А вон за теми окнами, за теми плотными шторами притаились нарушители. Пришельцы. Они не такие, как вы!

Но что им тут надо?! Как они ворвались к нам? И что делают? Уж не собираются ли посягнуть?

Не волнуйтесь, они еще ничего не делают и ничего не собираются. И ваш любимый город может спать спокойно. Им не до вас.

...Это было недавно, это было давно... Да, да, я слышу тебя. Я знаю, я помню, это было не с ними и не со мной. Куда нам! Эй, вы, потише. Не мешайте им. Пусть у них все будет так, как было.

Тихо. Они лежат рядом в одной постели. Мужчина и женщина. Чужие. Мужчина спит, как спят смертельно усталые люди, в неловкой, застывшей позе, ровно дыша, не шевелясь. Рука крепко, как в судороге, сжимает угол подушки. И нет ему никакого дела до того, что на другом краю постели лежит молодая, прелестная женщина, беззащитная и смятенная. Лежит, смотрит на него и не понимает, что же ей-то делать? Может быть, встать, перейти в гостиную? Незнакомец разжал руку, но тут же вздрогнул, застонал, и рука снова сжалась в кулак. Не было покоя в этом теле. Отвык. Где-то в подсознании точила тревога. Что же за жизнь он ведет? И что толкнуло его на эту жизнь? Нет, нельзя ей шевелиться, вдруг вспугнет. Будь что будет, но пусть он выспится. Пусть отдохнет. Женский инстинкт повелевал - дать приют уставшему, гонимому, ослабшему. Ну, а если он проснется... нет, не тронет он ее, спасительницу. У него такое лицо... Не грабитель он, не убийца, нет. Только вот что он подумает о ней? А, да какая разница! Пришел и уйдет так же. В неизвестность. В неизвестность? А куда? По городу рыскает полиция, ищет его. И тут её обожгла мысль: а что, если бы в эту ночь он не наткнулся на нее? Если бы ее не охватила внезапная тоска и она бы уже легла, и он не услышал бы ее пение... Что бы с ним было? Кто пустил бы его к себе здесь, в чужой стороне? На что он надеялся, уже почти настигнутый полицейскими? Ни на что. Как загнанный волк - ни на что. Только инстинкт жизни заставлял его метаться. Значит, случилось чудо? Это... уж не судьба ли это? Уж не Бог ли свел их?

Еще большее смятение охватило молодую женщину. Что же делать дальше? Куда она его денет? Спасенного - выгнать? Оставить? И что-то еще добавилось к ее смятению. Странное, незнакомое волнение. Боже, да полно, уж не снится ли ей все это? Нет, это не сон, и - она не хочет, чтоб это был сон.

Ей сделалось стыдно. Но стыд этот не был тягостным, не мучил, а пробуждал что-то иное, властно завладевающее ею. Человек лежал себе и спал, а она вдруг ощутила, что она в его власти. Ну да! Потому что стала его соучастницей. Потому что пустила его в свою постель. Потому что не гонит его, а лежит рядом и смотрит, будто... будто это не чудовищно, будто это так и надо, будто это не бог знает что!

Образ мужа всплыл в памяти и улегся на свое законное место. Выхоленный, гладко выбритый, белокожий, всегда выдержанный, иронично-снисходительный, спокойный. Даже тогда, когда отказы жены следовали слишком часто. Что ж, если жена капризничает, не надо настаивать, надо проявлять терпимость, пусть это будет ее маленькой привилегией. Женщинам всегда хочется иметь свои маленькие привилегии. Что касается его, то... у него завтра дела, дела, дела. Большие дела. Большие цели. Очень большие.

Незнакомец зашевелился, не открывая глаз, стал шарить рукой, что-то ища. Резко вынул из-под подушки пистолет, потянул к себе, замер. И вдруг резко открыл глаза. Увидел ее. Дернулся, еще ничего не поняв - где он, что за женщина? Друг? Враг? Или просто...

- О, не убивайте меня! - улыбнулась женщина.

И он вмиг вспомнил все.

- Мадам! У меня нет слов! Я слышал, как вы говорили с этими гончими. Но я уснул... Как провалился. Простите!

- Все хорошо. Они ушли.

- Но...

- Прислуга? Ко мне никто не входит, пока я не позову.

- Нет, я не о том. Вы... как же вы? Вы не спали?

- У меня еще будет время. - Она снова улыбнулась.

Он смотрел внимательно и серьезно.

- Скажите, а мне это не снится?

- Да успокойтесь же.

- Это не так просто. Меня преследуют вторую неделю. Если бы не вы... Знаете, я поляк, а в Польше не любят русских. Ненавидят. Вы знаете за что. Но там не знают русских женщин. А я знаю.

- Вы были в России?

- Где я только не был! И когда я услышал вдруг ваше пение... этот голос... словно с неба. И теперь... ваше милое лицо... улыбка... О!

Он вдруг резанул ее острым, пытливым взглядом. Она вздрогнула. И оба замерли. Оба поняли. Она увидела, как загорелись его глаза. И опустила свои. Он понял, что это - да. Протянул руки... И больше уже ни о чем не думали - ни он, ни она...

А когда они очнулись, им показалось, что прошла целая вечность. Что они давно знают друг друга. Что они самые близкие люди на земле. Что не сегодня ночью свела их судьба, а неведомо когда. Просто прошлое было ожиданием, а теперь наконец-то случилось то, что должно было случиться. И не было смущения, не было неловкости. Словно не согрешили они. Словно не была она благовоспитанная дама, а он случайный прохожий.

Они лежали молча. Приходя в себя. Переживая возникшую близость. Оглушенные внезапностью и остротой этой близости. Потом он сказал:

- Нет, этого не может быть. Наверное, эти жандармы все-таки убили меня, и я очутился в раю. А вы ангел.

- А может, и меня они убили?

Он повернулся к ней, погладил волосы, брови, провел рукой по лицу.

- Нет, вы живая. Настоящая, земная женщина. И ангел ничто в сравнении с вами. Боже, за что мне такая награда! Верно, Он сжалился надо мной. А вы... вы не сердитесь?

Он опять пытливо взглянул ей в глаза, и опять ее глаза все сказали ему без слов.

- Вы так красивы, так пленительно красивы. И еще вы юны. Вас любят. Вы привыкли к любви. А я отвык от женщин, которых можно любить. Как вас зовут?

- Антонина. Тося.

- Антося. - Он еще раз повторил на свой лад, словно лаская: - Антося. Я унесу с собой ваше имя. Это единственное, что мне можно. И еще я прошу... назовите меня так, как когда-то звала меня мама. Скажите громко - Янек. Я так давно не слышал своего имени.

- Янек... Янек...

- Антося...

И снова ласки. То нежные, то бурные. Она и не знала, что бывает такой огонь. Это продолжалось и продолжалось...

Утром она отпустила прислугу, сходила на почту, послала мужу телеграмму, что она едет к нему и чтобы он ее ждал. Потом вернулась, и были еще три дня и две ночи. А на третью ночь он ушел.