— Девочка моя, — сказал старик Фрэнк, принося мне стакан молока. — Это тебе.

— Спасибо, — усмехнулась я, смотря на свой пустой палец. — Как ты?

— Тебя опять что-то гложет.

— Да, — сделала я глоток. — Дашь мне хлеба с собой? Познакомлю свою дочку со вкусом рая.

Мужчина ничего не ответил, и я смотрела, как он пошел за стойку и, поцеловав свою жену, сказал ей что-то на ухо, от чего она засмеялась. С тех пор, как я приехала в этот город, я хожу сюда и наслаждаюсь молоком и выпечкой этой семьи. Фрэнк и его жена Изабель пожилые люди, но они так добры, и отношения этой пары подобны тем, которые показывают лишь в фильмах о любви.

Мне до боли хотелось увидеть Адама. Поговорить с ним, обнять и просто побыть рядом. Все мои мысли теперь занимали два человека. Двое мужчин: один, который разрушил мою жизнь на определенный период, и другой, который вернул меня в нее обратно и сделал гораздо больше, чем я даже позволяла себе мечтать.

Я шла по улице, смотря в никуда и не садясь в такси, несла пакет хлеба в руках. Ноги сами привели меня к парку возле дома Адама, и я присела на скамью. От луны исходил некий свет, и я включила музыку в наушниках, смотря на открытую дверь на его террасе. Я не смогу уснуть в своем доме без снотворного сегодня, и чувствовала боль. Даже после Алекса я понимала, что не могла бы обрести с ним семью и связь, которая будет всегда, но с Адамом все было по-другому. Больно терять то, чего по-настоящему у тебя не было. Теперь меня чаще преследовали приступы паники. Никто на самом деле не знает, что со мной происходит, и что я чувствую. Я застряла где-то. И мои чувства и мысли… черт возьми, я не тону, а утопаю. И кроме одного человека никто не сможет мне помочь.

— Иронично, не так ли? — услышала я голос за спиной.

Я обернулась и увидела Адама, пытаясь контролировать свое дыхание. Один его вид заставлял мое сердце сходить с ума. На Адаме были потертые джинсы, рубашка, которую, скорее всего, он не менял несколько дней, и щетина. Под его глазами я заметила синяки, словно он не спал долгое время.

— Ты неважно выглядишь, — прошептала я.

— Зато ты, как всегда, выглядишь великолепно, — пристроился он рядом, но держа дистанцию.

Адаму нужно было время, и я понимала это. Мне понадобилось пять лет, чтобы прийти в себя. Надеюсь, ему нужно будет меньше. Я хотела иметь с ним хоть какую-то связь, пока он держал меня на расстоянии. Я брала бы все, что он готов был мне дать. Я сжала руку в кулак, чтобы почувствовать от ногтей боль и немного успокоиться. Мы молчали некоторое время, и я смотрела, как у Адама ходили желваки, словно он хотел что-то сказать, но не решался.

— Как ты? — спросил он наконец.

— Я скучаю по тебе, — ответила я честно. — И мне жаль, что я врала. Кажется, что, если я потеряю тебя, Адам, я потеряюсь сама.

Я уверена, что он тоже скучал. Уверена, что нужна ему, и что он любит меня. В конце концов, он говорил, что я самое важное, что есть в его жизни. И потом именно мы с ним остаемся неизменными. Нам суждено быть вместе. Мне — психопатке с багажом дерьма, и ему — богу самоконтроля. Мы обречены. Обречены быть вместе. Адам тот, кто все сделает ради меня и найдет даже по запаху опасности рядом со мной.

— Когда ты познакомился со мной, я была другой. Точнее, я становилась другой после знакомства с тобой. Потом ты доказывал мне, что я важна, и ставил меня на первое место. Время, которое мы провели вместе, изменило меня. И изменило еще больше, когда я вернула свою дочь. Я не тот человек, которого ты встретил три года назад, и я тем более не та, которая описана на этих чертовых бумагах.

Адам не произнес ни слова, и мои глаза были прикованы к человеку, который в ответ не сводил глаз с меня. Алекс иногда пугал меня до смерти, в то время, когда Адам не делал этого, возвышаясь надо мной во всех смыслах этого слова. Он одновременно был красивым и пугающим для всех, кто не знал его. Его широкая грудь защищала удивительно доброе сердце внутри. Загорелая кожа и светлые волосы, делали его таким непозволительно красивым. Голубые глаза особой красоты и губы, которые я так любила.

— Не забывай меня, — произнесла я скорее умоляюще. — Пожалуйста.

— Я хотел. Я думал, что, если забуду, то смогу притворяться, словно тебя и не было, — сказал он тихо. — Я помогаю Алексу, и потом, если у меня выпадет шанс, я упрячу его за решетку навсегда.

— Что? — сорвалась я с места. — Ты ведь знаешь историю, Адам. Если бы не он…

— Мне плевать, Донна! — возвысился он надо мной. — Плевать. Ты думаешь, что я должен быть благодарен ему, но за что? Он сломал тебя, и теперь ты ломаешь всех, кто тебя окружает.

— Слушай, — взяла я его за руку, но Адам одернул ее. — Так уж случилось, что наши друзья полюбили друг друга, и нам придется в будущем встречаться. Может, ты сможешь говорить мне хотя бы «привет», не показывая всем своим видом, что презираешь меня?

— Презираю тебя? — был он в замешательстве, и я сделала два шага от него. — Ты думаешь, я презираю тебя?

Адам пересек расстояние между нами одним шагом и, схватив меня, жадно накрыл мои губы своими. Его руки обняли мою талию, и он почти вдавил меня в себя. Я отчаянно вцепилась за его рубашку, и его поцелуй и запах заставили мои колени подкоситься. Он целовал меня, словно не мог насытиться, и я отдавалась ему без остатка. Я хотела, чтобы Адам желал меня. Хотела, чтобы он снова претендовал на меня. Адам Майколсон был слишком любим и чертовски привлекательным для слов.

— Я не могу тебя презирать, — резко отошел он, тяжело дыша. — Каждый раз, когда ты рядом, я хочу прижать тебя к себе и никогда не отпускать, — сделал он два шага от меня, и я сжалась, словно от холода. — Но я не могу. Я простил тебя, но знаю, что ты не сможешь простить меня. Потому что ты такая, Донна, и я не хочу смотреть в твои глаза и каждый раз понимать, каким жалким подонком являюсь, понимая, что второй раз ушел, оставляя тебя одну разбираться со всем.

Я просто молчала и слушала его. В моих глазах застыли непролитые слезы, и я не хотела терять его. Жизнь без Адама пуста и бессмысленна, но теперь я не понимала, как жить с той правдой, которую знаю. Он помогает Алексу и убьет все, что в нем осталось, посадив снова в тюрьму. И Адам был прав, я люблю его, но обида все еще живет во мне. На самом деле Адам не любит меня безоговорочно. Ему просто нравится ремонтировать мелкие поломки, думая, что это любовь.

Он ушел, не оборачиваясь, а я снова села на скамью и позволила слезам стекать по моим щекам. Я знала, что он тот самый человек, но сама все испортила. Я принимаю прошлое человека и никогда не осуждаю, но Адам… он пытается отстраниться. Зачем мне человек, в котором я не могу быть уверена, что он не уйдет снова и снова? Не надо, чтобы ради меня сворачивали горы, но я бы не отказалась, если бы все таки такое произошло. Я могу с ним быть и заниматься сексом. Разговаривать и смеяться. Но я поняла, что не хочу выходить замуж за Адама. Я не уверена в нем. Он должен быть за меня при любом раскладе и в любой ситуации. Я хочу трепетного отношения и отсутствия пофигизма с его стороны. Он никогда не любил меня достаточно, и в этот момент я поняла, что все это ненадолго.

Я вытерла мокрые щеки и, словив такси, отправилась домой к своему ребенку. Я была виновата перед Оливией, и не только за сегодняшнее, но и за то, что порой просто хотела уйти и осознавала, что у меня нет привычки быть мамой. Как бы я не пыталась, я все еще не привыкла к этой роли, и чаще всего это давалось мне с трудом, несмотря на мою любовь к ней. Я пыталась делать все по расписанию и контролировать ее жизнь. Мы почти не говорили о ее родителях, но то, что я слышала, не порадовало меня, и снова понимала, что, возможно, будь моя дочь у меня, я дала бы ей больше, как минимум из-за того, что безоговорочно любила ее.

— Ты вернулась, — услышала я голос Алекса, когда вошла к дом. — Я ждал тебя.

Я повернулась к нему и нахмурилась. Он был немного пьян, и я боялась этого состояния. Он был неконтролируемым сам по себе. Психику Алекса было невозможно понять. Его идеи всегда были чересчур безумными. И если раньше мне это было нужно, то однажды наступает такой момент, когда ты хочешь тихой и размеренной жизни, зная, что в субботу вечером у тебя будет семейный ужин, а не очередная драма.