Его упорной настойчивости способствовало и то, что нам с ним в то время пришлось особо тесно общаться. Марина наткнулась на каких-то мошенников, на удочку которых чуть не попалась ее мать, в результате чего вновь была объявлена всеобщая ангельская мобилизация — одной операцией местного масштаба Марина никогда не ограничивалась. И в первую очередь ей, разумеется, потребовалась информация о противнике.
Если бы я знал, во что ввязываюсь, наверно, сразу бы отказался. И вовсе не из-за огромного объема работы, а чтобы и дальше испытывать преклонение перед полетом человеческой мысли. Я только потом понял, как мне до тех пор везло — в том, что я видел в Интернете исключительно стремление людей к раскрепощению и духовному единению и не замечал их же попытки использовать величайшее открытие в низменных целях.
Копнув в указанном Мариной месте, я вдруг обнаружил не отдельное гнездо вредителей, а широчайшую, разветвленную сеть их рассадников. Далеко не последнее место среди которых занимали электронные мошенники. И у меня просто крышу сорвало. Мне было глубоко плевать, что в человеческой среде никогда не переводились те, кто питались за счет глупости, жадности, чрезмерной доверчивости и стремления к праздности других. Раньше они хоть лицом к лицу со своими жертвами сходились, рискуя прямо по морде получить и бежать потом со всех ног, чтобы с добавкой не догнали.
Но осквернить виртуальный мир, который не только для меня всегда был символом свободы духа, чистоты помыслов и стремления к всеобщему благу? Его опутать паутиной корысти, затаившись на его бескрайних просторах и разбрасывая оттуда по всему миру сети обмана — в полной безопасности и неузнаваемости? Красться за первооткрывателями, чтобы у них за спиной потрошить последователей, поверивших в их великую идею и двинувшихся вслед за ними осваивать открытые ими миры?
Обнаружить отдельные очаги законности, пытающиеся навести хоть какой-то порядок на современном Диком Западе, труда не составило. Вот только боролись они с Гидрой, которая в ответ на каждую отсеченную голову выстреливала десятком новых — нахально-ухмыляющихся и еще более по молодости активных. И я в очередной раз понял, что на земле, даже в сфере свободолюбивого, но человеческого духа, нужно действовать земными же способами, поскольку наш метод последовательного обнаружения пороков и методичного их искоренения среди людей не работает. Пороки, как раковая опухоль — при малейшей угрозе радикального вмешательства норовит метастазировать, и не устранять ее нужно хирургическим путем, а травить.
Решение прибегнуть к компьютерным ядам — вирусам и спаму — далось мне нелегко, но еще раз повторяю — обращаясь как к руководству, так и ко всему небесному сообществу — что если нас в первую очередь интересует эффективность нашей работы, закрывать глаза на изобретенные человечеством способы борьбы с его же недостатками мы просто не имеем права. Также не мешало бы нам пересмотреть наше отношение к последовательности и методичности — человечество мгновенно привыкает к любой тактике, приноравливается к ней и перестает на нее реагировать. Его нужно постоянно встряхивать и удивлять — и в этом отношении человеческие способы в сочетании с нашими исконными методами, как минимум, удваивают воздействие последних.
И если с меня корона не упала то и дело просить Макса добавить личностный, так сказать, аспект к каждому моему удару по распорядителям многомиллионных наследств и лотерейных джекпотов, то для остальных наших коллег, которым нечего, как правило, на земле делить, я и вовсе не вижу никаких препятствий в таком сотрудничестве.
Одним словом, работы в то время было столько, что я опять спать перестал — с большим, нужно признаться, трудом. Был бы человеком, через пару недель помер бы, наверно. Но были в той сумасшедшей круговерти и положительные стороны. Для начала мне некогда было обращать внимание на Татьянины настроения — и если она и продолжала метать в меня грозными взглядами, они большей частью мимо пролетали. Да и трястись в отношении Галиного состояния мне уже вовсе было не обязательно — достаточно было просто спросить ее, как она себя чувствует, достаточно ли отдохнула и хорошо ли поела. Даже когда она в декрет ушла, я ей лишь изредка позванивал — и всякий раз убеждался, что по второму разу она намного тверже необходимого режима придерживалась.
Так, между атаками на компьютерную нечисть и сеансами общения — все еще через полупрозрачную ширму — с моей девочкой, подошло 19 декабря — время ее рождения. Которое тоже прошло как-то намного легче первого. Возможно, Галя — по второму разу — помнила, как нужно себя вести. Возможно, я уже знал, чего ожидать. Возможно, я смог наконец-то в видимости рядом с ней находиться. Возможно, я просто уже дождаться не мог встречи с моей девочкой…
И когда я впервые взял ее на руки… По-моему, только в тот момент я впервые по-настоящему понял Анатолия и, черт бы его побрал, Макса. При первом непосредственном физическом контакте с ней ощущения нахлынули на меня тропическим ливнем, не только смыв смутную пелену с разделявшей нас ширмы, но и саму ширму снеся к чертовой матери. У меня в голове словно широкие ворота в какой-то другой мир распахнулись, и теперь, чтобы войти в него, уже не нужно было ни палец, ни глаз к сканирующему устройству прикладывать.
Мне уже случалось видеть мысли Дары и Игоря в сознании Макса с Анатолием, и я не мог не заметить, настолько они отличаются. Тогда мне подумалось, что мальчики и девочки, наверно, по-разному думают. Или, возможно, гены сказываются. Но теперь у меня закралось подозрение, что мыслительный процесс у ангельских, по крайней мере, детей строго индивидуализирован с самого рождения.
Дара словно цветущими растениями все вокруг оплетала. Мысли Игоря продвигались в выбранном им направлении неспешными, но неуклонно преодолевающими все препятствия журчащими струйками. А вот сознание Аленки ассоциировалось с мириадами крохотных, ярких песчинок всевозможных цветов и оттенков. Которые перемещались — знаете, как в калейдоскопе: чуть повернул его, и вот тебе новый невероятный узор. Кто этот ее калейдоскоп поворачивал, понятия не имею — уж точно не я, я только глаз от этих картинок оторвать не мог, не вдумываясь в механизм их появления. Обо всем остальном мире я тогда напрочь забыл, даже о святом деле очищения Интернета от всякой плесени — до Нового Года я отпуск на всех работах взял, а там и новогодние каникулы подошли.
Дара тоже явно ощущала родство с сестрой, и отнюдь не только кровное — она просто с головой нырнула с созерцание ее. Что она там видела, не знаю, но, судя по выражению ее лица в такие моменты, и ей картины открывались завораживающие. Она даже стала просить нас с Галей, чтобы мы разрешили ей не ходить больше в садик. Сошлись мы, как всегда, на компромиссе — до конца новогодних каникул она останется дома, но затем нужно все же и со своим возрастом общаться. Тем более что садик давал ей все больше развивающих занятий, на которые у нас с Галей уже просто времени не оставалось.
Осознав, наконец, что испытывал Анатолий при общении с Игорем, я все же никак не мог понять его в одном отдельном вопросе. Лично для меня появление в голове этой новой вселенной отодвинуло наблюдателей на самый дальний край моего собственного сознания. Как выяснилось, разделение труда выдерживалось у них строго, и очень скоро у Аленки появился свой личный куратор — такой же чопорный и надутый, каким был в самом начале Дарин.
За него Дара взялась намного энергичнее, чем за своего собственного — но все теми же обходными путями, так что уличить ее в прямом воздействии было просто невозможно. Она вообще как-то вдруг резко повзрослела — в представлениях, которые она начала устраивать уже для двух наблюдателей, ощущалось не только ее стремление убедить их в своей и Аленкиной замечательности, но и явный намек, что Аленка находится под ее защитой и обижать ее она не позволит.
Временами у меня даже мелькала шальная мысль, что хорошо мне критиковать Анатолия, когда у меня Дара сама, без каких-либо просьб с моей стороны, в союзники вызвалась, и Галя никоим образом в эти дела не вмешивается. А ему одному приходится в мыслях Игоря разбираться, и то подпольно, чтобы Татьяна миллион опасностей в любом его поступке не узрела. Но задумывался я об этом, честно признаюсь, нечасто — мой отпуск с каникулами пролетели как-то очень быстро, и потом в рабочее состояние я вернулся с большим трудом — каждый день часы считал, пока можно будет съездить за Дарой и вернуться к Аленке.
