– Мы всех спрашивали. Остался только ты.

– Наверное. Не знаю. Я вообще не понимаю всех этих вопросов насчёт создана для семейной жизни или не создана. Это от характера зависит. Если хочет семью, значит создана. Не хочет – значит, не создана. Чего здесь гадать?! Спроси у Марины и получишь свой ответ.

– Марина хочет!

– Ну, а чего ты у меня тогда спрашиваешь?

– Фёдор, перестань злиться!

– Я не злюсь, мама!

– Нет, злишься.

– Ладно. Злюсь. Потому что мне очень хочется спать, а вы тут всякие не нужные опросы проводите.

– Тогда поговорим после того как ты выспишься. Надеюсь, ты станешь более покладистым.

– В каком смысле?

Ответ на свой вопрос Фёдор не получил. Мать развернулась и пошла обратно. А он вошёл в дом, поднялся на второй этаж, где находилась комната Василия и Зои.

В детской кроватке мирно посапывала их дочка. Склонившись, Фёдор поцеловал её в лоб, а потом начал быстро раздеваться. Он разделся до трусов и уже собирался лечь спать, когда в комнате внезапно появилась Марина.

– Мне надо с тобой поговорить, Фёдор! – не без труда вымолвила она.

Фёдор с досадой чертыхнулся, но потом взял себя в руки и очень вежливо ответил.

– Марина, давай позже. Сейчас мне надо отоспаться.

Марина смело посмотрела ему в глаза.

– Я люблю тебя. Давно люблю. Два года уже. Я надеялась, что ты обратишь на меня внимание. Но ты меня всё время игнорируешь и не даёшь никакой возможности поговорить. Поэтому я решила…сказать сегодня.

– Это всё? – спокойно спросил Фёдор.

– Ты ничего не скажешь? Или…, – Марина побледнела. – Ты знал?

– Догадался. Давно. И ты должна была всё понять, сделать выводы вместо того, чтобы исподтишка перетягивать на свою сторону мою мать.

– Я никого не перетягивала на свою сторону, Фёдор. Я не знаю, о чём ты говоришь.

– Конечно, знаешь. Что тут непонятного? Если на тебя не обращают внимания, значит, ты не интересна. Трудно понять?! Но ты не успокаиваешься и появляешься везде, куда приезжаю я. Если уж ты такая непонятливая, я тебе прямо скажу: не лезь ко мне! Не лезь в мою жизнь. Ты мне не нужна и никогда не будешь нужна. И мою маму не беспокой. Она тебе не поможет. Ты только разозлишь меня. Если всё поняла, тогда вали отсюда и никогда больше не попадайся мне на глаза!

Марина выбежала из комнаты вся в слезах. Фёдор несколько раз чертыхнулся, а потом быстро оделся и вышел. Спустя минуту все услышали шум отъезжающей машины. Все догадались, что Фёдор внезапно уехал. Василий бросил на жену осуждающий взгляд.

– Я же предупреждал! – только и сказал он.

Зоя встала из-за стола и бросилась на поиски сестры. Она нашла её в бане. Марина рыдала взахлеб. Зоя села рядом с ней, обняла за плечи и начала успокаивать.

– За что… он… со мной… так, – раздался сквозь плач горестный голос, – Фёдор говорил такие ужасные слова…такие ужасные слова…он меня презирает… Зоя! Презирает…

В тот миг, когда машина Фёдора отъезжала от дачи Крапивиных, туда подъехал чёрный внедорожник с затемнёнными стёклами. Спустя минуту после того во дворе раздался женский голос:

– Егор! К тебе гости приехали!

Егор Крапивин вышел из калитки и наткнулся на двух элегантных мужчин в чёрных костюмах. Один был невысокого роста, смуглый, с глубоко посаженными глазами и выступающими скулами. Второй – худощавый, высокий с уродливым кривым шрамом под нижней губой.

Завидев их, Егор Крапивин схватился за верхний край калитки и замер. На побледневшем лице отразился неподдельный испуг.

– Помнишь нас? – спросил высокий. – Моя фамилия Кортнев. А это мой напарник Хашуров. Мы навещали тебя недавно.

– Зачем вы приехали? – выдавил из себя Егор Крапивин.

Кортнев подошёл к нему вплотную и, сверля глазами, процедил сквозь зубы:

– У нас к тебе один вопрос появился. Маслозавод не давит карманы?

– Я уже всё вам сказал. Маслозавод не отдам! – Егор Крапивин старался говорить решительно, но голос временами дрожал, выдавая сильное напряжение, которое являлось следствием страха.

– Конечно, отдашь. Мы ломали ребят покруче. А знаешь, как? Хотя нет. Не скажу. Пусть будет для тебя сюрпризом.

– Не бычься, – грубо бросил Хашуров, – отдашь маслозавод и проблемы закончатся. А начнёшь бычка изображать, всё отберём. Сам будешь просить, чтобы забрали. Время до завтра!

– Соглашайся. Следующее предложение будет не таким приятным! – посоветовал Кортнев.

– Нет! – отрезал Егор Крапивин, развернулся и резко вошёл во двор, заперев за собой калитку.

Хашуров и Кортнев переглянулись и вернулись в машину.

– Отдаст! Никуда не денется! – У Хашурова появился взгляд как у хищника, который готов схватить добычу.

– Если не будет проблем, – многозначительно заметил Кортнев.

– Каких проблем? – не понял Хашуров.

– Паренёк-то, который отсюда отъехал, в полиции служит. Спецназом командует. Известная личность в городе. И характер не подарок. Судя по всему, он близок к Крапивиным. Как бы не вмешался.

– Против нас не рискнёт пойти, – уверенно ответил Хашуров, запуская двигатель. – А если рискнёт, быстренько поставим на место.

– Надо приставить к этой личности человечка. Пусть проследят за ним. Если что, будем знать, куда давить. Хотя, лучше вообще с ним не связываться.

В это самое время мимо внедорожника проехал Александр Стойкий на своём видавшем виды Фольксвагене. Стойкий доехал до конца улицы, а потом свернул направо, в сторону старенького дома, стоявшем особняком на отшибе. Спустя минуту он остановил машины возле ветхой провисшей калитки. Прихватив инструменты, он вошёл во двор. Дорожка к дому начала зарастать сорняком. Местами виднелись следы помятой травы. Остались с его прошлого приезда. Стойкий открыл замок и вошёл в сени. Там стоял запах сырости, царил полнейший беспорядок, нагромождение давно ненужных вещей, коробок, потерявших свои качества строительных материалов. Повсюду плотно висела паутина. Он открыл скрипучую, обшитую войлоком дверь и вошёл в дом. Везде где только можно ровными рядами стояли упакованные пачки толстого пенопласта. Он поставил сумку с инструментом на стол, вытащил строительный нож и разрезал одну упаковку. После этого, он взял один лист и положил его на стол. Придвинул поудобнее стул, сел и начал вырезать в середине углубление в виде четырёхугольника. Как только глубина выемки показалась приемлемой, он достал из кармана куртки запечатанную пачку тысячных купюр и вложил в углубление. Края пачки чуть выступали. Он убрал пачку и продолжил вырезать. Потом снова вложил пачку. Теперь она встала вровень с верхним краем выреза. Он достал из сумки рулетку с карандашом, навис над своим творением и задумчиво пробормотал:

– Одна пачка весит сто грам. Десять пачек – это пять миллионов или один килограмм. Значит, пять миллиардов – это тысяча пачек по десять. Получается ровно одна тонна денег, – он поскрёб затылок, – вот откуда появилось это выражение. Не поймёшь, пока у тебя самого не появится. Ладно, – на этот раз он потёр лоб, пытаясь сосредоточиться. – Вес мы знаем. Теперь размеры. Толщина пенопласта, – он измерил рулеткой ширину пенопласта и сразу же вслух озвучил результат. – 5 сантиметров. А одной пачки денег, – он вытащил пачку тысячных купюр из выемки и измерил ширину. – Почти 13 мм. Так и будем считать. – Он на миг задумался, а потом негромко пробормотал: – Если положить три пачки друг на друга, получится меньше четырёх сантиметров. Ещё один сантиметр с хвостиком останется в запасе. Вполне достаточно. И сломаться не должен, если укладывать бережно. Теперь длина и ширина…пенопласт у нас метр на метр. А одна пачка денег… 157 на 69 мм, – закончив мерять пачку тысячных купюр, он снова задумался. Его взгляд вдоль и поперёк прошёлся по пенопласту. – Семь пачек не влезет, да ещё по краям надо место оставить для устойчивости. Получается шесть пачек в ширину и…четырнадцать в длину. Это восемьдесят четыре пачки. Если укладывать по три пачки получится…двести пятьдесят две пачки. Это сорок листов пенопласта. У меня здесь почти сто. Подожди… – он усиленно потёр подбородок, – двести пятьдесят две пачки – это…двадцать пять килограмм. Пенопласт может не выдержать нагрузки…хотя нет…все равно каждый лист буду перевязывать скотчем…ничего с ним не случится. Значит, так и сделаем. Сорок листов…должно хватить…