Какое-то время девушка молчала, и Бренсон молчал тоже: слова, которые он должен был сказать, никак не желали идти у него с языка. Но разве могло быть иначе, если они означали для него смертный приговор?

- Том, почему ирландцы так ненавидят англичан?

Бренсон быстро вскинул взгляд на девушку. Конечно, он мог бы пуститься в долгие рассуждения, но Сибил была умной девушкой и интересовалась политикой и вряд ли нуждалась сейчас в пространной исторической справке. Но её вопрос навёл Тома на мысль о том, что атмосфера в Дублине накалялась, тучи сгущались, и никто теперь не мог сказать точно, когда разразится гроза. Это могло окончиться чем угодно, и Том просто не мог позволять Сибил так рисковать.

- Думаю, они по-настоящему не ненавидят тебя. Просто… не доверяют. Знаешь ли, не каждый день дочь английского графа нанимается ухаживать за больными. Ирландцы не привыкли доверять англичанам, это правда, так что, думаю, они видят в этом некий… подвох.

Пока он говорил, Сибил с интересом наблюдала за ним. Её лицо будто оттаяло, на нём снова появилась лёгкая улыбка, которую Том так любил. Но эта улыбка не обманула Бренсона: Сибил устала. Уже устала, а ведь она пробыла в Дублине ещё так мало времени, и не связала себя с ним неразрывными узами, которые обрекут её на подобную жизнь до конца её дней. Ещё недавно Том опасался, что девушка, вкусив такой непривычной для неё жизни, сама захочет сбежать. Но у Сибил Кроули самообладания и упрямства было явно куда больше, чем у него; Том не мог больше смотреть, как он сам губит её.

- Ты тоже видишь во мне подвох? – в её вопросе можно было при желании разглядеть даже некое кокетство, но Том только окончательно разозлился.

Он поднялся из-за стола и принялся вышагивать по комнате, избегая смотреть на девушку. И всё же краем глаза Том заметил, что такая перемена в его настроении не ускользнула от Сибил: она вся подобралась и насторожилась, выпрямилась, словно хлыст проглотила, и чуть подалась к нему.

- Тебе не нужно готовить ужин, Сибил. И работать в госпитале тебе тоже не нужно больше.

- Как это понимать, Том? – её голос зазвенел от напряжения.

- Я… я просто… - он набрал побольше воздуха в грудь и выпалил единым дыханием: - я думаю, что всё это было ошибкой.

За его словами последовала пауза.

- Что именно, Том?! – голос Сибил показался ему чужим, незнакомым – так сильно изменила его стальная твёрдость, которой никогда прежде не было.

Он круто развернулся, взглянув на девушку: больше он не мог и не хотел прятать взгляд, словно лжец и предатель. А ведь он был искренен с ней. Во всём.

- Я думаю… боюсь, что твой отец и моя мать были правы: наша затея была ошибкой. Ничего не выйдет – я должен был понять это с первых дней в Дублине. С каждым днём становится только хуже… - он покачал головой, мысленно кляня себя за свою косноязычность.

Сибил сглотнула, глаза её стали наполняться слезами.

- Вот и всё? Всё, что ты мне скажешь? – она опустила затрепетавшие ресницы, одинокая слезинка скатилась по её щеке. Эта слезинка стала каплей раскалённой стали, упавшей на сердце Тома. – Так просто? Я думала… я была так глупа, что думала, что раз уж ты так долго ждал моего решения, я кое-что значу для тебя… Я была слишком глупа, - сипло сказала девушка, резким движением утерев слезинку.

Бренсон метнулся к ней, но остановился, не решаясь прикоснуться к девушке. Она всё неверно поняла, и Том знал, что эти ошибочные выводы разрывают её сердце сейчас.

- Ты думаешь, что я не люблю тебя?! – тихо, сбивчиво проговорил он. Девушка распахнула глаза, и их взгляды встретились. – Ты в самом деле так думаешь? Тогда ты действительно либо глупа, либо слепа, либо жестока… Счастливее меня нет человека в этом мире, потому что ты рядом, но и несчастнее тоже, ведь я вижу, что тебе тяжело. Я понимаю, что потеряю тебя, быть может, очень скоро, потому что такая жизнь не для тебя. Ты устанешь и возненавидишь меня за то, что я обрёк тебя на эту жизнь, - это были слова его матери, но сейчас он соглашался с ними, как никогда прежде. – Возможно, ты уже меня ненавидишь. Без меня, с твоими родными, тебе будет лучше, куда лучше, милая…

- Ты дурак, Том Бренсон, какой же дурак! – быстро прошептала она, но Сибил больше не плакала, а, напротив, улыбалась. Том был окончательно сбит с толку. – Разве ты так плохо знаешь меня, что думаешь, что я испугаюсь трудностей? Да, мне тяжело, это правда, но… Возненавижу тебя?! Разве ты заставил меня работать в госпитале? Я сама этого хочу и я смогу справиться с трудностями. Конечно, мне будет легче, если и ты поддержишь меня, а не оттолкнёшь. Вернуться в холёное спокойствие Даунтона? Ты думаешь, там я стану счастливее, в самом деле? Я люблю его, люблю свою семью… но и тебя я люблю, Том. И, если Даунтон моё прошлое, то ты – будущее. Не отталкивай меня, пожалуйста.

Оттолкнуть её? И прежде это стоило бы Тому всех его сил, а после таких слов он был и вовсе неспособен на это даже под страхом смерти. Он протянул девушке руку, и Сибил тут же переплела свои пальцы с его. Но, казалось, этого девушке было мало: она шагнула к Бренсону, сокращая между ними расстояние до минимума, и обхватила Тома за шею, прижалась к нему и спрятала лицо у него на груди. Рука мужчины дрожала, когда он обвил ею талию Сибил. Ещё минуту назад он был уверен, что это их последние минуты наедине, последнее, что останется в их общей жизни, он был готов отказаться от Сибил ради её же блага, но она не приняла этой жертвы – и теперь не было на этом свете никого счастливее Тома Бренсона.

***

Сибил двигалась как во сне, разнося больным порошки и пилюли. Мыслями она была сейчас слишком далеко от больницы. Перед её взором всё ещё стояло искажённое мукой, но пугающе решительное лицо Тома в тот миг, когда он сообщил ей о том, что намерен отправить её домой в Даунтон. Сперва она была обижена и рассержена тем, что он счёл её такой слабой и переменчивой, способной из-за малейших трудностей отказаться от своего обещания. Ей понадобилось несколько минут, чтобы понять, как он, на самом деле, напуган тем, что происходит с нею, и что его мысли и слова вовсе не его, а всех тех людей, кто смотрел на неё с сомнением и почему-то жалостью, полагая, что её поступок, самое важное решение в её жизни – только баловство, ничего не значащая прихоть избалованной аристократочки. Такими были мать Тома, и доктор Бэксвелл, и все доктора, с которыми они столкнулись, когда Сибил искала работу, и даже лорд и леди Грэнтем. Но, когда они уезжали из Даунтона, он был уверен, что ей хватит сил примерить на себя роль медсестры и жены простого ирландского журналиста; вчера же он готов был признать правоту всех тех людей, мнение которых казалось ему просто смешным месяц назад. Никто не мог ни в чём упрекнуть Тома: в письмах домой, которые исправно писала каждую неделю, Сибил ни разу не пожаловалась на тяжёлую работу, а миссис Бренсон, похоже, было достаточно просто знать, что англичанка ещё не сбежала из их дома. Даже самому Тому она почти ничего не рассказывала о своей работе, лишь в общих чертах, но, похоже, ему было достаточно просто её вида, чтобы сделать определённые выводы. И Сибил было жаль, что она не смогла разубедить его раньше.

Девушка передала градусник одному из больных и тут же склонилась над подростком на ближайшей к ней постели. Томми МакНейл был иссиня-бледным, из груди его вырывались неестественные хриплые звуки: пневмония уничтожала его лёгкие. Сибил с горечью подумала, что следует сказать миссис МакНейл, чтобы почаще навещала сына, ведь совсем скоро, вероятнее всего, она его потеряет. Но она не могла долго задерживаться у постели одного пациента, ведь Элен заболела, так что на саму Сибил легло едва ли не вдвое больше обязанностей. Шум и чей-то плач, донесшийся со стороны дверей, не заставил девушку вынырнуть из её мыслей о вчерашнем недоразумении с Томом – подобная горестная суета была в госпитале той рутиной, о которой предупреждал её доктор Бэксвелл.

- Сестра Кроули! – рявкнул доктор, ничуть не стесняясь десятка пациентов, обитающих в этой комнате. – Вы там уснули что ли?! Живо сюда, вы мне нужны!