Бейтс созывала своих солдат. Мы с ней парили перед главным выходом фаба, в основании корабельного хребта. С тем же успехом фабрикатор мог извергнуть войско в трюм под панцирем – там оно в любом случае будет покоиться, пока не придет пора, – но Бейтс осматривала каждого пехотинца лично, прежде чем отправить к воздушному шлюзу, располагавшемуся в паре метров выше по коридору. Ритуал, надо полагать, армейская традиция: глазами она не могла обнаружить ничего такого, чего не показала бы базовая диагностика.

– Это будет сложно? – спросил я. – Управлять ими без помощи интерфейса?

– Они сами прекрасно управятся. Без спама в сети время реакции ускоряется. Я здесь исполняю, скорее, роль предохранителя.

«Тезей» зарокотал, набирая высоту. Кормовая броня дрогнула. Еще один обломок местного мусора миновал нашу траекторию. Мы выходили на экваториальную орбиту всего в нескольких километрах над объектом, в безумной отваге пробивая аккреционный пояс.

Никого, кроме меня, это не волновало.

– Это как переходить скоростное шоссе, – с пренебрежением отмела Саша мои тревоги. – Попробуй ползком, и тебя на шину намотает. Прибавь ходу – и плыви по течению.

Но в потоке возникали завихрения. С тех пор как «Роршах» замолк, пяти минут не проходило без очередной коррекции курса.

– Так что, ты согласна? – спросил я. – Распознавание образов и пустые угрозы? Волноваться не о чем?

– Пока по нам огня не открывали, – отозвалась Бейтс.

Это значило: ничего подобного.

– Как ты относишься к доводам Сьюзен? Разные среды обитания, нет причин для конфликта…

– Пожалуй, это имеет смысл.

Читай: полная фигня.

– Ты можешь назвать причину, по которой существа, так сильно отличающиеся от нас, решат напасть?

– Вполне возможно, – заметила она, – для атаки хватит и этих самых различий.

Я видел, как в ее графах преломляются поля детсадовских боев. Вспомнил собственные и попытался представить, бывают ли другие.

Хотя, по сути, в этом и смысл. Люди воюют не из-за цвета кожи или идеологии: и то и другое – лишь удобные метки для отбора сородичей. В конечном итоге все сводится к генетическим линиям и дефициту ресурсов.

– Исаак сказал бы, что это другое дело, – заметил я.

– Пожалуй.

Бейтс отправила очередного солдатика в трюм; на его место с гудением заступили двое, плечом к плечу. Броня блестела в свете ламп.

– Сколько пехотинцев тебе нужно?

– Сири, мы готовимся к грабежу со взломом. Оставлять самим дом без присмотра было бы глупо.

Я изучал ее топологию так же тщательно, как она осматривала броню роботов: внутри бурлили сомнение и гнев.

– Ты в сложном положении, – заметил я.

– Как и все мы.

– Но ты отвечаешь за нашу оборону против врага, о котором мы пока ничего не знаем, можем лишь гадать.

– Сарасти не гадает, – поправила Бейтс. – Его не случайно поставили командиром. Не вижу особого резона оспаривать его распоряжения, когда нам всем не хватает по сотне пунктов IQ, чтобы понять их смысл.

– Тем не менее о его хищнической натуре все предпочитают молчать, – заметил я. – Ему тоже нелегко: такой интеллект сосуществует с инстинктивной агрессией. Важно, чтобы победила верная сторона.

В этот момент ей пришло в голову, что Сарасти может подслушивать. Но в следующую секунду она решила, что это неважно: какое ему дело до мнения скотины, если та исполняет приказы?

– Я думала, – произнесла Бейтс вслух, – что вам, жаргонавтам, не положено иметь собственное мнение.

– Оно не мое.

Майор замолчала и вернулась к осмотру.

– Ты же знаешь, чем я занимаюсь, – напомнил я.

– Угу, – один из двух роботов прошел поверку и отправился вверх по хребту. Бейтс повернулась ко второму. – Упрощаешь. Чтобы народ, оставшийся на Земле, понял, чем тут занимаются специалисты.

– Отчасти.

– Мне не нужен переводчик, Сири. Если все пройдет гладко, то я спокойно выполню роль консультанта. Если нет – телохранителя.

– Ты офицер и военный эксперт. Я бы сказал, что для оценки возможной угрозы со стороны «Роршаха» это достаточная квалификация.

– Я – грубая сила. Разве Юкку или Исаака не надо упрощать?

– Именно этим я и занимаюсь.

Она обернулась.

– Вы взаимодействуете, – пояснил я. – Все компоненты системы влияют друг на друга. Обрабатывать Сарасти, не учитывая тебя, – значит рассчитывать ускорение, забыв о массе.

Бейтс опять вернулась к своему выводку. Еще один робот прошел осмотр.

Она ненавидела не меня, а то, что подразумевалось под моим присутствием.

«Они не доверяют нам и не дают говорить за себя, – молчала она. – Как бы мы не были ловки, как бы далеко не обогнали остальную стаю. Может, именно поэтому. Мы для них как зараженные. Мы субъективны. Поэтому с нами послали Сири Китона, который перескажет, что мы имели в виду на самом деле».

– Понимаю, – сказал я через минуту.

– Да ну?

– Это вопрос не доверия, майор, а местоположения. Нельзя рассмотреть систему изнутри, кем бы ты ни был. Пропорции искажаются.

– А для тебя – нет?

– Я вне системы.

– Сейчас ты общаешься со мной.

– Только как наблюдатель. Совершенство недостижимо, но досягаемо, понимаешь? Я не участвую в исследованиях и не принимаю решений; не вмешиваюсь в те аспекты миссии, которые призван изучать. Но, естественно, я задаю вопросы. И чем больше информации в моем распоряжении, тем точнее анализ.

– Я думала, тебе и спрашивать не надо. Считала, ты по губам читаешь или вроде того.

– Важна каждая мелочь, все идет в котел.

– И ты этим занимаешься прямо сейчас? Синтезируешь?

Я кивнул.

– Без всякого специального образования?

– Я такой же специалист, как и ты. Специалист по обработке информационных графов.

– Но ты ни черта не смыслишь в их содержании.

– Достаточно понимать форму.

Бейтс, кажется, нашла мелкий изъян в боевом роботе, которого разглядывала, и поскребла броню ногтем.

– А софт без твоей помощи не справился бы?

– Софт многое может, но кое-что мы предпочитаем делать сами, – я мотнул головой в направлении солдатика. – Визуальный осмотр, например.

Она усмехнулась, признав поражение.

– Так что, прошу, говори свободно. Я обязан обеспечивать конфиденциальность, ты же знаешь.

– Спасибо, – произнесла она, имея в виду: «На борту корабля такой штуки просто не существует».

«Тезей» зазвенел. Вдогонку раздался голос Сарасти:

– Выход на орбиту через пятнадцать минут. Через пять всем собраться в вертушке.

– Ну, вот, – пробормотала Бейтс, отправляя в путь последнего солдатика, – поехали.

Она оттолкнулась и поплыла вверх по хребту. Новорожденные машины-убийцы угрожающе пощелкивали в мою сторону. От них пахло новыми автомобилями.

– Кстати, – бросила Бейтс через плечо, – ты пропустил самое очевидное.

– Что-что?

В конце прохода она развернулась вверх ногами и как гимнастка приземлилась рядом с люком вертушки.

– Причину. Зачем кому-то нападать, если от нас им ничего не нужно.

– Если они на самом деле не нападают, – прочел я на ее лице. – Если они защищаются.

– Ты спрашивал насчет Сарасти. Крепкий парень, волевой лидер. Мог бы больше времени проводить с рядовым составом.

Вампир не уважает подчиненных. Не прислушивается к советам. Постоянно прячется. Я вспомнил косаток-мигрантов.

– Может, он щадит наши чувства?

Он знает, что заставляет нас нервничать…

– Разумеется, – отозвалась Бейтс.

Вампир даже себе не доверяет.

И это касалось не только Сарасти. Они все скрывались от людей, даже когда сила была на их стороне. Всегда жили на грани легенды.

Началось все как обычно: вампиры далеко не первые обнаружили преимущества сохранения энергии. Землеройки и колибри, обремененные крошечными тельцами и форсированным метаболизмом, за ночь умирали бы от голода, если бы не впадали в оцепенение на закате. Коматозные морские слоны, бездыханные, таились на дне морском, поднимаясь только в погоне за добычей или когда содержание лактата достигало критического уровня. Медведи и бурундуки снижали энергетические расходы, отсыпаясь голодными зимними месяцами, а двоякодышащие рыбы – существа родом из Девона, владеющие настоящим «черным поясом» по искусству спячки – могли лечь и сдохнуть на долгие годы, ожидая дождей.