В условиях господства феодально-традиционных реалий России возвести и «наполнить» город не просто «жителями», но теми, кто будет проникнут духом коммерции и обладать прочими необходимыми в этом контексте качествами, – задача не из простых.
По сути речь шла об имплантации на феодально-крепостническую почву России, пропитанную духом неприятия и враждебности к предпринимательству и коммерции, города, ориентированного на ценности западной обуржуазенной культуры.
Не рассчитывая на возможности реализации предполагаемого проекта за счёт коренных жителей империи, власти связывают его решение с массовой иммиграцией. К строительству возводимого града приглашаются представители – выходцы преимущественно из народов стран Средиземноморья. При этом на первом этапе известное предпочтение отдаётся грекам, к которым, как утверждается, императрица питала особые чувства.
На их нужды, в качестве новых поселенцев, выделяется 15 тысяч десятин земли. Им также обещано по 10 тысяч рублей на строительство домов и иных строений.
Существенные льготы власти предлагают также и для других поселенцев, которые освобождаются на десять лет от всех налогов, казённых повинностей, военной службы и постоя войск. При этом всем гарантируется свобода вероисповедания и предоставляются льготные займы на строительство домов и религиозных храмов (А. Скальковский. Первое тридцатилетие истории города Одессы. 1837).
Значительные полномочия (карт-бланш) по формированию национальной палитры и облика будуще го города предоставляются, по-видимому, не случайно отцам-основателям Одессы, первыми из которых являются не традиционные российские чиновники – выходцы из российских поместий и родовитых отечественных сословий, но «варяги» – «пришельцы» из стран Западной Европы, которые, по счастливому совпадению обстоятельств, отнеслись к возведению нового града как к делу своей жизни.
«Южная Пальмира» версус «Северной»
Обретение Одессой в какой-то момент статуса «Южной Пальмиры» на первый взгляд выглядит абсурдом, поскольку реальная Пальмира (греч. город пальм) расположена на территории нынешней Сирии, значительно южнее её черноморского двойника.
Разгадка возникшей несуразицы в том, что в этом образе город позиционирует себя по отношению к Северной Пальмире – к Санкт-Петербургу. При этом, как показал ход последующих событий, подобное позиционирование представляло собой нечто большее, чем просто противопоставление в рамках географических полюсов. Представленные в этой связке города, несмотря на презентацию в качестве новых центров международной торговли России, по сути олицетворяли различные социальные проекты.
В своей торговой ипостаси Петербург – важный торгово-экономический центр, «хаб» России на берегах Балтики – её северные торговые ворота.
В этой ипостаси Южная Пальмира – Одесса олицетворяет южные торговые ворота империи.
Важно при этом отметить не только сам факт открытия новых «торговых площадок», но и то, что с их появлением Россия получила непосредственный доступ к водным просторам, на берегах которых сформировались истоки западной цивилизации.
Статус, обретённый возведёнными по европейским лекалам городов, должен был свидетельствовать, что речь отныне идёт не просто о приращении империей новых территорий – очередных форпостов России, но о появлении особых культурных анклавов, ориентирующихся на Европу, – анклавов, где страна открывает себя не только для традиционных коммерческих сделок, но и для «импорта» западной «мягкой силы»: идей, ценностей и прочих достижений культуры, которым предстояло сыграть важную роль в её исторических подвижках и модернизации.
Самим наименованием появившихся на географической карте городов – Санкт-Петербург и Одесса, звучание которых скорее привычно для европейского, чем для русского, уха, в которых нет ничего от традиционных топонимов, характерных для пограничных анклавов империи – типа Владивосток (Владей Востоком) либо Владикавказ (Владей Кавказом), Россия как бы обращается своим обновлённым ликом к Западу, демонстрируя открытость к грядущим переменам.
«Отсель грозить мы будем шведу…»
Со временем метафору ворот, призванную характеризовать степень открытости Санкт-Петербурга миру, поэт, как ему кажется, заменяет более адекватным символом – «окном»:
Природой здесь нам суждено
В Европу прорубить окно,
Ногою твердой стать при море…
(А. Пушкин. Медный всадник)
В смене метафоры – глубокий смысл. Окно – вовсе не ворота. Даже если оно и распахнуто – это не знак приглашения в гости. Окно – всего лишь прозрачная часть стены, призванная пропускать свет внутрь помещения. Временами его распахивают для проветривания, временами наглухо заколачивают.
Вместе с тем склонным впадать в излишнюю эйфорию от декларируемой открытости России город на Неве, как бы невзначай, напоминает о более серьёзной миссии, связанной с его появлением, которая вовсе не ограничивается тем, чтобы служить площадкой для коммерции и обмена прочими благами, доступными к извлечению из прохладных глубин Балтийского моря:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу.
(там же)
Зрительной демонстрацией этой ипостаси города, выражающей устрашающий для врага посыл его существования, должен служить Медный всадник – памятник Петру I:
Ужасен он в окрестной мгле!
Какая дума на челе!
Какая сила в нем сокрыта!
А в сем коне какой огонь!
Куда ты скачешь, гордый конь,
И где опустишь ты копыта?
(Там же)
Надпись на постаменте гласит: «ПЕТРУ перьвому ЕКАТЕРИНА вторая лгѣта 1782» с одной стороны, и «PETRO primo CATHARINA secunda MDCCLXXXII».
Державной рукой император указывает в сторону Швеции, где в центре Стокгольма водружён похожий памятник Карлу XII, главному противнику Петра в Северной войне, взор которого обращён к России.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
