Мы постоянно, даже зимой, держим окна открытыми настежь, чтобы при входе в дом не так чувствовался запах его пота.

Не знаю, приходилось ли вам слышать историю о белой и черной корове. Некто, намеревающийся купить корову, интересуется у крестьянина – владельца двух коров, белой и черной, – много ли они дают молока и хорошо ли оно. Крестьянин отвечает, что белая корова дает каждый день очень много хорошего молока.

– А черная? – спрашивает покупатель.

– Черная тоже, – невозмутимо отвечает крестьянин.

На этом история не кончается. Покупатель хочет знать, много ли они едят, и крестьянин отвечает, что белая ест очень много.

– А черная?

– Черная тоже.

Покупатель интересуется весом каждой, спрашивает об особенностях ухода за ними, и, отвечая, крестьянин всякий раз говорит о белой корове и каждый раз добавляет:

– Черная тоже.

Кончается тем, что покупатель не может удержаться от вопроса:

– Извините, а почему вы говорите только о белой корове?

– Потому что белая корова моя.

– А черная?

– Черная тоже.

Это я к тому, что моя дочка – это моя дочка, мой ребенок.

– А японец?

– Японец тоже.

Когда мы пытаемся поговорить с японцем, он, вместо того чтобы слушать нас, поворачивается спиной и норовит улизнуть. Он все время в движении. Лишь в двух случаях этот живчик не двигается, вернее, двигается, но не бегает сломя голову, – когда спит и когда смотрит по телевизору мультики: во сне он постоянно ворочается, расходуя уйму энергии, а смотря мультики, то сидит на диване, то ложится, то спрыгивает на пол, то, не отводя глаз от экрана, перескакивает с дивана на диван. Правда, ворочаясь во сне и смотря телевизор, он нам, слава богу, не мешает, и в это время мы находим его вполне сносным.

Иногда, смотря свои мультики, он делает то, чего я ни у кого до нашего японца не видел: не отрывая взгляда от телевизора, этот непоседа медленно вскарабкивается на спинку дивана и растягивается на ней. Непонятным образом ему удается ловко удерживаться наверху минут десять кряду, и эти десять минут – самое продолжительное за весь день время, в течение которого он не двигается, застыв на узкой верхушке диванной спинки. Впечатление такое, что при всей своей сомнительной в данном случае надежности это единственное место, где наш японец в состоянии преодолеть инстинкт непоседливости.

В эти минуты мы издали наблюдаем за ним с удивленными лицами, с какими следят в цирке за выступлением акробатов на трапеции. Иной раз, когда в доме гости, мы требуем от него не шуметь и подаем ему в этом пример. Все, включая нас самих, удивляются, почему японец выбрал наш дом, выбрал нас, и никто, включая нас самих, не может объяснить причину этого выбора.

С дочкой за ужином мы разговариваем. Иногда по вечерам она бывает неразговорчивой, иногда говорит охотно, и тогда мы болтаем на самые разные темы. Японец же с нами не ест, он ест или уже поел в другом месте – например, на диване, смотря свои мультики, и для нас чем дальше мы от него, тем лучше. Без японца нам спокойнее. Мы не хотим, чтобы нам мешали говорить с себе подобными, и бываем рады умиротворяющему воздействию на него мультиков, поглядывая в его сторону в надежде, что он в очередной раз уснет на диване и мы сможем перенести его в постель.

Нашему японцу постоянно подавай мультики, ради которых он вечно просит включить ему телевизор, и мы охотно соглашаемся. Когда же он об этом не просит, предпочитая, весь в поту, носиться с оглушительными воплями по дому, мы сами спрашиваем: «Хочешь мультики посмотреть?» И включаем телевизор, даже если японец говорит «нет».

Слово, которое японец произносит чаще всего, – «Кия!». Он может произносить его как несколько раз подряд «Кия, кия, кия!», сопровождая загадочными жестами, похожими на воинственные, так и соединять в одно длинное «Кияааааааай!», означающее, что он собирается решительно броситься на вас.

Это слово, заключающее в себе угрозу, не сходит у японца с языка. Вернее, сначала он бормочет что-то невразумительное, состоящее из набора слов типа форма / удар / защита / сильнее / вперед /дистанция, и только потом следует «Кияааааааай!».

Каждое предшествующее слово звучит все более решительно и подкрепляется угрожающими движениями тела и рук.

Я смотрю на него и, улыбаясь, киваю головой. Но вообще-то я его не понимаю, не понимаю, почему он такой непоседливый. Брал бы пример с моей дочки.

Его любимая игра под названием «игра в кияйю» заключается в том, что я должен неподвижно лежать или сидеть полулежа на диване либо на кровати, а японец тем временем располагается поодаль и как заведенный воинственным тоном произносит странный набор слов: смотри на него / вот он / руки / сильный / готов / защита / победить, после чего с истошным воплем «Кияаааааааааай!» неожиданно обрушивается на меня всей тяжестью своего тела, стараясь причинить мне нестерпимую боль коленом, стопой или локтем.

И причиняет-таки.

Я кричу от боли, прошу: кончай эту гребаную игру. Он плачет, злится:

– Ты сам сказал, чтобы мы поиграли в кияйю.

– А ты сказал, что будешь осторожен, – говорю я.

Но спорить с японцем бесполезно.

Многие коллеги при виде меня удивляются, что случилось, откуда на моем лице синяки, ссадины, царапины. И мне не хочется говорить, что виноват в этом японец, во избежание лишних объяснений я предпочитаю отмалчиваться, заставляя недоумевающих подозревать невесть что. С еще большим подозрением они смотрят на мою жену с опухшим лицом и синяком на скуле и не находят ничего лучше, чем посоветовать ей заявить на меня в полицию.

Лучшее для нас время дня – минута, когда японец засыпает. Лучшее, не считая, разумеется, часов, когда он в детском саду, а мы на работе. С тех пор как японец живет в нашем доме, мы необыкновенно любим свою работу, благодаря чему ее эффективность намного выросла. Не раз меня и мою жену, каждого на его работе, ставили в пример сослуживцам, отмечая наше трудолюбие и исполнительность. Никому невдомек, что мы работаем с удовольствием по той простой причине, что японец в это счастливое для нас время далеко.

Если же говорить о худшем времени, то оно приходится на уикенд, когда мы не ходим на работу, наша дочка не ходит в школу, а японец в детский сад.

По утрам японец обычно просыпается очень рано независимо от того, нужно ли ему идти в сад или нет. Не успев открыть глаза, он рывком вскакивает с постели и принимает стойку каратиста, готовый издать свой излюбленный боевой клич.

Через секунду он уже носится с воплями по дому, обливаясь потом.

Нужно стараться во что бы то ни стало быть на ногах раньше, чем японец проснется, прежде, чем мы услышим его неотвратимое приближение, до того, как он распахнет дверь в спальню, вскочит с разбега на постель и обрушит со всей силы удары, не разбирая, приходятся ли они по матрасу или по живым существам, каковые представляем собой я и моя жена. Потом японец завтракает, неизменно рассыпая корнфлекс не только на стол, но и на пол, опрокидывая чашку с молоком и невозмутимо топчась через минуту-другую в молочной луже.

После еды пальцы у японца всегда в разноцветной грязи, палитра которой странным образом не имеет ничего общего с цветом того или иного из съеденных блюд.

В субботу и воскресенье нам не остается ничего другого, кроме как заниматься с утра до вечера японцем. Мы стараемся дать ему возможность часами смотреть мультики, но это не спасает: субботние и воскресные дни в обществе японца тянутся так долго, что кажется, будто им не будет конца. Как правило, эти дни не обходятся для нас без некоторых увечий, не говоря уже о том, что нервы часто не выдерживают и мы с женой ссоримся из-за японца, настаивая каждый на своем праве куда-нибудь улизнуть в конце недели (хотя бы на уикенд). У моей дочки японец вызывает самые настоящие приступы истерии, и она нередко бросается на него с кулаками, так что нам приходится загораживать его собой, думая при этом, что мы были бы рады, если бы кто-нибудь хорошенько его поколотил. Когда дочке удается преодолеть живую преграду, японец, чувствуя, что дело плохо, становится в боевую стойку и с криком «Кия!» идет в контрнаступление, нанося ей один за другим болезненные удары, и она заливается горючими слезами, а японец говорит, что он не виноват, что она начала первая. И нельзя сказать, что он не прав.