— Я лишаю тебя всех привилегий, титула Наследника и изгоняю из Метрополии на тридцать лет. Решение не окончательное и может быть изменено, но для этого тебе придется сильно постараться.

— Да пошел ты на ху… — вспылил было Гарольд, но вспомнил, что отец женат на мужике, и переобулся на лету: — В Черную дыру в Дальнем Порубежье!

— Туда пойдешь ты, — усмехнулся Генрих. — Подумаешь о своем поведении и о жизни, принося пользу Империи на задворках Вселенной. Повзрослеешь, опыта наберешься опять же.

— О чем ты…

— Я подыскал тебе работу. В конце концов, ты же мой сын, а сыну Императора искать работу неприлично. Да и светить лицом не стоит. У нашего рода много врагов, которые с удовольствием оторвут тебе голову просто за то, что ты — это ты.

— Что за херь ты несе…

— Ты будешь Судьей, — в очередной раз оборвал Гарольда Император. Набрал код на панели стола, открывая потайной ящик, из которого достал небольшую капсулу, странного вида то ли автомат, то ли пистолет, и сверкающий золотом, внушительный на вид треугольный жетон. — В Дальнем Порубежье все еще бардак, Звездный Патруль не справляется с жалобами на произвол местных властей, да и не его это забота, а потому мы с Арманом придумали новый способ улаживать конфликты законно, но при этом оперативно. Имперские Судьи — дознаватели, судьи и палачи в одном лице показались нам отличным решением проблемы. Ты будешь седьмым Судьей, Дредд.

— Какой еще Дредд?!

— Новая жизнь — новая личность. У Судей удостоверение личности никто спрашивать не будет, но подстраховаться не помешает.

Император вышел из-за стола и с размаху влепил капсулу в шею не ожидавшего такого Гарольда.

— О-о-у-у!

— Как ты уже догадался, в капсулу вшит детонатор. Не пытайся ее нейтрализовать или извлечь. Не приближайся ко мне или к Миранде слишком близко без моего разрешения. Не буди во мне зверя и не пытайся мстить. Вернешься во дворец после изгнания, тогда и поговорим.

Генрих вручил потерявшемуся в происходящем Гарольду пистолет и значок и мощным тычком в спину направил в сторону дверей.

— Ах да, еще кое-что. Шлем Судьи — защита не только от пули, но и от желающих пристрелить тебя во сне, а таких, поверь мне, будет без счету. Не снимай его без надобности.

— Какой еще шлем?!

— Не свети лицом, сын мой, и все у тебя будет шоколадно.

— В жопу себе засунь свое «шоколадно», — выругался Гарольд, беря себя в руки и вылетая из кабинета разъяренной ракетой.

В глазах двоилось от унижения и обиды, горло и предплечье рвала болью осваивающаяся в организме капсула, а в сердце расцветала ненависть. Ко всем! К брату, к отцу и к Артуру де Сильва-Веласкесу, который своей нереальной красотой и полным отсутствием инстинкта самосохранения всю эту кашу заварил.

— Ты пожалеешь о том, что натворил, отец, но будет поздно! Вы все пожалеете!

Он бы, может, еще чего пообещал, но на его пути возник монументального вида мужик, который с ходу залепил ему жуткого вида шлемом в лицо. Убедился, что Гарольд потерял сознание, нацепил шлем ему на голову, закинул его на левое плечо и, чеканя шаг, понес опального Наследника Великой Империи в неизвестность.

…

— Жестоко ты с ним.

Император подпрыгнул от неожиданности, обернулся, увидел сидящего в своем кресле Армана и облегченно выругался:

— Напугал, поганец!

— Тебя хрен напугаешь, — и не подумал извиняться Арман, отодвигая кресло так, чтобы было удобно смотреть на присевшего на край стола Генриха. Взял его руку в свою. — Ты уверен в том, что делаешь?

— Как много ты слышал? — прищурился Император.

— Все.

— Значит, ты знаешь, что Гарольд пригласил твоего сына на свидание.

— Знаю, но, думаю, ты преувеличиваешь значимость этого события. Они — не мы. Гарольд видел Артура один раз в жизни и огреб люлей за разговор с ним ото всех сразу. Они не знают друг о друге ничего, у них нет общих тем, друзей или интересов. Артуру на Гарольда наплевать. Кроме того, он любит женщин, как и твой сын. Нет причин для паники.

— Есть.

— Назови хоть одну.

Генрих склонился к Арману, поцеловал в губы и только после этого ответил:

— Когда Гарольд коснулся лица Артура рукой, то посмотрел на него так же, как я смотрел на тебя за неделю до нашей несостоявшейся свадьбы.

— Ты уверен?

— Я сто раз просмотрел видео потасовки. Хочешь, можем посмотреть вместе.

— Не хочу.

— Тогда поверь мне на слово. Я своего сына знаю.

— Генрих, я не могу позволить Артуру стать Фаворитом Гарольда, — жалостливо посмотрел на любимого Арман. — На кого я Княжество оставлю? Не на мужа же дочери!

— А я не могу позволить Гарольду жениться на мужике. На любом мужике, если уж на то пошло. Если он сделает это, его заставят отречься от престола, а он единственный, кто с моим беспокойным хозяйством сможет совладать. Без него Великой Империи настанет конец. Я не могу этого допустить!

— Насчет «единственного, кто сможет» ты прав. Персиваль и Эдвард кто угодно, только не государственные деятели.

— Поэтому я сослал Гарольда в Дальнее Порубежье на целых тридцать лет, которые мы все сможем спать спокойно. Там ему будет не до мужиков.

— Мне кажется, ты своего сына недооцениваешь. Если он влюбился в Артура по-настоящему, его ничто не остановит.

— Если Артур будет вне зоны его досягаемости, все может повернуться иначе. Любовь — это ведь не драгоценный камень, это цветок. Если его не поливать, он засохнет и умрет.

— Что ты предлагаешь?

— Держать Артура под контролем. Оставим его в Столице, назначим на высокую должность и загрузим работой.

Арман посмотрел на Генриха с подозрением.

— Сдается мне, ты чего-то недоговариваешь.

— Я всегда чего-то недоговариваю, это мое нормальное состояние.

— Знаешь, в этот раз я не буду давить на тебя. Делай, что считаешь нужным.

— Что-то ты какой-то больно покладистый, — настала очередь Генриха подозрительно смотреть на Армана.

— Мой сын снова будет рядом со мной. Я мечтал об этом с тех пор, как в твоих покоях поселился. На ближайшие тридцать лет мне этого вполне достаточно.

— А дальше?

— Посмотрим.

— На что?

— На наших сыновей, конечно, — ответил Арман, поднимая руку, чтобы коснуться медленно опускающейся на стол пушинки. — Если они предназначены друг другу судьбой, я сделаю все, чтобы они жили долго и счастливо. Вместе.

Генрих проводил взглядом зловредную пушинку, капнул слюной на задумчиво улыбающегося Армана и внес корректировки в свои злодейские планы. Вселенские пушинки и любимые… Они такие… упрямые! Любые планы порушить могут.

…

Артур брел по длинному коридору в никуда. Вообще, он хотел попасть в свои покои, но заблудился. Стоять на одном месте было глупо, звонить друзьям стыдно, вот он и шел вперед в надежде встретить живую душу, которая выведет его из бесконечного красно-золотого лабиринта. Увы, души появляться не спешили, через две лестницы и десять минут ходьбы стены коридора обрели стальное покрытие, а еще через пять минут перед глазами уставшего Артура предстал огромный ангар, в котором копошилось бесчисленное количество народу, возившегося с семью супер современными малогабаритными звездолетами.

— Какие интересные птички.

Всякой разной летающей и не очень техники за свою недолгую, но богатую на военные события жизнь он насмотрелся достаточно, однако таких стремительных, хищных, но при этом монументально-неприступных кораблей ему встречать не приходилось.

— Осматриваетесь, Ваше Сиятельство?

Раздавшийся за спиной голос Артура не напугал — он услышал шаги почти неслышно идущего человека давно.

— Не поверите, я заблудился.

— Поверю. Императорский дворец — тот еще лабиринт, — хмыкнул новоприбывший и встал рядом с Артуром, сложив руки за спиной. — Красивые машинки, не правда ли?

— Очень, — покосился на него Артур.

Мундир внутренних войск Императора, нашивки генерала и военная выправка. Движения выверены и точны. Непростой мужик, ох, непростой. Один шрам на виске чего стоит. Специально, наверное, оставлен, в назидание окружающим, чтоб не забывали, с кем разговаривают.