— Это и есть семья, — услышала я голос Эмили, которая вернулась в дом.
— Мамочка, — смеялся Адам. — Потанцуй с нами.
«Однажды шторм закончится, и ты не вспомнишь, как его пережил. Ты даже не будешь уверен в том, закончился ли он на самом деле. Но одна вещь бесспорна: когда ты выйдешь из шторма, ты никогда снова не станешь тем человеком, который вошел в него. Потому что в этом и был весь его смысл». Харуки Мураками.
Они веселились, а мы с Эмили пошли в спальню. Я хотела рассказать ей о том, что сказали мне юристы, психологи и юристконсульты. Я хотела услышать, что она думает, и услышать, что она все еще рядом со мной. Что она будет со мной, несмотря ни на что.
— Ну ладно, — села я на кровать, смотря на подругу. — Мы должны пожениться, потому что у нас дети, но…
— Я буду с тобой в течении всего твоего девичника, а потом и всей свадьбы. Я буду крестить твоего ребенка от любимого мужчины, и поливать цветы, которые ты все время будешь пересаживать в вашем саду.
— Спасибо Эм, — обняла я ее. — Правда, спасибо, что ты все еще рядом со мной, несмотря ни на что.
— Глупенькая. Я помню, как мы приехали сюда и жили в съемной квартире в Бруклине, — я засмеялась. — Помню, как копили деньги и не ели парой по два дня.
— Ага, — хохотала я, вспоминая. — А потом твой отец узнал об этом, и дал нам столько денег, что я сразу открыла салон, а ты защитила диплом. А потом спустя три года постоянного вкалывания, недосыпания и текилы мы переехали в наши квартиры на Манхэттене. Наши девичники и твоя встреча с Брайаном, которая перевернула и мою жизнь тоже.
— Все намного хуже, чем я полагал, — услышала я голос Адама за спиной. — Кажется, вам нужно время побыть только вшестером.
— Забирай ее у меня, — поцеловала меня Эмили в щеку, прежде чем уйти.
— Нам нужно планировать свадьбу, Ди, — одел он кольцо мне на палец, и я улыбнулась. —Мне нужна ты. Мне нужны мои девочки. Мне нужна моя семья.
— Я всегда хотела свадьбу на свежем воздухе, — сплела я наши пальцы. — На вершине скалы, и чтобы волны омывали берег.
— Я не против. — Адам достал портмоне из кармана и отдал мне банковскую карту. — Я согласен на все, Ди, и ты сделаешь это, потому что я прошу тебе об этом. — Я ничего не ответила, и он добавил, используя сарказм: — Свадьба на берегу моря толкает меня на мысль, что этим обрывом пользуются не только для свадьбы, но и чтобы прервать ее.
— Ты идиот, Майколсон, — засмеялась я, прижимая его к себе. — Но я все равно тебя люблю.
— И почему же?
— Есть множество факторов. Дети, твое чувство юмора, и необходимость быть рядом, — пожала я плечами. Но на самом деле — это то, что мне не нужно жертвовать чем-то ради тебя. Имею ввиду, сейчас, когда уже все встало на своим места, у меня нет необходимости в самопожертвование, чтобы быть с тобой. Ты знаешь меня, и все еще любишь, а это то, что встречается крайне редко. Ты меня понимаешь. Понимаешь мои слова и мое молчание, и разделяешь мою мораль, хотя иногда категорически ее не воспринимаешь. Ты знаешь меня и остаешься рядом, несмотря ни на что. И именно поэтому я люблю тебя.
«Если вы начнете с самопожертвования ради тех, кого любите, то закончите ненавистью к тем, кому принесли себя в жертву». Бернард Шоу.
Я отошла от Адама, включила музыку и, повернувшись к нему, затанцевала в такт. Он заулыбался и снял футболку через голову.
— Мне нравится, — провела я пальцами по его бицепсам. — Но я хочу кое-что изменить в этом доме. Хочу поставить фотографии и переделать еще одну комнату для девочек.
— Если ты хочешь другой дом…
— Нет, Адам, — перебила я его. — Я люблю этот дом. Но его нужно изменить, ведь я не чувствую, что он до конца мой. И не предлагай мне деньги, я и так своими не пользуюсь.
— Я твой муж, пусть и не по бумагам еще, — поцеловал он меня в губы. — И я всегда буду рядом.
Музыка сменялась одна за другой, а мы переставляли мебель и выбрасывали ненужные вещи. Расставляли рамки фотографий нашей семьи и друзей, находясь в своем собственном мире. Я получала впервые в жизни непередаваемое удовольствие от уборки. Может быть, и правда все дело в том, с кем убираешь.
— Знаешь, я думаю, что наша дочь перестала быть ребенком, когда я оставила ее одну.
— Мы все это исправим, Ди, — достал он фотографию из тумбы, где он вместе с Оливией. — Мы исправляем это каждый день.
Когда я уложила спать девочек, а Адам сделал это с Оливией, я сказала, что хочу поехать на кладбище. Именно когда было темно и поздно, и когда город погрузился в сон вместе с большинством его жителей, я поехала добавить последний паззл.
Эмили ехала по улицам с таким видом, словно дорога принадлежала лишь ей. Она была королевой улиц, и, наверное, главной женщиной для целой собственной вселенной нескольких десятков людей. Она постукивала пальцами по рулю в так песне, слов которых я не могла, да и не старалась разобрать. В своем мустанге Эмили выделялась среди прочих смертных. Я чувствовала, как горит моя кожа — то ли от быстрой езды и холодного ветра, то ли от самого понимая, куда я еду, и что мне предстоит сделать. Адам дал мне номер могилы и хотел поехать со мной прежде, чем сдался и отпустил с тем, кому доверяет. Мне нужно было попрощаться. И если Эмили даст мне поплакать или покричать, то только не Адам.
Мы вышли из машины и направились к могиле. Увидев ее, я подошла ближе, и мои ладони вспотели. Это так странно, быть на его могиле, не побывав на похоронах. Я провела пальцами по выгравированным буквам на склепе и присела напротив. Я успокоилась. Правда, успокоилась.
— Привет, — сказала я тихо. — Вот и произошло то, чего я столько лет боялась. Наверное, в жизни каждого есть человек, который не поддается логике, и у меня такой человек — ты, Алекс. Я всегда знала, что у нас не будет ни будущего, ни семьи, но ты все равно был полюсом притяжения. Моего притяжения. Животная страсть и разговоры. Поступки, которые мы совершали, были дикими, но все было всепоглощающим. Мы сходились и расходились, говорили, писали глупые смс-ки, но все же любили. И у нас есть потрясающая дочь, — вытерла я слезы. — У меня есть наша дочь. Я перестала любить тебя, но начала жалеть, Алекс. А всем известно, что любовь и жалость вещь несовместимы. И теперь вспоминаю эти моменты, воспоминания, словно из короткометражки прошлой жизни. Все началось из малого, Алекс. Началось из ничего. И этим же закончилось.
— Знаешь, я думаю он просто задавал себе не те вопросы, — услышала я голос Эмили, которая держала в руках бутылку вина и два бокала. — Это нам.
— В каком смысле?
— Он хотел тебя, но не хотел вашего ребенка. А значит, он не хотел тебя по-настоящему. Мужчина не может любить женщину и не любить ее ребенка.
— Но это был и его ребенок, — заплакала я. — Она была и его девочкой. Эмили, каждый раз, смотря на нее, я вижу его. Как и моя мать, когда раньше смотрела на меня. Она видела моего отца, Эмили. Во мне моя мать видела того, кого ненавидит, но я в Оливии вижу лишь счастье. Она сделала меня матерью, и я всегда ею буду, даже если столько лет не заслуживала, чтобы меня так называли.
— Но она похожа на тебя, Ди, — налила она вина в бокалы. — Боже, у меня всегда есть вино в машине.
— Самое смешное, что у тебя есть бокалы.
Мы засмеялись, и я положила голову ей на плечо.
— У нее его взгляд и улыбка, — прошептала я. — Этого никто не увидел бы, потому что не знал его так, как я. У нее есть слишком много от его характера. Она справедлива и честна. Она улыбчива, но в то же время в ее глазах чаще всего искорки отсутствуют. Ей семь лет, но она почти не улыбается и всегда говорит вещи, которые не присущи даже детям возраста гораздо старше.
— Плохие вещи случаются с тобой, Донна, — допила Эмили вино и поднялась, протягивая мне руку. — Ты не можешь от них спрятаться, даже если очень хочешь.
«Есть в воспоминаниях всякого человека такие вещи, которые он открывает не всем, а разве только друзьям. Есть и такие, которые он и друзьям не откроет, а разве только себе самому, да и то под секретом. Но есть, наконец, и такие, которые даже и себе человек открывать боится, и таких вещей у всякого порядочного человека довольно-таки накопится». Федор Достоевский.
