– Молчание – знак согласия! – сказала Зинка Фокина. – Значит, договорились на воскресенье! Утром позанимаетесь с Яковлевым, а потом придёте в школьный сад – будем сажать деревья!

– Что? – заорали мы с Костей в один голос. – Ещё и деревья сажать?.. Да мы же… мы же устанем после занятий!

– Физический труд, – сказал главный редактор нашей стенгазеты, – лучший отдых после умственной работы.

– Это что же получается, – сказал я, – значит, как в опере, получается… «Ни сна, ни отдыха измученной душе!..»

– Алик! – сказала староста нашего класса. – Смотри, чтобы они не сбежали!..

– Не сбегут! – сказал Алик. – Сделайте весёлое лицо! У меня разговор короткий! В случае чего… – Алик навёл фотоаппарат на нас с Костей. – И подпись…

Ребята, переговариваясь, выходили из класса, а мы с Костей все ещё продолжали сидеть за партой и молчать. Признаться честно, мы оба с ним были просто, как говорится, ошарашены. Я уже говорил, что раньше нам тоже приходилось получать двойки, и не раз, но никогда ещё наши ребята не брали нас с Костей в самом начале года в такой оборот, как в эту субботу.

Я думал, что мы с Костей остались в классе совсем одни, и хотел уже поделиться с ним своими мрачными мыслями, но в это время сбоку ко мне подошла вдруг Зинка Фокина.

– Юра! – сказала Зинка Фокина. (Вот странно! Раньше она всегда называла меня только по фамилии.) – Юра… Будь человеком!.. Исправь завтра двойку! Исправишь?

Она говорила со мной так, словно мы были в классе совсем одни. Словно рядом со мной не сидел мой лучший друг Костя Малинин.

– Исправишь? – тихо повторила она свой вопрос.

– Фокина! – сказал я официальным голосом. – Если бы я был некультурный, я бы тебе сказал: «Не при-ста-вай!..»

Фокина (возмущённо). С тобой совершенно невозможно разговаривать по-человечески!

Я (хладнокровно). Ну и не разговаривай!

Фокина (ещё возмущенней). И не буду!

Я (ещё хладнокровней). А сама разговариваешь!..

Фокина (возмущенней в тысячу раз). Потому что я хочу, чтобы ты стал че-ло-веком!

– А если я устал быть человеком, тогда что?.. – возмущённо закричал я на Фокину.

– Ну, Баранкин! Знаешь, Баранкин!.. Все, Баранкин!.. – сказала Фокина и вышла из класса.

А я снова остался сидеть за партой, молча сидеть и думать о том, как действительно я устал быть человеком…» Уже устал… А впереди ещё целая человеческая жизнь и такой тяжёлый учебный год… А завтра ещё такое тяжёлое воскресенье!..

И вот это воскресенье наступило! На папином календаре число и буквы раскрашены весёлой розовой краской. У всех ребят из нашего дома праздник. Идут кто в кино, кто на футбол, кто по своим личным делам, а мы с Костей сидим во дворе на лавочке и ждём Мишку Яковлева, чтобы начать с ним заниматься.

В будние дни учиться тоже небольшое удовольствие, но заниматься в выходной день, когда все отдыхают, – просто одно мучение. На дворе, как назло, стоит замечательная погода. На небе ни облачка, а солнце греет совсем по-летнему.

С утра, когда я проснулся и выглянул на улицу, все небо было в тучах. За окном свистел ветер и срывал с деревьев жёлтые листья.

Я обрадовался. Думал, пойдёт град с голубиное яйцо, Мишка побоится выйти на улицу, и наши занятия не состоятся. Если не град, то, может быть, ветер надует снег или дождь. Мишка с его характером, конечно, и в снег и в дождь притащится, зато в слякоть будет не так обидно сидеть дома и корпеть над учебниками. Пока я составлял в голове разные планы, всё получилось наоборот. Тучи сначала превратились в облака, а потом совсем исчезли. А к приходу Кости Малинина погода вообще разгулялась, и теперь на дворе солнце и небо чистое-чистое. И воздух не шевелится. Тихо. Так тихо, что с берёзы, под которой мы сидим с Костей, даже перестали падать жёлтые листья.

– Эй вы, подберёзовики! – раздался из окна нашей квартиры мамин голос. – Вы пойдёте в конце концов заниматься или нет?

Этот вопрос она задавала нам пятый или шестой раз.

– Мы ждём Яковлева!

– А разве без Яковлева начать нельзя?

– Нельзя! – сказали мы с Костей в один голос и отвернулись от окошка и стали смотреть сквозь кусты акаций на калитку, из которой должен был появиться Мишка.

Но Мишки всё не было. Вместо него за калиткой маячил, то и дело высовываясь из-за дерева, Алик Новиков. Он был, как всегда, весь увешан фотоаппаратами и всякими фотопринадлежностями. Я, конечно, не мог смотреть спокойно на этого лазутчика и поэтому отвёл взгляд в сторону.

– Воскресенье называется! – сказал я, стиснув зубы.

В это время к Алику подошла Зинка Фокина; на плече она несла четыре лопаты, под мышкой у неё была зажата какая-то картонная коробка, а в левой руке сачок для ловли бабочек.

Алик сфотографировал Зинку с лопатами на плече, и они вместе направились к нам. Я думал, что Алик взвалит теперь лопаты на свои плечи, но этого почему-то не случилось. Все четыре лопаты продолжала тащить Зинка Фокина, а Алик продолжал держаться обеими руками за фотоаппарат, который висел у него на шее.

– Эй вы, фотограф, – сказал я Алику, когда они вместе с Зинкой приблизились к скамейке. – Кажется, эти лопаты Вам не по плечу, Ваше Проявительство!

– Зато они будут по плечу вам с Костей, – сказал, ничуть не смутившись, Алик Новиков, наводя аппарат на нас с Костей. – И подпись: староста класса 3. Фокина торжественно вручает хозинвентарь своим соотечественникам…

Зинка Фокина прислонила лопаты к сиденью скамейки, а Алик Новиков щёлкнул фотоаппаратом.

– Да, – сказал я, внимательно разглядывая лопаты. – Как в журнале «Костёр» получается…

– Что это ещё получается? – спросила меня Фокина.

– Загадочная картинка, – пояснил я.

– Понимаю, – сказал Алик, – где у этой лопаты ручка?

– Нет, – сказал я Алику. – Где мальчик, который будет работать этой лопатой?..

– Баранкин! – возмутилась Зинка Фокина. – Ты что, ты не собираешься сегодня озеленять школу?

– Почему это я не собираюсь? – ответил я Зинке. – Собираться я собираюсь… Только неизвестно, сколько времени я буду собираться…

– Баранкин, будь человеком! – сказала Зинка Фокина. – После занятий с Мишей Яковлевым немедленно приходите в школьный сад!

Она хотела сказать нам с Костей что-то ещё, но раздумала, повернулась и с лопатой на плече молча зашагала по направлению к школе.

Алик Новиков снова занял свой пост у калитки за деревом. Костя помрачнел ещё больше и уставился на лопаты; он смотрел на них как загипнотизированный, а я наоборот; я пытался на этот «инвентарь» не обращать никакого внимания. Стараясь изо всех сил казаться весёлым, я стал смотреть на деревья, даже не догадываясь о том, что до невероятных, фантастических и, можно сказать, сверхъестественных событий, которые развернутся в нашем дворе, остаётся совсем немного времени…

В кустах громко чирикали воробьи. Весёлыми компаниями они то и дело срывались с веток, перелетая с дерева на дерево, на лету их стайки то сжимались, то растягивались. Было похоже, будто все воробьи были связаны между собой резиновыми нитями.

Перед самым моим носом в воздухе беззаботно летала какая-то мошкара. Над клумбой порхали бабочки. На скамейке, на которой мы сидели с Костей, бегали чёрненькие муравьи. Один муравей даже залез мне на колено и стал греться на солнышке.