— Нет, у него другие новости нашлись, — спокойно ответила я, кивнув ему на стул возле моего стола. — О том, что здесь у нас происходит — у меня под носом — и о чем я понятия не имею. Кстати, на твоем месте я бы не стала так сдерживаться — на улице тебя, по-моему, еще не все слышат.

Он скрипнул зубами и молча сел на предложенный стул.

— Это что за сезон охоты, — не стала я терять время на пустую болтовню, — который Дара на… наших общих знакомых открыла?

— Чья формулировка? — уставился он на меня исподлобья.

— Какая разница? — прищурилась я.

— Если твоя, то разберись сначала, — процедил он сквозь зубы. — А если Стаса, то передай ему, чтобы свой жаргон для своих клиентов оставил, а Дару…

— Сам и передашь, — перебила я его, — а мне по существу, пожалуйста.

— Да нечего толком рассказывать, — поморщился он, — я потому и молчал. Дара взялась приручать своего наблюдателя. И, по-моему, получается у нее это лучше, чем у всех нас вместе взятых.

— Как? — против воли заинтересовалась я.

— Не знаю, — замялся он. — Наверно, как всех — улыбкой и приветливостью. Я ведь только образы вижу — перед ней как будто тугой, сбитый в плотную массу комок шерсти, и она его по волосинке распутывает. Уже верхний слой распушила! — гордо добавил он.

— А Тоша в курсе? — спросила я.

— Уже доложил, — коротко ответил он. — Он пока выжидательную позицию занял — придраться к ней, вроде, не из-за чего, она напрямую к наблюдателю не обращается. У нее просто потрясающая интуиция! — воскликнул вдруг он, и не преминул заметить: — Это у нее наследственное. Она откуда-то знает, что ни с наблюдателем, ни о нем разговаривать нельзя. Только с Игорем, — подумав, добавил он.

— С Игорем? — насторожилась я.

— А, — махнул рукой он, — у них точно никаких секретов друг от друга нет. Ему она рассказывает, как наблюдателя к себе расположить.

— А ты, надо понимать, — ехидно заметила я, — совершенно случайно такой разговор услышал.

— Сейчас к Анатолию пойдешь про Игоря спрашивать, — набычился он.

— Не отвлекайся, давай про Игоря, — сбавила тон я. Если и придется к этой квинтэссенции ангельской самоуверенности обращаться, то только вооружившись предварительно собранной информацией.

— У него не получается, — вздохнул он с таким наигранным огорчением, что лучше бы уж в самодовольной улыбке расплылся. — Может, ему особо непробиваемый попался, а может, с ними Дарино обаяние требуется. Ничего-ничего, она своего выдрессирует, потом за Игорева возьмется, — усмехнулся он, и вдруг снова принял серьезный вид. — Про Анатолия — это я так сказал, не трогай его сейчас.

— Почему? — остро глянула я на него. С каких это пор в моем вечном противостоянии с этим ангельским первопроходцем в нашей жизни Макс на его стороне оказался?

— Да у них дома сейчас эта тема — как красная тряпка для быка, — опять поморщился он. — Татьяна вбивает Игорю в голову, что ему наблюдатель только кажется, как и Даре. И Анатолию запретила с ним об этом говорить — он только изредка, мысленно, Игоря успокаивает, что этот невидимка с ним дружить не хочет не потому, что Татьяна его не любит. И сколько он ей ни твердит, что нельзя закрывать глаза на то, что Игорь и других ангелов чувствует, она ему в ответ — Игорь должен жить нормальную человеческую жизнь, а не трястись под дамокловым мечом, как мы с тобой. Так что теперь, — снова гордо выпрямился он, — у него тоже одна надежда на Дару. Либо она Игорева наблюдателя разморозит, либо Игоря научит — тогда и Татьяна успокоится.

К концу этого разговора я уже тоже была готова разделить его гордость. Вот так вот, одному человеку — пусть даже маленькому и не совсем человеку — удается то, что оказалось не под силу целому сонму ангелов! У меня даже мелькнула мысль, что из Дары растет не просто красотка, не просто роковая красотка, а роковая для ангелов красотка. Но потом я вспомнила, как она с первой же встречи покорила Татьянину мать, а потом и Светка, в садик которой Игорь с Дарой пошли той осенью, рассказала мне о легком, без малейших усилий, завоевании Дарой целой группы обычных человеческих малышей.

Кстати, Светка мне еще пару интересных моментов поведала. Оказывается, от Игоря, когда его всерьез задевали — особенно, когда дело Дары касалось — тоже волна какой-то первобытной опасности исходила, и с ним в такие моменты предпочитали не связываться. Дара тоже, когда обижали Игоря, вступалась за него однозначно — без истерик и криков, но бесповоротно и безжалостно. Короче, у меня сложилось впечатление, что благодаря усилиям взрослых — в особенности, ангелов — наши мелкие уже поняли, что рассчитывать им нужно только на себя и крепко держаться друг за друга.

Отказывалась видеть это только Татьяна. Она одна упорно не поддавалась чарам Дары. Понятия не имею, что на нее тогда нашло — я точно знаю, что когда Дара только родилась, Татьяна была от нее в восторге. Возможно, ревность в ней материнская взыграла, что Игорь общество Дары всем остальным предпочитает. Или обида за него, что Дарин наблюдатель начал расположение к ней проявлять, а Игорев все также каменным истуканом над ним нависал. Или она с родителями своими за те два года перед садиком переобщалась. Но только она вдруг вообразила, что только одной ей достоверно известно, что Игорю в жизни нужно и от чего ему в этой жизни лучше. И это после того, как ее саму точно таким же образом чуть ли не всю жизнь донимали!

У меня вообще мысли стали появляться, что с появлением ребенка в организме женщин срабатывает некий механизм, отключающий мозг и заменяющий его пресловутым материнским инстинктом. В отношении физической опасности я это еще могу как-то понять, но какое отношение имеют родительские инстинкты к тому, с кем ребенку дружить, с кем семью строить и чем в жизни заниматься?

Вон и Светка — ярчайший тому пример. В садик работать пошла, чтобы о здоровье Олежки не волноваться — нет вопросов. А зачем было его в этом подобии школы при садике оставлять — через десяток стен она за ним, что ли, присматривала? А потом еще и стонать, что, мол, надо было его сразу в нормальное учебное заведение отдавать? Глаза где раньше были — в горле, откуда квохтанье несется, вместо головы, где мозгам быть положено?

А вот в отношении Дары с Игорем здравый смысл почему-то ее не покинул. И даже Татьянино полное затмение рассудка ей почему-то явно в глаза бросалось. Сколько раз за тот первый год работы с нашими мелкими она рассказывала мне, посмеиваясь, что вот, мол, Игорь с Дарой просто родились созданными друг для друга, а Татьяна из материнской ревности уже сейчас потенциальную невестку в штыки воспринимает!

Ну, она, может, и посмеивалась, а я медленно закипала. И когда весной мы снова собрались у Светки на даче, и я случайно услышала, как Татьяна просит Светку… нет, чуть ли не требует, чтобы та максимально отвлекала их друг от друга! В общем, взорвалась я.

Когда на нее этот ее ангел ненаглядный свалился, а потом покорно отправился на ковер к вызвавшему его начальству, она что — ручки сложила, вздохнула и сказала, что все к лучшему? Когда Тоша чуть Галю не проворонил, а она узнала, кто этому поспособствовал, она что — голову перед последним склонила и признала, что побеждает сильнейший? Когда меня занесло-таки в ловушку, расставленную теми издательскими паразитами, она, что — заахала, что я, мол, ее предупреждала, и рукой махнула? Она своего вездесущего небожителя послала всех его соплеменников на уши поставить, чтобы они меня назад на этот свет вытащили! Да еще и личного соглядатая на круглосуточной основе мне на шею повесила — для пущей верности! Кто ей право дал собственному ребенку не помогать, а мешать его личную, только по им определяемым правилам, жизнь жить?

Хорошо, что она меня тогда остановила. А то я чуть было на открытый текст прямо при Светке не перешла. И больше я к этой теме не возвращалась. С Татьяной всегда так — ей нужно подзатыльников надавать, извилины встряхнуть, чтобы она разозлилась и вспомнила, что ими время от времени шевелить можно. Между прочим, кто на нее тогда, перед тем как она своего задумчивого ангела на кухне застукала, наорал? Она мне хоть раз «Спасибо» сказала?