Саске жив!!!
Он же не мог...?
Из легких будто отобрали весь запас кислорода, вздохнуть не получалось совсем, а сердце внутри разорвалось на мелкие кусочки, принося колкую, невероятную боль.
Он не поверил. Он отказывался в это верить! Он не мог. Это было слишком невозможным, слишком ужасным, слишком... Эмоции побороли все связные мысли в голове. Он взорвался криком на полицейских, обвинял в безалаберности, в невнимательности, обвинял всех! Кричал громко и со злостью, яростно отбивался от тех, кто пытался его успокоить. Потому что...
Потому что Саске просто не мог умереть! Это же Саске, младший братишка, тот, который смешно надувал щечки, когда обижался, если Итачи отказывался с ним поиграть, и тот, который мило краснел от похвалы и заливисто смеялся во время их игр в детстве. Младший брат, благополучие которого волновало Итачи больше всего на свете. Младший брат, который был... Он был...
Стоп! Почему «был»? Нет, он есть! Он не умер, не мог умереть... не мог... Пожалуйста, пожалуйста, хоть бы он был жив! Умоляю, пусть он не умер. Пусть все это окажется каким-то кошмаром, пусть... прошу!
Саске...
Гнев сменился ужасом, полнейшим шоком, хотелось кричать, рвать на себе волосы, падать на колени, потому что ноги уже совсем не могли выдержать его вес, кричать до потери голоса, кричать и выть от ужасной, непереносимой боли в сердце. Осознания того, что его младший братишка мертв, оно просто убивало все живое в душе Итачи.
Господи, почему так больно?
Этого не могло случиться!! Руки дрожали, а дышать все не получалось. Итачи широко открывал рот, но воздуха все равно не хватало, будто незримая тяжесть в груди сдавила легкие, до хруста сжимая их в свои объятия. Кто-то рядом сказал, что ему нужна помощь, но он послал всех медиков куда подальше так громко, что к нему потом опасались подходить даже на метр. И опять никто не сказал ему ни слова за такое поведение. Он не понимал, что вокруг происходит, чей это голос рядом, что он сам делает? Сидит? Стоит? Лежит? Мир крутился перед глазами, а в ушах звенело. Вокруг как будто дрожала вся земля, или это дрожал он сам от ужаса и осознания неизбежного? В голове раз за разом вертелось одно лишь слово: “Нет!” И Итачи сам не понял, в какой именно момент начал произносить его в слух. Кажется, он даже кричал это.
Так не могло произойти!! Только не с ними! Только не с Саске! Почему? За что? Почему это произошло с ним? Нет! Почему именно он? Почему он? Ненетнетнетнет... Этого не могло случиться... Я не могу это вынести! Слишком больно, слишком неправильно. Саске не должен был умереть. Саске, малыш, как? Я не могу, не могу это принять!
На глаза попались останки сгоревшей машины, и Итачи с сумасшедшим взглядом направился туда. Кто-то схватил его за плечи, и тогда юноша, не зная, что именно он делает, попытался отбиться от этих рук.
– Итачи, хватит!! – это был отец. – Уймись.
– Ты не понимаешь, – говорить было больно, наверное, он на самом деле кричал, из-за чего и сорвал себе голос, – не понимаешь. Он не мог... не мог... не мог там быть... нет... Это не он...не он...
– Итачи, доказательства говорят об обратном! – зачем его встряхнули? Мир и без того никак не мог перестать двигаться...
– Какие... какие к черту доказательства??? – лицо отца двоилось и расплывалось от застилающей пелены слез перед глазами. В какой момент он начал плакать?
– Сейчас ты не в силах воспринимать информацию, тебе необходимо...
– Какие. К черту. Доказательства? – а теперь Итачи уже сам держал отца за грудки.
Выражение глаз Фугаку было тоже сочувствующим, что взбесило его еще больше.
Очнись, отец! Очнись, пожалуйста, неужели ты веришь, что Саске мертв? Ты так легко поверил? Почему ты поверил?
– Камера в нескольких километрах отсюда засняла летевшую на бешенной скорости машину. На фото отчетливо виден Саске, поэтому мы точно знаем, что в джипе был он, и еще... – отец показал целлофановый пакет, в котором лежал до боли знакомый кулон. – Узнаешь? Это улика, и на руки бы мне ее никто не отдал, но я все же добился того, что...
Остальных слов отца Итачи уже не слышал. Он в дрожащих руках держал серебряный кулон с двумя расправленными крыльями. Кулон Саске, который тот бы никогда не оставил без необходимости. Это было его любимое украшение.
Итачи крепко сжал в руках кулон, а из глаз морем хлынули слезы. Ноги подкосились и юноша тяжело обрушился на колени. Мир для него с громким треском раскололся на маленькие осколки, один из которых прочно врезался в сердце, и Итачи отчетливо осознал, что умирает... Вместе с братом угасла и его собственная жизнь.
Конец флэшбека
– Отец, может, уже пора? – спросил Итачи, он хотел этим скорее нарушить напряженную тишину, чем на самом деле поторопить родителей. Ему самому ехать на кладбище совсем не хотелось. Но это было... необходимостью.
– Да, мы должны идти, – согласился с ним Фугаку, подходя к матери, – я все еще не верю, что это происходит с нами.
– Не веришь? – переспросила его Микото.
И Итачи с удивлением взглянул на мать, потому что голос, которым она произнесла эту фразу, совсем не походил на ее собственный.
– Не веришь? – следом за этим последовал ее нервный смешок. – Да ты же сам в этом виноват! Ты сам все это подстроил!
– Что ты несешь? – повысил интонацию Фугаку, но в голосе отчетливо слышалось беспокойство.
Микото выглядела странной, она говорила все, даже не поднимая стеклянного взгляда от пола, с остервенением держась за свои собственные рукава платья. Черного платья. Сегодня все должны были быть в черном. И мир так же окрасился в такой цвет для этой семьи. Но уже не только на сегодня, а навсегда. Потому что оклематься от смерти сына и брата они бы никогда уже не смогли. Эта потеря принесла огромную зияющую рану в их сердца, рану, которую никакими лекарствами нельзя было заживить. Она могла только со временем зарасти, оставив огромный, кровоточащий при каждом прикосновении к нему и постоянно напоминающий о себе шрам.
– О чем ты думал, когда сотворял такое с нашим сыном?! – Микото перешла на крик, отойдя от шока, и указала пальцем на Фугаку, со злостью смотря на него. – Все ваши ссоры, разве ты не видишь, что в этом вся причина?! У вас постоянно с ним были конфликты, именно из-за этого Саске хотел как можно меньше проводить время дома! Именно поэтому он связался с этой бандой!
– Хватит, – грубо перебил жену Фугаку, – это не имеет сейчас никакого значения. Успокойся, не начинай истерику. Нам уже нужно ехать. Похороны начнутся через полчаса.
– Да как ты можешь так спокойно об этом говорить!! – в глазах Микото опять стояли слезы. – Твой сын, Фугаку! Он твой сын!! Ты хоронишь своего собственного сына! Как же меня раздражает это твое учиховское поведение. Ты как будто статуя без чувств и эмоций. Тебе плевать...
– Я сказал хватит! Не смей говорить о том, чего не знаешь! Не считай, что только тебе тяжело потерять сына, потому что ты – мать! Я, в отличие от тебя, Микото, беру на себя все заботы. Я пытаюсь держаться, хотя в душе, черт тебя подери... – старший Учиха замолчал, отвернувшись от жены, и прикрыв руками глаза.
– Да кому нужна твоя сдержанность!!
Итачи медленно облокотился на стену позади себя, он не любил конфликты, но сил, чтобы успокоить мать у него сейчас совершенно не было. Он так устал...
Микото меж тем продолжала с удвоенной энергией, подойдя ближе к мужу:
– Закрываешься в кабинете, а утром я нахожу тебя рядом с тремя пустыми бутылками из-под коньяка. Кому от твоей сдержанности лучше, скажи мне? Или было лучше Саске? Я с ума сходила от вас обоих. Знаешь, почему он так себя вел? Потому что он твоя копия, Фугаку! Чистая копия! Ты закрывал свои чувства от него – он от тебя. Поругавшись, вы уходили в разные стороны, а что оставалось делать мне???
– Он начинал первым, Микото. Мы это уже осуждали... – голос старшего Учихи был печальным и тихим.
– Он был подростком!! А ты, взрослый мужчина, вел себя наравне с ним! Ты заставил его так себя вести. Если бы ты был мягче с ним, он бы не гулял ночью с этой своей бандой. И тогда бы он... он был бы сейчас жив! Ты... ты во всем виноват, слышишь?? – крик Микоты перешел в сплошные рыдания, и Фугаку обнял ее за плечи.
