Ещё одна особенность в постановке проблемы времени, характерная для периода господства диалектико-материалистической традиции, состояла в том, что рефлексия категории времени в рамках философии диалектического материализма породила целый ряд специфических тем для обсуждения, связанных с онтологией времени, которые приобретали актуальность и сохраняли свое значение только в этих узких рамках, поскольку основывались либо на онтологических постулатах, либо на методологических принципах диалектического материализма, и, следовательно, практически не имели аналогов в зарубежной философии. Среди таких тем можно назвать три основные. Во-первых, это дискуссии вокруг релевантных концептуальных средств для представления времени и его основных свойств и, прежде всего, по вопросу о том, какая из двух концепций времени – субстанциальная или реляционная – в большей степени отвечает материалистическому пониманию сущности времени. Во-вторых, дискуссии о возможности и необходимости использования представлений о различных формах времени в связи с представлением о формах движения материи[45]. В-третьих, попытки создать такие интегральные модели времени, которые бы основывались на принципах материалистической диалектики в качестве методологических оснований исследования[46]. Среди них одна из самых заметных разработана Т.П. Лолаевым и связана с представлением об объективно-реальном времени. При этом нельзя не обратить внимания на то обстоятельство, что постановка и обсуждение подобных вопросов становится возможной только в том случае, если принять, что время действительно является объективным. Таким образом, в данном случае перед нами один из ярких примеров того, как тезис об объективности времени оказал влияние как на характер и содержание онтологических вопросов о времени, так и на саму иерархию вопросов, составляющих проблему времени; при этом важно отметить, что использование вполне определённой методологии здесь практически исключило из фокуса обсуждения сам вопрос об объективности времени, коль скоро данный тезис оказался в числе основных постулатов данной методологии.

Из этих трех тем наиболее заметной оказалась связанная с выбором между субстанциальной и реляционной концепциями времени. Тому, на первый взгляд, имеются вполне объективные предпосылки. Так, по мнению Ю.Б. Молчанова, субстанциальная и реляционная концепции времени являются в современной физике и философии теми двумя основными концепциями, которые сформировались в результате обсуждения своими корнями уходящего ещё в донаучные времена вопроса о сущности времени, то есть о статусе времени в структуре объективного мира[47], а, точнее, «о соотношении времени и материальных систем»[48]. Данное утверждение, однако, на мой взгляд, не совсем корректно. Конечно, не приходится сомневаться в фундаментальном характере вопроса о сущности времени в той формулировке, которую предлагает Ю.Б. Молчанов: «представляет ли время некую первичную, самое себя определяющую сущность, или же оно есть нечто вторичное, производное, зависящее от чего-то другого, более фундаментального?»[49]. Сложнее обстоит дело с вопросом о статусе времени в структуре объективного мира. Во-первых, в философии ведь хорошо известны и другие подходы к пониманию онтологического статуса времени, например, связывающие данный феномен с природой познающего субъекта. Во-вторых, вопрос о сущности времени в его пространной формулировке, очевидно, не тождественен аналогичному вопросу в его краткой формулировке. Поэтому в интерпретации Ю.Б. Молчанова вопроса о сущности времени мы, скорее всего, опять имеем дело с влиянием диаматовского тезиса об объективном времени, что приводит к весьма искусственной трансформации традиционного вопроса о сущности времени, не тождественного вопросу о статусе объективного времени в объективной реальности, о том, первично оно или производно. Однако наиболее спорными мне представляется утверждения о том, что эти две концепции следует считать в современной философии основными, и о том, что субстанциальная и реляционная концепции формируются в контексте обсуждения вопроса о сущности времени; здесь скорее желание включить данную полемику в общемировой контекст, тем более, что Ю.Б. Молчанов указывает на тот факт, что сами эти термины в отечественной литературе были введены только в середине 60-х годов[50]. На самом деле анализ зарубежной, по крайней мере, англоязычной, литературы демонстрирует иную ситуацию, которую можно охарактеризовать следующим образом. Начнём с того, что аналоги субстанциального и реляционного подходов к пониманию времени там действительно можно обнаружить в виде терминов substantival theories и relational theories, однако их употребление не является ни полностью устоявшимся, ни общепринятым. Некоторые авторы действительно отдают им предпочтение[51]. Однако есть и такие, которые предпочитают в данном случае использовать термины Reductionism и Platonism[52]. Но самое главное отличие состоит в том, что данные термины принято использовать не для обозначения взглядов на статус времени в структуре объективного мира, а, скорее, в более мягком варианте, обычно для обозначения разных позиций в отношение вопроса о том, как соотносятся между собой время и изменения, т. е. может ли время существовать независимо от событий, которые в нём происходят, причем данный вопрос вообще может не рассматриваться в виде вопроса о соотношении времени и материи, а свою актуальность данный вопрос приобрел в связи с работой С. Шуемейкера, в которой последний предложил пример, призванный продемонстрировать ситуацию, в которой существования времени без изменений, так сказать пустого времени, оказывается вполне возможным[53]. Одним словом, мы просто не найдём постановки вопроса в том виде, как её описывает Ю.Б. Молчанов. Пожалуй, единственным кандидатом на роль субстанциального времени является абсолютное время Ньютона, но оно исследователями так и называется, рассматривается именно как специфически ньютоновская концепция времени, и никакого дальнейшего обобщения не происходит.

Да и сами методологические принципы, положенные в основу выбора, изначально оказались довольно «ущербными», в силу чего и получавшиеся конструкции – искусственными. С одной стороны, они были лимитированы постулатом о том, что время следует рассматривать исключительно как форму бытия материи, причем такую, которую невозможно «оторвать» от самой материи; логическая дедукция свойств времени была возможна только таким образом. С другой стороны, те свойства времени, которые подлежали обсуждению, напрямую зависели от данных естествознания, а не от логического анализа самого понятия времени. В итоге вполне объективный и имеющий общефилософское значение вопрос о сущности времени, а именно с ним связаны дискуссии вокруг субстанциальной и реляционной концепций времени, оказался «урезан» до вопроса о выборе между этими двумя концепциями, хотя, очевидно, что на самом деле он далеко выходит за эти рамки.

Тем не менее, вопрос о соотношении субстанциальной и реляционной концепций времени и, шире, о концепциях времени, которые позволят адекватно представить его свойства, оказался важной особенностью отечественной рефлексии проблемы времени не только в период доминирования здесь диалектико-материалистической традиции, но сохранил значение и в последующие годы вплоть до настоящего времени. Это – один из тех аспектов проблемы времени, где влияние диалектико-материалистической традиции проявляется наиболее заметно, либо непосредственно, либо в виде имплицитного допущения о том, что научные знания о времени – это знания о времени объективной реальности, а между временем как понятием науки и временем как понятием философским в принципе возможна корреляция.