от мелких, вроде автомобильных аварий, до крупных финансовых сделок. Он был главным в их сообществе и пользовался своим титулом, как шерифским значком, чтобы хранить покой и порядок.