* * *
Барист Тальфер в это время думал о герцогессе.
И думал он в таком ключе…
Интересная девушка, очень интересная. Не ждешь от женщин такого ума, расчетливости, цинизма даже. Можно ли это использовать?
Нужно!
Надо ее еще проверить, но если она действительно такова…
Остеон не сможет произвести на свет еще одного наследника. Сможет Найджел. И если Мария-Элена Домбрийская с ним справится…
Старая фамилия, достойный род, минимум союзников – Томор всех распугал, до кого добрался, отличная репутация, Рисойские хоть и подгадили, но герцогу, не его дочери…
Против такой королевы никто и слова бы не сказал.
Но что скажет сама герцогесса?
Барист представил перед собой девушку, увидел внимательные серые глаза, светлые волосы, стянутые в узел… И словно наяву услышал: «Корона? Никогда!»
Значит, придется уговаривать.
Свиток с прошением Рисойского лежал неподалеку. Надо и правда заехать к архону. Барист ведь не лгал насчет матушки Эралин, ни минуты не лгал. И бросилась, и принялась жаловаться, что совратили девушку, запугали, та слово сказать боится…
Что-то сейчас Баристу в это не верилось.
Боится?
Э, нет. Не считает нужным говорить, не доверяет, не… да что угодно. Но не боится. Барист мог только посочувствовать матушке-настоятельнице.
И все же, что случилось с Варсом?
Хоть рассказывал бы, паразит! А то: «Я напал на след!» Да, а след напал в ответ! И кто теперь выживет – неизвестно.
Вот, заодно и помолиться.
Хоть и знал Барист всю эту храмовную кухню изнутри, а все же…
Боги-то есть. Пусть они помогут Варсону выздороветь.
Глава 2
Рид, маркиз Торнейский. Аллодия, крепость Ланрон
На войско Хурмаха Рид смотрел с заметным оптимизмом.
Он – выспался!
Впервые за все это время, впервые с той поры, как вышел из Равеля, – он выспался.
Его даже не будили. Шарельфу Лоуселю хватило рассказов Рангора, Эльтца, Грейвса… Лоусель был впечатлен? Нет. Он был в глубоком шоке. Он не мог поверить, принять и осознать это безумие.
Пятьсот человек.
Всего пятьсот человек прошлись по занятой сорока тысячами степняков территории, разнесли в клочья примерно тысяч десять, захватили крепость, пришли к нему…
Осталась самая малость. Продержаться еще, на этот раз против всего войска степняков. Не трех-пяти тысяч, а тридцати.
Риду такие мелочи были безразличны. Он пролежал практически без сознания почти два дня, Джок бил на совесть.
Стив, Джок… скольких унесла эта война, скольких унесет… нигде не сказано, что и сам он выживет. Но разве можно отказываться от своего призвания?
Кто защитит эту землю, если не я?
Сейчас Рид стоял на стене и поглядывал вниз. Туда, где под солнцем влажно поблескивала боками тяжелая плита.
Бой рано или поздно заканчивается, и начинается рутина. Павших надо похоронить, раненых перевязать, трофеи собрать…
Пока Рид лежал в беспамятстве, Шарельф успел договориться со степняками. Они подходят к стенам и собирают своих убитых.
Его люди также выходят из крепости за убитыми.
Трофеев ни у кого нет, но похоронным командам не мешаем. А то ведь арбалеты далеко бьют, вас и со стен достать можно.
Степняки оценили благородство предложения и согласились.
Сейчас тела героев лежали в храме Ланрона. Там же они и будут захоронены, все, кто пошел подрывать подземные ходы. Все до одного.
Джок в смерти казался почему-то еще больше. Обычно человек как бы съеживается, но этот мужчина был настолько спокоен и величественен, что становилось страшновато даже своим, что уж там говорить о врагах?
Под каждой крепостью есть нечто вроде колумбария, только хоронят там не урны с прахом, такого обычая на Ромее не было, а сами тела. Замуровывают в стены, с оружием, чтобы и после смерти души воинов хранили свой дом, как при жизни.
Это честь. И удостаиваются ее далеко не все из тех, кто лег на поле боя.
Рид с утра присутствовал на службе.
Честно стоял, слушал молитвы, а в голове крутилось совсем другое.
Вот дядюшка Стив сажает его на пони.
– Не бойся, малыш!
– Я не малыш!
– Тем более не бойся!
И бояться после этого как-то даже и стыдно.
Вот дядюшка Стив отвешивает ему крепкий подзатыльник.
– За что?
– На дуэли дрался?
– Да…
– Почему не добил противника? Я же тебя учил – не оставлять живых врагов!
Вот Джок. Здоровущий, веселый, выходящий из общего строя: «Меня пиши, маркиз».
И совсем не верится в их смерть.
Разве они могут умереть?
Конечно, нет. Они будут жить, пока жива Аллодия.
В войске Хурмаха затрубили звонко и гулко рога. Рид прислушался.
Хурмах приглашал на переговоры.
* * *
Первоначальные намерения у кагана были совсем другие.
Убить их всех!
Взять крепость штурмом, сровнять с землей, растереть в порошок негодяев, которые посмели ему противостоять! И не только противостоять.
Они сделали из кагана посмешище, иначе и не скажешь!
Сорок тысяч человек гоняются за пятьюстами, при этом теряют малым не десять тысяч! Позорище!
Но сдаваться Хурмах не собирался. А переговоры… на них идут с разными целями.
А еще в Степи это целый ритуал.
Ставится навес, кладется на землю белая лошадиная шкура, ставятся чаши с вином, блюдо с хлебом, небольшая ритуальная жаровня. Сказанные здесь слова слышат боги. А как они карают за клятвопреступления…
Страшно. Фантазия у богов хорошая, раз уж они человека выдумали.
Степняки лично занимались обустройством, аллодийцам не доверили. Что они знают, эти варвары? Весь ритуал испохабят.
Спустя час калитка в крепости приоткрылась. Из нее вышли двое и направились к свежеустроенному навесу, рядом с которым не осталось ни одного степняка.
Рид и его спутник, Ансуан Вельский. Граф наотрез отказался отпустить командира одного на переговоры и потребовал себе должность знаменоносца. Убить было проще, чем отказать.
Хурмах себе не изменил.
Каган – и пешком? Да вся Степь смеяться будет! Только на коне, как завещали предки, только со свитой. И обязательно в золоченой одежде.
Рид оборванцем не выглядел, но если сравнивать – они сошлись, павлин с вороной. Торнейский совершенно не смотрелся на фоне кагана, но это до поры. Пока Хурмах не подъехал и не попробовал взглянуть сверху вниз.
– Ты! Черный волк!
Рид даже ругаться не стал. Просто поднял голову, пристально поглядел в глаза кагану и зевнул. Да так, что волки позавидовали бы шикарному оскалу. И показалось кагану – или нет?
Блеснули на миг за губами маркиза острые волчьи клыки, блеснули – и исчезли?
Морок? Или – явь?
Хурмах рвано выдохнул и спрыгнул с коня.
– Торнейский.
– Ваше величество.
Хурмах чуть приосанился. Все же его признали, а от врага признание получить всегда лестно. Друзья польстят, приближенные солгут, а вот враги… от них скорее меча в бок дождешься, чем признания. Тем более от такого врага, как Черный волк.
Двое мужчин одновременно ступили на белую шкуру. Черный сапог – и раззолоченный, весь покрытый драгоценным шитьем и украшенный камнями. Еще один шаг, и мужчины устраиваются друг напротив друга, подвернув ноги, глядя глаза в глаза.
Рид начинает первый, как младший по званию. Ритуал он знает досконально, не первый год на границе, не первый год разговаривает со степняками. Маркиз отламывает кусок хлеба от общего каравая, медленно, напоказ проводит им над жаровней так, что огонь получает свою долю, обмакивает в вино, отправляет в рот.
– Хлебом, зерном и вином, на этот час между нами – мир.
Я разделяю с тобой хлеб и вино. Я тебе доверяю.
