Я переступил через тело первого бандита, который выл и извивался от боли, прошел мимо деда Артура, задернул занавески в кубрике и выключил свет. Теперь я мог снова выйти, схватить в охапку воющего зажимающего руками лицо человека, наполовину втащить, наполовину внести его в дверь рубки и по ступеням в кубрик, чтобы там, как мешок, швырнуть его на ковер. Я не узнал его. Сейчас его не узнала бы даже родная мать или любящая жена. Дед Артур всегда относился к порученному делу добросовестно. Теперь, чтобы вернуть этому кровавому месиву пристойный вид, наверняка потребовалась бы сложнейшая пластическая операция.

– Держите его на мушке, – сказал я адмиралу, который несколько ошеломленно разглядывал творение своих рук. – Если шевельнется, убейте его.

– Но… Посмотрите на его лицо… Нельзя же…

– Посмотрите лучше вот на это. – Я поднял с ковра брошенное пришельцем оружие. Двустволку, у которой были отпилены две трети ствола и две трети приклада. Американская полиция называет такое приспособление «танкетка». В России такой прибор больше известен под именем «обрез». – Если бы это выстрелило, адмирал, у вас вообще не осталось бы лица, а то и всей головы. Или вы считаете, что сейчас самое время сыграть роль героической санитарки Флоренции Найтингейл, которая спасала раненых бойцов во время войны?

Вообще-то разговаривать с дедом Артуром таким тоном не следовало. Наверняка теперь мое личное дело пополнится еще несколькими язвительными замечаниями. Но для этого сначала нужно добраться до Лондона. А пока я прошел мимо адмирала, судорожно сжимающего люгер, наведенный на совершенно, по-моему, безопасного пирата, и вышел.

Пройдя через рулевую рубку на палубу, я взял электрическую лампу и, прикрыв ее ладонью так, чтобы луч света нельзя было заметить со стороны, осмотрел лодку наших гостей. Это была обычная надувная лодка с веслами и подвесным мотором. Выполнив работу и потопив «Огненный крест», ребята хотели вернуться «на базу», не утруждая себя греблей. Держась за веревку, я провел лодку по воде к правому борту, чтобы ее нельзя было увидеть с острова, после чего, привязав канат к мотору и втащив лодку на борт «Огненного креста», исследовал ее борт более тщательно. Никаких опознавательных знаков, клейма – ничего, что позволило бы установить ее принадлежность какому-нибудь кораблю. Порезав лодку в нескольких местах, я выбросил ее за борт.

В рулевой рубке я отрезал примерно семиметровый кусок электрического провода с полихлорвиниловой изоляцией, снова вышел наружу и привязал лодочный мотор к ногам убитого. Потом, не очень рассчитывая что-нибудь найти, проверил его карманы. Пусто. Ну что ж, сотрудники этой организации обычно не носят при себе удостоверений личности. Прикрыв фонарь, я заглянул ему в лицо и убедился, что никогда прежде не видел этого человека. И, судя по всему, никогда больше не увижу. Я вырвал пистолет из его конвульсивно сжатой руки и вытолкнул за борт мотор, а вместе с ним и человека. Черная вода поглотила и то и другое без малейшего всплеска. Возвращаясь внутрь, я аккуратно закрыл за собой двери рулевой рубки и кубрика, как бы навсегда оставляя за ними этот достаточно печальный эпизод из моей бесконечно невеселой жизни.

Мизансцена в кубрике изменилась. Незнакомец, опершись на стену и не переставая трогательно подвывать, вытирал окровавленное лицо полотенцем. Должен признать, что, если бы у меня был сломан нос и плюс к этому, возможно, раздроблена челюсть, я издавал бы столь же жалобные звуки. Дед Артур сидел в кресле, одной рукой поигрывая пистолетом, другой держа стакан с виски.

Не переставая рассматривать свое произведение со сложным чувством удовлетворения, смешанного с отвращением, командир изрек:

– Он испачкал нам ковер! Куда вы собираетесь его деть?

– Ковер или пленного?

– О, господи, Кэлверт, не время шутить! Конечно, пленного.

– В полицию.

– В полицию? Мне показалось, местная полиция пользуется у вас не слишком большим доверием.

– «Не слишком» – не то слово. Но иногда полезно побеждать свои предубеждения.

– А его приятель тоже поедет в полицию?

– Кто?

– Второй бандит, сообщник этого. – Дед Артур кивнул в сторону раненого.

– А… нет. Я выбросил его в море.

Ковер все равно пришлось бы отдавать в чистку. Наверное, поэтому дед Артур, внезапно дернувшись, выплеснул на него виски. Его чем-то удивил мой ответ.

– Вы… что?

– Да, он ушел от нас далеко и надолго, – ответил я, указывая пальцем в пол, – тридцать пять метров в глубину. С пятнадцатью килограммами металла, привязанного к ногам.

– В глубину? В море?

– А как вы хотели с ним поступить? Торжественные похороны? Гонка на лафетах? Да, простите, я забыл сказать. Он был мертв. Мне пришлось его убить.

– Вам пришлось… Пришлось… Но как вы смогли, Кэлверт?..

– Да, я смог, адмирал! – вдруг ни с того ни с сего сорвался я. Не исключено, что мне просто надоело играть роль рыцаря без страха и упрека, а может быть, наоборот, мне очень хотелось играть эту роль. – Я смог! И не собираюсь оправдываться. Я убил его потому, что в противном случае он убил бы меня и вас и мы оба очутились бы там, где сейчас находится он. Вы считаете своим долгом проявить сострадание к человеку, который убивал множество раз. И даже если допустить, что до сих пор он не занимался «мокрыми» делами, то сегодня они прибыли, без сомнения, именно за этим. Если вам так будет проще, то я не убил его, а ликвидировал, уничтожил, точно так же, как без колебаний уничтожил бы скорпиона.

– И все же вы не имеете права единолично выступать в роли суда присяжных.

– Тогда соберите суд присяжных. И пусть они ходят, бегают, ползают, карабкаются, плавают, ныряют и, наконец, тонут вместе со мной, потому что в последнее время я слишком часто попадаю в ситуации, в которых из двоих действующих лиц только одно остается в живых: или я, или мой враг.

– Да-да, конечно, Кэлверт, я понимаю… – Это была полная и окончательная капитуляция. – Но знаете, читать ваши рапорты и принимать непосредственное участие – это… Я не думал, что практика столь разительно не совпадает с теорией. (Я подумал, что, скорее, наоборот, но решил не уточнять этого вслух.) Хотя, с другой стороны, вынужден признать, что в подобных ситуациях очень полезно иметь под рукой такого человека, как вы, Кэлверт. Ну хорошо. Закончим дискуссию. Итак, мы сдадим этого типа в руки полиции.

– Но сначала я хотел бы прогуляться по палубе «Шангри-Ла». Поискать Дэвиса.

– Поискать Дэвиса. Логично. Но знаете ли, мой друг, если Ставракис, как вы утверждаете, вынашивает враждебные планы, то он вряд ли позволит вам свободно разгуливать по своему кораблю.

– Конечно, вы правы, адмирал. Но я не собираюсь делать обыск с пистолетом в руках. Я не прошел бы по палубе этого мирного прогулочного судна и десяти метров. Я собираюсь просто спросить у обитателей «Шангри-Ла», не видел ли кто-нибудь Дэвиса. Если люди на «Шангри-Ла» действительно бандиты, которых мы разыскиваем, было бы полезно взглянуть, как они отреагируют на такой вопрос. Тем более что он прозвучит из уст человека, которого они считают мертвым. Вы согласны? Кроме того, я не хочу лишать себя удовольствия видеть их физиономии, когда истечет срок возвращения двоих посланников.

– Конечно, конечно, Кэлверт, если они действительно преступники…

– Мы будем знать об этом раньше, чем покинем «Шангри-Ла».

– Ну хорошо, у нас есть повод для визита – Дэвис. Но каким образом, – тут он победно посмотрел на меня сквозь монокль, – мы объясним факт нашего знакомства?

– Если они невиновны, никаких объяснений не потребуется. В противном случае они все равно не поверят нашим рассказам.

Я взял из рулевой рубки моток веревки, отвел нашего пленного к каюте на корме и попросил его сесть спиной к генератору напряжения. К счастью (естественно, для него), он не пытался сопротивляться. Я привязал его к генератору, получилось что-то вроде не плотного, но достаточно прочного кокона. Его руки я оставил свободными, чтобы он мог на досуге обработать свои раны с помощью полотенца и холодной пресной воды, которые я милостиво оставил в его распоряжении. Напоследок я проверил, нет ли вокруг него каких-либо острых предметов, с помощью которых он мог бы освободиться или покончить с собой. Хотя, честно говоря, эта вторая возможность в сложившихся обстоятельствах волновала меня лишь постольку, поскольку они не привезли с собой второго мотора.