Андрей писал тексты и подбирал музыку. Вера работала «по специальности» – читала перед микрофоном написанные Андреем заметки. Педколлектив школы был очень доволен качеством программ – всегда интересных, иллюстрируемых отличным музыкальным материалом, в меру веселых и очень живых. Андрей от природы обладал тем, что называется «бойкое перо». Ему нужно было лишь представить любую тему, а написать на нее заметку, причем с нужным хронометражем, получалось само собой.
Андрей с Верой вели программы всю третью и четвертую четверть десятого класса, до самых выпускных экзаменов. Поначалу в программах было много текста, но неделя за неделей слов становилось все меньше, а музыки все больше. И никто в школе не догадывался об истинной причине такого преображения – ни учителя, ни ученики.
А причина была простой и сильной – как проста и сильна сама жизнь. La vie immediate[3]. Радиорубка запиралась изнутри. Когда Вера читала текст, с ней нельзя было целоваться. А Андрею хотелось. И моглось – даже очень. Да и Вере, что греха таить, тоже. Поэтому Андрей и сокращал количество слов в материалах.
Впрочем, спонтанно начавшаяся «лав стори» так же спонтанно и закончилась. В пять утра после выпускного бала Вера танцующей походкой прошла мимо Андрея – не замечая, как мимо пустого места, – шмыгнула в открытую дверь шестисотого «мерса», и танк во фраке с красавцем – будущим скорым обладателем диплома МГИМО – за рулем унес ее к светлому будущему, где не было ни единого квадратного сантиметра для Андрея, сына инженера-технолога и нормировщицы с авиастроительного завода «Знамя труда».
Андрей подал документы в МАДИ. Про институт он знал лишь, что после школы с автоделом и правами категорий B и C пацанов туда берут при любом раскладе, если, конечно, не обосраться, получив двойку, а также слышал где-то раньше развеселую речевку: «ударим мадями по бездорожью!» Кроме того, до института было близко ехать – одну остановку на метро или четыре на троллейбусе по прямой безо всяких пересадок.
Экзамены Андрей сдал, что называется, «не приходя в сознание», и без проблем был принят на АТФ. За мощной аббревиатурой скрывалась вовсе не аденозинтрифосфорная кислота, как ему надлежало знать из школьного курса биологии, а автотранспортный факультет.
В институте Андрей практически с первого семестра оказался в команде КВН. Светить мордами желающих было, как всегда, много, а вот делать креативные тексты для команды – не особо. Андрей же совершенно не желал заниматься актерским промыслом, а от клавиатуры его было не оторвать. Андрей быстро вышел на первые роли в команде, руководимой Володей Зайратьянцем – в недалеком прошлом комсомольским активистом и студентом, а теперь ассистентом кафедры «Автомобили».
Зай был умен, подвижен, совершенно не заносчив и обаятельно-талантлив во всем, что касалось коммерции. Как раз когда Андрей заканчивал обучение, Зай ушел с кафедры и открыл рекламное агентство. «Маракуя» с неба звезд не хватала, но кэш-фло генерировала неустанно и прилично. Зай пригласил Андрея к себе на работу, но Андрей отказался – почему-то он вбил себе в голову, что будет работать по специальности.
По специальности, в автоколонне, куда по знакомству с начальником привел его отец, Андрей отработал ровно полгода. Больше у него не хватило сил выносить творившийся вокруг идиотизм. Однажды в случайно купленном номере газеты «Коммерсант» Андрей прочел, что издательский дом собирается выпускать автомобильный журнал. Редакция «Коммерсанта» располагалась на улице Врубеля – в пешей доступности от недавно законченного МАДИ, только разве что с другой стороны Ленинградки. Сочтя этот факт добрым предзнаменованием, Андрей без обиняков пошел в разведку боем. Ночами дома он за пять дней написал три статьи на взятые из головы темы автомобильной тематики и отправился с ними в редакцию.
Собеседование Андрея замотанный ответсекретарь несуществующего пока журнала проводил в курилке на черной лестнице. Выкурив за разговором о том и о сем две сигареты, он взял из рук Андрея стопочку листов и сказал «позвонить завтра». Ни завтра, ни послезавтра, ни неделю спустя застать его не месте не удавалось. Тогда Андрей плюнул на все эти идиотские безрезультатные прозвоны и поехал в редакцию сам. Ответсекретарь поглядел на Андрея как баран на новые ворота, потом спохватился, вспомнил, хлопнул себя по лбу и объявил, что Андрей принят с испытательным сроком в полгода, пока за штатом, а дальше – по обстоятельствам.
Алый состав пронесся мимо платформы Лиано-зово за несколько секунд. Андрей едва успел повернуть голову туда, где стояли две прилепившиеся друг к другу старые грязно-зеленые шестнадцатиэтажки. Знакомый балкон на пятнадцатом теперь выглядел иначе. Вместо зияющей амбразуры, откуда круглый год торчали старые рассохшиеся лыжи, и лет им было явно больше, чем Андрею, а в углу притулился потерявший всякий товарный облик от ветров и дождей еще более древний шкаф, – так вот, вместо всего этого теперь балкон закрывали новые стеклопакеты. Ну наконец-то, подумал Андрей, наконец у нее есть кто-то, кто может решать ее проблемы. И вместо должной бы к месту дежурной ревности он, к своему стыду, испытал лишь облегчение.
Это было десять лет назад. Или двенадцать? – да, собственно, какое имеет значение. Андрей тогда уже не работал в «коммерсовском» журнале. Там он задержался всего-то года на два или два с половиной – на гораздо более интересных условиях его пригласили в автомобильный «глянец», и он, вообще не раздумывая, согласился. «Глянец» соседствовал в одном холдинге с телеканалом. Канал был так себе, маленький, малюсенький, сидел на дециметровом вещании. Но – все же телеканал, причем вполне профессиональный и, как считал содержавший его «папик», имевший перспективы. Вообще, в медийном так – чем в большем количестве «гнезд» ты засветишься сегодня, тем выше твои шансы завтра. Помимо работы в журнале, Андрей делал на канале автомобильную передачу. Причем именно делал – что означает: полностью определял и обеспечивал контентную политику, – а не работал «попкой-дураком» в режиме «куда пошлют».
Тексты, написанные Андреем, озвучивала на камеру бойкая девчонка с «правильной» родословной из большой папиковой семьи, и поэтому в герои стендапа Андрей никогда не лез. Он быстро усвоил правила игры, и они его вполне устраивали. В качестве отдушины он оставил для себя рубрику «Наш тест-драйв», выходившую со свежим материалом раз в две недели. Можно было, конечно, сделать ее еженедельной, но, во-первых, где было взять столько нового материала – пришлось бы сутками не вылезать со съемок и из монтажки, а ведь работу в журнале и редакторские обязанности по передаче в целом с него никто не снимал; и во-вторых, у Андрея были большие сомнения в том, что в году можно набрать сорок восемь или там все пятьдесят моделей автомобилей, достойных тест-драйва, – таких, при виде которых у зрителя не возникнет желания перещелкнуть канал. Поэтому, отказавшись от спринтерского азарта и гигантомании, он стал осваивать «бег на длинную дистанцию».
Ранним сентябрьским вечером Андрей возвращался домой на только что отснятом со всех ракурсов и во всех аспектах новом, только что вышедшем «рендж-ровере» из пресс-парка представительства «Лендровера». Днем помесили прилично грязи на заброшенном карьере. Устал, решил: помою машину завтра, перед тем как отдавать. «Рендж» был весь в глине, выглядел живописно – в разводах, с налипшей пожухлой травой, и только сектора на ветровом стекле, обрабатываемые лезвиями дворников, да фары, омываемые чистящей жидкостью под давлением, нескромно сверкали в начинавших спускаться сумерках.
Андрей поехал через промзону. Дорога там была разбитая, грязная, но отнюдь не более грязная, чем кузов машины, – терять было нечего. В набегающих порывах ветра пошел косой дождь, за считаные минуты превратившийся из мороси в ливень.
На автобусной остановке он увидел ее, безуспешно пытавшуюся спрятаться от непрошеного холодного душа в павильончике с проломленной крышей и выбитыми стеклянными секциями.
