Он даже не пытался сдержать смех, и это разозлило Эмми.

— Ты был там сегодня днем. Как ты думаешь, кто в той отвратительной операционной был человеком с большим медицинским опытом? Самый большой опыт, хотя я никогда не была хирургической медсестрой? Как ты думаешь, кто на самом деле является причиной того, что этот молодой человек будет жить — и я дам тебе подсказку — это не кто-то из так называемых врачей, которые были там, — она не смогла удержаться, чтобы не ткнуть указательным пальцем ему в грудь, или, точнее, не ткнуть им в кирпичную стену — это, вероятно, причинило бы меньше боли.

Тяжело вздохнув, Эмми закрыла рот. Она не понимала, зачем вообще пытается объяснить ему эти вещи. Он не хотел их слышать. Она была просто вместилищем для него, просто кем-то, в кого можно влезть с надеждой оплодотворить.

Элементарно.

Основы биологии.

Наименьший общий знаменатель.

Все вернулось к тому, что было сотни тысяч лет назад — человек вышел из пещеры и убил дракона, а маленькая женщина осталась в пещере и заботилась о детях, которых он на нее повесил, хотела она того или нет. Это была ее единственная роль — ее единственная реальная ценность для общества.

Она даже не заметила, что плачет, но он, очевидно, заметил, потому что подошел и обнял, крепко прижимая к себе и изо всех сил стараясь осушить ее слезы, которые не прекращались, даже когда он поднял ее на руки и отнес к своей кровати. Только на этот раз — впервые — он не сделал это ради секса, хотя это безошибочное жужжание всегда звучало на заднем плане, когда они были рядом. Он просто обнял ее, успокаивающе поглаживая спину, пока она плакала, нежно целуя ее влажное лицо и протягивая кусок туалетной бумаги, служащей салфеткой, чтобы она могла высморкаться.

Затем он снова заключил ее в объятия, которые она нашла тревожно-утешительными, и предложил положить голову ему на грудь, а сам обнял за плечи.

— Расскажи мне, откуда ты родом, — попросил он, и она подумала, что это, вероятно, просто отвлекающий маневр, призванный вывести ее из депрессии и на некоторое время остановить ее плач.

Но он — невольно — открыл шлюзы. Ей было все равно, верит ли он в то, что она говорит. Все равно приятно было сказать это кому-то — даже ему.

Она не знала, как доказать ему — она даже не была уверена, хочет ли этого и должна ли этого хотеть. Но ей удалось сбросить с души многое, о чем она даже не поведала Андже, которая безоговорочно поверила ей.

Она чувствовала себя намного лучше, рассказывая все ему, а не ей, но не хотела рассматривать причины этого слишком близко. Как и многие другие вещи в это время, единственным объяснением было то, что это просто произошло.

И когда она выплеснула все до последнего слова, что когда-либо хотела сказать, они просто лежали, а он гладил ее по спине, и это было чистым, успокаивающим утешением.

Затем он задал ей вопрос, который удивил ее до глубины души.

— Хочешь почувствовать меня внутри себя? Поможет ли это тебе чувствовать себя лучше — когда твои ноги раздвинуты вокруг меня, твои женские ножны растянуты и наполнены до краев, когда ты привязана ко мне, как в такие моменты, не в состоянии думать, верить, волноваться или дышать — просто отпустить все и побаловать себя нашей связью?

Она хотела сказать «да», и на этот раз — впервые — не только тело побуждало ее сделать это. Это был ее осажденный, напряженный, обеспокоенный ум.

Она знала, что он может сделать для нее, что он может дать ей, просто оставаясь самим собой. Он никогда не будет таким умным, как Дэн.

Он даже не мог читать, хотя она подозревала, что он не виноват.

Но в ее нынешней реальности этот навык был куда менее важен.

В расчет принимались сила, решимость и готовность запачкать руки.

И он обладал всеми этими качествами — в избытке.

Во многом он обладал ей.

Когда она долго не отвечала ему, Водт поднял ее на себя.

Не вынуждая ее оставаться там, хотя мог бы, а просто держа ее, поддерживая. Пока она лежала, вытянувшись на нем, как котенок на ломовой лошади, он одной рукой запутался в ее волосах, где ему нравилось, а другой рисовал ленивые узоры на ее обнаженной коже.

Наконец, она подняла голову; глаза на этот раз не наполнились слезами, и она встретилась с ним взглядом, выдохнув лишь одно тихое слово.

— Пожалуйста.

И это было все, что должно было быть, — на этот раз.

Он хорошо знал ее — изучил ее тело, ее симпатии и антипатии — изучил ее настолько, что знал, что не стоит кусать ее соски. Это отталкивало ее.

Вместо этого он стал мягко покусывать их, зная также, что ей нравится, когда их щиплют — и выкручивают — сильно. Или же крепко зажать их своими длинными острыми клыками и дергать, пока она хорошенько не попросит его не делать этого. Он знал, что она обожает, когда ее целуют, но не любит, когда это делается слишком небрежно, и что поцелуй в шею — кусая ее не так нежно — может заставить ее взвыть, если он сделает это правильно.

И он делал ради нее все правильно, сосредоточив все свое существо на том, чтобы она максимально прочувствовала все, что он делал с ней.

Он почти утонул в ее отклике, когда дразнил и щекотал ее клитор.

Он погружал большой палец во все еще очень тесную, влажную пещеру, а она сжимала простыни в кулаках так сильно, что почти порвала их.

Когда пришло время им соединиться, он поднялся над ней — внушительный, властный, великолепный, но не угрожающий — наблюдая за каждым нюансом любой перемены в выражении ее лица. Когда она впервые приняла его в свое тело, он обнаружил, что захвачен почти святым чувством, по крайней мере, так же как и она. Но затем он удивил ее, остановившись на полпути к тому, чтобы заявить свои последние права на нее, наклонившись, чтобы погладить ее по щеке и грубо прошептать с гораздо меньшей властностью в голосе:

— Скажи мне, что ты моя.

И после малейшего колебания Эмми спокойно и серьезно ответила, не сводя с него глаз:

— Я твоя, Водт.

И она произнесла эти слова без тени иронии или раскаяния, зная, что в глубине души они правдивы, но в то же время сознавая, что ее чувства к нему — каковы бы они ни были — никак не смягчают того факта, что она сделает все, что угодно, лишь бы уйти от него. Тогда, и только тогда, не зная ничего о том, что она думает в этот момент, кроме того, что он предполагал, он решительно погрузился в нее. Упиваясь знакомыми криками отчаяния, которые она всегда издавала, когда он всеми доступными способами по-настоящему делал ее своей, он ждал, что эти резкие стоны превратятся в стоны экстаза.

И, как обычно, он не ошибся.

Глава 6

— Стой смирно! Господи Иисусе! — увещевала Эмили, боясь задеть самолюбие лорда и вызвать его недовольство.

Только спустя несколько дней девушка, наконец, смогла заставить его присесть на пять секунд для осмотра большой раны на плече. Всю прошлую неделю она упрашивала Водта позволить ей позаботиться о нём — или, по крайней мере, чтобы его осмотрел один из «докторов».

Наконец, мужчина нашёл время в своём плотном графике — даже умудрился достать необходимые для лечения инструменты — сбросил рубашку и расположился за маленьким столиком. На самом деле, стол был не таким уж и маленьким, просто выглядел так рядом с его внушительной фигурой.

Во время всей процедуры варвар выглядел немного удивлённым и растерянным, видимо не ожидал от девушки такой заботы и внимания.

Эмили парила вокруг него, цокала языком и съёживалась каждый раз, когда ей нужно было прикоснуться к нему, зная, что причиняет ему боль.

Всё это только ещё больше усиливало недоумение лорда.

Почему она так реагирует на него, девушка никогда не узнает. Это совсем не было похоже на то, как она съёживалась, когда варвар шлёпал её или когда трахал.

Эмили старалась сосредоточиться на лечении, но так и не смогла контролировать свою реакцию. И это было крайне непрофессионально.