Разговор был довольно непринужденный, деловой: БНЕ рассказал, что 17 октября он сделал Заявление для печати в связи с инцидентом - возбуждением уголовного дела в связи с покушением на него. И конфликтом с Бакатиным. БНЕ в конце концов сказал на съезде депутатов, что на счет покушения он пошутил и это его личное дело, из-за чего на него навалился весь съезд.
В конце нашей беседы БНЕ еще раз поблагодарил меня за поддержку и спросил - можем ли мы у себя в Риге опубликовать его Заявление для печати? В Москве, мол, его не хотят печатать. Я ответил положительно. Он сказал, что текст Заявления мне передаст Лев Суханов. Мы тепло попрощались и трубку взял ЛЕС (Лев Евгеньевич Суханов). Я сначала хотел записывать текст от руки, но ЛЕС сказал, что лучше это сделать с помощью магнитофона. Мы условились с ним связаться через полчаса. Он позвонил через 35 минут - соединила нас Таня Пушкина. И затем ЛЕС передал мне по телефону текст Заявления БНЕ. Вот его текст:
ЗАЯВЛЕНИЕ
Для печати и других средств массовой информации.
(переданное мною в латвийскую газету "Советская молодежь" 19 октября 1989 года)
16 октября 1989 года на сессии Верховного Совета СССР под председательством М. С. Горбачева был обнародован инцидент, затрагивающий мои честь и достоинство. Против моей воли к разбору данного вопроса был привлечен министр МВД СССР товарищ Бакатин, который, смешивая ложь с правдой, не имел морального права способствовать распространению слухов, порочащих меня в глазах общественности. Более того, товарищ Бакатин ранее заверил, что никакого расследования, а также оглашения информации, касающейся лично меня, проводится не будет. Новый политический фарс, разыгранный М. С. Горбачевым на сессии Верховного Совета и раздуваемый официальной прессой, как событие первой величины в стране, объясняется, конечно, не заботой о моем здоровье и безопасности, не стремлением успокоить избирателей, а новой попыткой подорвать здоровье, вывести меня из сферы политической борьбы.
Создание Межрегиональной группы, сплотившей на своей платформе почти 400 народных депутатов СССР, избрание меня одним из руководителей ее координационного совета, независимость нашей позиции, альтернативные предложения, идущие вразрез с консервативной точкой зрения сторонников административно-командной системы, и даже моя частная поездка в Соединенные Штаты Америки - все это вызывает яростное озлобление аппарата. По его команде была состряпана целая серия провокационных, лживых, тенденциозно настроенных публикаций в советской печати, в передачах Центрального телевидения, распускались среди населения самые невероятные слухи о моем поведении и частной жизни.
В связи с вышеизложенным считаю необходимым заявить следующее:
1. Все это является звеньями одной цепи акции травли меня и творится это под руководством товарища Горбачева М. С.
2. Вопросы моей безопасности и моей частной жизни касаются только меня и должны конституционно ограждаться от любых посягательств, в том числе со стороны партийного руководства.
3. В случае продолжения политической травли я оставляю за собой право предпринять соответствующие шаги в отношении лиц, покушающихся на мои честь и достоинство, как гражданина и депутата.
4. Считаю неприемлемым и опасным перенос акцентов с методов политической борьбы на безнравственные, беспринципные методы морального и психологического уничтожения оппонента. Это ведет к полному краху морально-этических установок, к демонтажу демократических начал перестройки и в конечном итоге - к жесткому тоталитарному диктату.
Народный депутат СССР
Б. Н. Ельцин.
17.10.89 г.
Москва.
После того, как текст Заявления с магнитофона был перенесен на бумагу, я отвез его в редакцию газеты "Советская молодежь", ее редактору Александру Блинову. Тому самому, который подписывал в номер первое интервью с Борисом Николаевичем.
Из дневника
19 октября 1989 года. После того как я отдал Блинову заявление БНЕ, он сразу же его прочитал и подписал в номер. Спросил меня - как я получил этот "документ"? Я объяснил. Затем я пошел в кафе, стал мотаться по Дому печати, убивая время в ожидании тиража.
Все началось, примерно, около восьми вечера. Дежурный по номеру Роман Бакалов (умерший позже в Канаде, куда он переехал жить) вдруг объявляет, что Главлит в лице некоего Скуиня наложил табу на публикацию Заявления. Мы сгруппировались в кабинете редактора Блинова. Он возмущен и все время ведет какие-то телефонные переговоры. Но в его словах чаще всего звучала одна и та же фраза: "На каком основании такое решение?" В один момент он, прикрыв микрофон рукой, сказал нам: "Говорят пришел какой-то циркуляр из Москвы, чтобы не публиковать никаких Заявлений Ельцина..." Мы были все возмущены: повторяются номера, которые сопровождали интервью Ельцина. Ответственный секретарь Шулаков возмущен: "Ну да, циркуляр, старые дела...Пусть его покажут..." Потом Блинов снова ввязался в телефонные препирательства и кому-то почти с вызовом говорил: "Покажите нам документ, запрещающий печатать Заявление народного депутата СССР...Мы почти независимая газета..."
Да, тогда все уже шло к тому, что газета, наконец, оторвется от партийной пуповины, но это еще было впереди, а пока нас донимал Главлит в лице Скуиня. Было принято коллегиальное решение: ставить перед ЦК ультиматум: или его люди не лезут в редакционные дела, или сами приезжают и подписывают газету в тираж... Однако нажим не прекращался и Блинов решил созвать редколлегию. В редакции почти весь ее состав уже был в наличии: началось заседание. Блинов позвонил Скуиню и вскоре в кабинете появился "виновник переполоха" - седовласый, полноватый с красным лицом человек. Очевидно, его донимала гипертония. Началась редколлегия. Протокол писала замредактора Света Фесенко.
Блинов изложил свои аргументы в пользу публикации Заявления. Фесенко обратилась ко мне и попросила рассказать, как оно попало в редакцию. Я горячо, даже слишком, начал отстаивать право редакции публиковать Заявление. Этот запрет я назвал полнейшим абсурдом, поскольку речь идет о Ельцине, интервью с которым мы уже публиковали, и по сравнению с ним это Заявление безобидный материал. И вообще, вкладывал я в уши Главлита, кто может запретить редакции напечатать Заявление народного избранника, пока что действующего члена ЦК КПСС, и кто вообще стоит за этим идиотским запретом? Конечно, мне не надо было так горячиться, такие вопросы решаются с помощью тихих неопровержимых доводов и не перед такой "пешкой", как Главлит... "Ответьте, - спросил я у чиновника, - что конкретно вам не нравится в Заявлении?" И тут выяснилась удивительная вещь: оказывается Главлит и в глаза не видел текста этого Заявления. И запрет наложил с чьей-то подачи.
Я поднялся и отправился в корректуру и принес текст Заявления и вручил Скуиню. Блинов в это время, довольно в миролюбивой форме, его уговаривал, что, мол, ничего страшного в этом Заявлении нет, и что на такую точку зрения имеет каждый человек, тем более депутат и тем более член ЦК партии...По мере того, как Главлит вчитывался в текст Заявления, его красное лицо становилось еще краснее, превратилось в багрово-красное - видимо, до него стал доходить "коварный" ход Бориса Николаевича. Ведь в Заявлении делался неприкрытый выпад против Горбачева... И Главлита и тех, кто стоял за ним, скорее всего тяготил 3-й пункт Заявления, в котором говорилось: "В случае продолжения политической травли я оставляю за собой право предпринять соответствующие шаги в отношении лиц, покушающихся на мои честь и достоинство, как гражданина и депутата."
Видимо, кое-кому было страшновато, если Ельцин свою угрозу приведет в исполнение...
Короче говоря, все кончилось тем, что редколлегия вынесла свой вердикт: если будет запрет на Заявление Ельцина, то газета вообще не выйдет в свет...А это уже было бы чревато большим скандалом...Скуинь покинул редакцию вконец расстроенный и без какого-либо решения. Но о состоявшейся редколлегии, он наверняка с кем-то из "высоко сидящих" товарищей поделился и вскоре в кабинет Блинова снова позвонили. Это был звонок из ЦК КП Латвии. Звонил заведующий отделом пропаганды, которому Саша Блинов еще раз постарался внушить "полнейшую безобидность" Заявления. В конце концов дело кончилось тем, что цэковский работник, поинтересовавшись - нет ли в Заявлении каких-то "щекотливых" моментов по национальному вопросу и получив отрицательный ответ, поставил на теме точку. Победа осталась за редакцией.
