Позже, когда все разошлись по комнатам, мы с Джуном поехали ко мне. В их комнате закрылся Тэхена, который и Джуна считал предателем. Тэхен всегда все воспринимал слишком близко к сердцу.
Улегшись в постель, мы некоторое время молчали.
— Почему ты этого не говорила раньше? — нарушил неуютную тишину Намджун.
— Не думала, что моё авторство в нескольких песнях других групп вызовет такую реакцию у парней. Ты же знаешь, моё участие во многих песнях держится в тайне.
— Об этом ты должна была сказать нам всем. Я не виню тебя, детка, но огорчен, что ты просто не сказала раньше. Раньше, чем это откопали журналисты и так грязно вывернули. Помнишь про все тайное? Если бы парням ты сказала лично, я уверен, они бы не отреагировали так резко.
— Знаю, что должна была. Я просто не подумала о последствиях этой тайны, и теперь мои друзья считают меня предателем, — вздохнула я. Джун поцеловал меня и притянул к себе поближе. Я все исправлю, я была настроена на это.
Прошло несколько дней, а шумиха вокруг скандала только набирала обороты. В агентство каждый день приходила куча писем для меня с пожеланиями смерти от АРМИ и требованиями оставить парней в покое и уйти из агентства навсегда. Я чувствовала давление, но старалась не показывать, как меня все это расстраивает — выступления парней, концерты, фотосессии, видеосъемки не остановили, мы продолжали деятельность, как и раньше. Юнги и Тэхен со мной не разговаривали даже во время репетиций.
Члены комиссии по награждению артистов пригласили меня на личную встречу. Мне пришлось поехать с охраной, так как дядя запретил передвигаться одной по городу и вообще выходить из агентства без лишней надобности. Даже жить пришлось переехать в общежитие снова, в свою бывшую комнату, пока все не уладится. Намджун, чувствуя неладное, поехал со мной, хотя все его отговаривали — АРМИ однозначно высказывались против нашей дружбы и меня конкретно. Ради группы нам с Джуном нужно было вести себя на публике сдержанно и отстранено. Он наплевал на все советы и повел меня за руку вниз, говоря, что будет там со мной, и это не обсуждается.
Я стояла перед комиссией и чувствовала себя провинившейся девчонкой. От моей уверенности не осталось и следа, и вся эта шумиха выбивала из колеи. Некоторые члены комиссии смотрели на меня неодобрительно, поджав губы.
— Ким Оксэн, мы надеемся, Вы понимаете зачем мы Вас сюда пригласили? — строго спросила женщина лет пятидесяти.
— Предполагаю, из-за скандала, связанного с группой, — сказала я спокойно, взяв себя в руки. Сердце ушло в пятки, лицо члена комиссии не предвещало ничего хорошего.
— За последнее время слишком много слухов и даже скандалов связано именно с вами, мисс. В нашей стране артистам непозволительно быть скандальной личностью. Артисты Южной Кореи — пример для подражания. Ваше поведение неприемлемо, — закончила женщина строго.
— Возможно, конечно, ваши русские корни имеют значение в данной ситуации, — презрительно бросил мужчина лет тридцати.
— Мы посовещались с членами комиссии и пришли к выводу о лишении вас всех высших наград.
— За что? — прошептала я, шокированная таким решением. — Я ведь ничего плохого не сделала. — Мне с трудом верилось в такое зверство с их стороны, причем совершенно необоснованное.
— Решение, принятое членами комиссии, обжалованию не подлежит, — строго сказал все тот же высокомерный парень.
— Ясно. Я пришлю сегодня все в течение дня, — сказала я мертвым голосом и, не дожидаясь их разрешения, не поклонившись на прощание, пошла к выходу.
За дверью стоял Намджун и два человека из охраны агентства. Он увидел мое мертвенно-бледное, ничего не выражающее лицо.
— Что, Окси? Что они сказали? Зачем тебя вызывали? — обеспокоенно спрашивал он, пока вел меня до машины.
— Решением совета было единогласно принято забрать все мои награды. Все до единой. Мое поведение, как артиста Кореи, посчитали неприемлемым.
— Что? — Джун поразился сейчас не меньше меня в кабинете перед коллегией. — Они не могут так поступить. Ты одна из тех, кто прославил нашу страну на весь мир. Ты — международный автор, пользующийся огромным авторитетом, — сказал он с возмущением, садясь следом за мной в машину на заднее сиденье.
— Они уже так поступили, — заплакала я, утыкаясь ему в грудь. — Со мной больше никто не будет работать в Корее. Мне запретили. Боже, хоть бы они не забрали ваши награды. Хоть бы они не затронули группу. Я так боюсь этого. Парни не заслужили такого отношения из-за меня. — Мне было действительно страшно сейчас не за себя, а за них — они столько работали, только прославились за пределами страны. Они не могли все это потерять из-за меня и моих ошибок.
— Тише, моя девочка, — погладил Джун меня по голове, — все будет хорошо. Все уладится, просто нужно немного времени.
Мои слезы вскоре иссякли, и усталость взяла вверх. Я уснула у него на руках, пока мы ехали обратно в агентство. Подъезжая, я почувствовала, как Джун пошевелил плечом под моей щекой. Я открыла глаза на секунду, чтобы увидеть, что мы уже приехали, и снова закрыла. Это была последняя капля. Я устала бороться.
Джун открыл дверь с моей стороны и, аккуратно взяв меня под колени и спину, вытащил из машины. Он пошел к лифту немного впереди со мной на руках, охрана чуть поодаль.
— Мне так жаль, малышка, что на протяжении всей жизни с тобой это происходит. Но судьба никогда не посылает нам тех испытаний, которые мы не способны осилить. Не сдавайся, я прошу тебя. Мы через все пройдем и будем счастливы, вот увидишь, — шептал он нежно, подбадривая меня.
— Я люблю тебя, малыш, — сказала я устало, сильнее обнимая его за шею.
========== Борьба со всем миром и проигрыш ==========
Очередной день начался с хреновых новостей. Фанаты давно уже, глядя на нас с Джуном, искали подтверждение нашей связи и выкладывали фото с разных уголков мира с хештегами «НамОкс» и «ОксДжун». В поисковике мелькало огромное количество снимков и на половине, как минимум, были не мы. Или только кто-то один из нас со стаффом. Кто-то слил фото с пляжа, как Джун садится на байк сзади меня и обнимает. В основном, фото были безобидными и выглядели невинно — мы шифровались в общественных местах с Джуном как агенты со стажем. Некоторые кадры вызывали подозрения, но без точных доказательств любовной связи между нами. Этого оказалось достаточно, чтобы АРМИ разделились на два лагеря и в большинстве своем высказывались против наших с Джуном отношений.
С утра в дверь моей комнаты начали сильно барабанить — и не кто-то из парней шутки ради, а сам менеджер Чонхе. Я взяла в руки телефон и включила его. Ну блиииин, только шесть утра, я спала всего три-четыре часа, до будильника оставалось еще целых два часа.
— Окси, подъем, у нас очередной форс-мажор. Быть всему стаффу в зале через минуту, — услышала я голос мистера Чонхе в коридоре.
— Да фак, — выругалась я и резко подскочила. — Спи, малыш, — погладила я по волосам проснувшегося Джуна и, как была, в черной шелковой пижаме* и с распущенными волосами, вышла из комнаты и пошла в зал, вливаясь в общий поток команды. Я потерла лицо ладонями, чтобы взбодриться и не выглядеть заспанной. В общем-то, это не имело значения, вся команда, собравшаяся в зале, казалась сонной и помятой, только в отличие от меня, в одежде. Когда все расселись, мистер Чонхе, заранее предупреждая все вопросы, открыл на экране большого телевизора ютуб и ввел запрос. Мое сердце стало биться так быстро, что, казалось, могло выскочить из груди.
На видео мы вдвоем с Намджуном в студии звукозаписи о чем-то спорили. Я сидела на стуле перед компьютером и аппаратурой, а он стоял за моей спиной.
— Так лучше? — спросила я с возмущением, когда он настоял на своей аранжировке и я все-таки переделала немного музыку в песне. Я повернулась к нему, глядя снизу вверх и ожидая ответа.
— Лучше, моя девочка, — улыбнулся он, потому что выиграл эту маленькую битву и, наклонившись, поцеловал меня в губы, поощряя за подчинение его воле.
