Конечно же, Старый Пёс не мог наверняка знать, что тот не был подослан коварным ветеринаром и поэтому не сразу обрадовался удивительной встрече. Он проявил похвальную, свойственную его породе сдержанность и недоверчивость, но потом интуиция взяла верх: люди с желтыми и кривыми зубами не могут иметь на посылках таких чудесных, пахнущих небом («а как пахнет небо?») собак. Собак с крылышками и добрым, проникновенным взглядом. Старый Пёс подумал, что и сам бы сгодился в такие славные беспилотники. И выглядел бы совсем не хуже, а может быть, даже и импозантнее. Наверняка импозантнее.
– Наверное, у тебя есть вопросы, – предложил Ангел не скромничать.
– Хозяин с Хозяйкой возьмут меня с собой? Ну… туда, куда уезжают? – спросил Старый Пёс о том, что беспокоило больше всего.
Собачий Ангел кивнул в ответ и полетел куда-то дальше, по своим делам. У него ведь таких старых псов – пруд пруди. Ну а Старый Пёс, помахав на прощанье хвостом Собачьему Ангелу, принялся проваливаться все глубже и глубже в сон, ту его часть, где темно и не селятся сновидения. Последней нагнавшей его мыслью было: «Болван, надо было спросить, отменят ли когда-нибудь сухой корм?»
Спал он долго, но под конец снова чутко, и слышал, как за тонкой перегородкой, отделявшей собачью палату от приемного покоя, доктор то ли пенял Хозяину, то ли озадаченно восторгался – кто их, людей, поймет?
– Ну, доложу я вам, и характер у вашей собаки… У меня после первой инъекции большие псы, ну я не знаю… Пойнтеры, к примеру, засыпают как миленькие! А этот, надо же, после второй зубы скалит и рычит! Вы не поверите: глаза уже не открываются, закрылись, а он, ну надо же, рычит, подлец!
– Детство тяжелое, юность не сладкая, предчувствие, что зрелость может пройти без баб и детей, – в привычной манере отозвался Хозяин.
Его отпустило, Старый Пёс по голосу чувствовал.
– Шутите? У меня весь набор того, что вы перечислили, а я вон весь какой из себя покладистый. Правда, насчет детей, слава богу, предчувствие не оправдалось. До сих пор не пойму, откуда они – баб-то, ой простите, забылся… Не было их! – В тон Хозяину хохотнул ветеринар. – У вас дети есть?
– Доктор с ним, правда, всё нормально? Только скажите честно, – Хозяйка всегда переспрашивала, если речь шла о здоровье.
Старый Пёс хорошо знал об этой привычке, да и сами слова по телефонным разговорам Хозяйки со своей матерью.
– Да не беспокойтесь вы. В самом деле всё прошло как нельзя лучше. В полном порядке ваш пёс. А у меня, представьте, двое… Две, точнее. Близняшки… Вот только со временем напряги. Будь по мне, так только с ними бы и сидел, но ведь оно как… Мне звонят «выручайте», и я тут как тут. Не было случая, чтобы отказал в помощи. Доктор ведь, хоть и «зверушкин». Знаете, как будет по-чешски ветеринар? Я недавно там был по обмену. Зверолекарь! Вот я и придумал «зверушкина доктора», потому что зверолекарь по-русски звучит, ну я не знаю, как-то излишне по-зверски, что ли. Вы не находите? Вот живут люди! А у нас лекарств – комар нассал… Ой, простите великодушно, зарапортовался… А из того, что есть, половину наркоконтролёры, на всю голову ушибленные, позапрещали… Делать им нечего, уродам.
Старый Пёс представил, каких сил Хозяину и Хозяйке стоит слушать весь это бред с внимательными лицами, и злорадно подумал: «А вот нечего было переезжать». «Зверушкин» доктор был прав – Старый Пёс быстро приходил в норму.
– К прочим бедам ремонт, как изволите видеть, – продолжал разглагольствовать доктор за занавеской. – Седьмой месяц не можем закончить, а посетители сплошь на «мерседесах» да джипах. Вчера йоркшир, девочка, с клещом в ухе… А на ней ошейник… – мама дорогая! – как есть с настоящими бриллиантами. Я их по жизни не много видел, но думаю, что они, родимые. Поверите, прямо руки чесались сколупнуть пару камней дочкам на сережки… Вот бы порадовались, малышки мои.
– Четыре, – вмешался Хозяин. Совсем для Старого Пса непонятно.
– Что четыре?
– Четыре камушка. Вы же сказали, что у вас близняшки.
– А-а… Ну да.
– За риск для жизни во время манипуляций с моей собакой я, не волнуйтесь, конечно же, доплачу. Как и за вторую инъекцию. Да и вообще порадею чуток отечественной ветеринарии, – посулил Хозяин.
– Да уж, придется, – притворно-сочувственно вздохнул «зверушкин» доктор.
Хозяин правильно угадал смысл всей этой «говорильни».
– Вы только не думайте…
– Что вы, доктор, я вообще не по этому делу…
– Ну, зачем вы так. Думаете, если я не людей лечу…
– Простите великодушно, нервы… Можете положиться, я все понимаю и ничего такого не думаю. И неплохо знаком с теми, кто лечит людей. Не обольщайтесь на их счет, не стоит. Думаю, и у вас немалый личный опыт. Я за собаку свою волнуюсь.
– Дня через три выпишу вашего пса. Завтра позвоню, скажу точно, когда забирать, если… у меня после его осмотра пальцы на руках останутся. Ну… а если что пойдет не так, то медсестра номер на телефоне наберет. Ха!
Уже от дверей Хозяйка спросила:
– Ему… было очень больно?
– Ну не знаю… – отозвался доктор по заведенному им самим обряду. – Не думаю, не должно было. Я же говорю: две инъекции! Лошадиная, поймите вы, доза… Нет, больно не было. Сейчас поболит немного, это правда. Вам, дорогая моя, радоваться надо, что обошлось. Вовремя спохватились.
Сквозь дрему Старый Пёс подумал, что не отказался бы от бриллиантового ошейника с единственной целью: дождаться, когда противный «зверушкин» доктор попытается сковырнуть пару камешков, ну и… прихватить с поличным. «Радоваться его малышкам подавай…»
В новый дом Старый Пёс въехал исхудавшей полудохлятиной с длинным, грубым шрамом на животе, почти что по всей длине. Шрам в дюжине мест перехватывали размашистые стежки, не оставляя сомнений в том, что мальчикам в школах домоводство не преподавали. Хозяин дважды в день смазывал шов кусачей зеленкой, но Старый Пёс стоически переносил экзекуции. Он был в новом доме, они снова были вместе с Хозяином и Хозяйкой, а за такое счастье Старый Пёс готов был терпеть и большие неудобства, чем выкрашенный жгучей отравой живот. Язык, кстати, в результате непослушания и прогулкам по животу, тоже позеленел, но его, что удивительно, совсем не щипало. Если бы щипало язык, то скорее всего Старый Пёс был бы вынужден, вопреки собственным зарокам и клятвам, намекнуть Хозяину подоходчивее на потребность сыскать зеленке замену. Что-нибудь щадящее. Например, мазь из… шоколада.
Шоколад, так считал Старый Пёс, прекраснейшим образом способствовал заживлению любых ран. Как душевных, так и физических. Об этих целебных свойствах Старый Пёс узнал от Хозяйки. По секрету, конечно же. Оба сознавали, что Хозяину не достанет ни догадливости, ни гуманизма, чтобы по достоинству оценить методику, одобрить ее и самому принять на вооружение. Всякий раз, вспоминая вкус лакомства, Старый Пёс упрекал Хозяина в черствости: «Перенесшее тяжелейшую операцию и лишь чудом выжившее животное – это уже не просто какая-то там собака, какую баловать „себе дороже“». Впрочем, шоколад поступал из другого «ведомства», и Хозяина было легко прощать: «Никто несовершенен, если он не собака. Собаки тоже бывают несовершенны. Как правило, они такие и есть. До чего трудно жить в окружении несовершенства! Но Хозяин – он всё же хороший…» Правда, если бы зелёнка начала щипать язык… Но к языку, как уже говорилось, зелёнка проявляла необъяснимое снисхождение и весь свой гнусный характер вымещала исключительно на животе, особенно на стежках.
Сейчас этот шов на собачьем брюхе мерз сверх всякой меры. По разумению Старого Пса, эта часть его тела была доне́льзя изнежена хозяйскими поглаживаниями, ставшими особенно частыми после перенесенной операции. Ну а потом, как водится, почесывание собачьего живота само собой вошло в привычку. У обоих – и у человека и у его питомца.
Старый Пёс понимал, что глупо злиться на собственное тело, тем более не на все, а только на его часть, однако случившиеся неприятности следовало к чему-то привязать, и пузо подходило для этого как нельзя лучше. Упреки Хозяину, злость на погоду уже давно не согревали. Хула, адресованная шву на животе, тоже, но… хоть что-то новенькое. Из-за особенной чувствительности шва к морозу («Что ж ты, сволочь, творишь-то, а?!») выкусывание льдинок и снега приходилось отсрочивать, так и не достигнув желанного результата, подхватываться и шустро двигать вперед, дабы поскорее согреться. При такой занятости куда там не свои – хозяйские трудности отслеживать?!
