– Шпынь бесполезный Федька, а вы пошли прочь!
Глава 4
По принятому в Мастерграде григорианскому календарю, так недавно переименовали город попаданцев, наступил полдень 25 декабря 1689 года. По прошествии двух месяцев путешествия по продуваемых всеми ветрами степям Северного Казахстана и заснеженным русским лесам долгий путь закончился. Длинная змея посольского обоза въехала в столицу Русского царства. Небо по-зимнему хмурится, тщательно пряча распухшее малиновое солнце за тучами, грозя в любую минуту разродится очередным снегопадом. Ветер гонит в лицо противную снежную пыль. Впереди колонны, движутся пятьдесят преображенцев. Кони под ними перемешивают копытами серый, перемешанный с конским навозом снег. Одеты в новые нагольные тулупы, сабли наголо, лица румяные от мороза, усатые, словно немцы. Почетный эскорт, посланный навстречу, встретили за полдня езды до города. Для сопровождения и чести посольству из преображенцев набрали искусных конников и мастеров сабли. За ними – молчаливый и грустный оркестр с бубнами и трубами в руках.
Такого вступления в город иноземного посольства не могли упомнить даже самые престарелые москвичи. Немногочисленный народ суетливо разбегается перед эскортом в стороны. Разинув рот, в полном обалдении смотрит вслед саням. Иные для бережения сдергивают шапки, торопливо крестятся. Оглушительно гремит невидимый оркестр. Из мощных динамиков на переднем возке доносится военный марш двадцать первого века. От мощных звуков дрожат, словно в приступе Паркинсона, окошки в неказистых избенках, вдоль которых проезжает обоз. У большинства – затянутые мутным бычьим пузырем, у тех, кто побогаче, слюдяные и даже стеклянные. У бабы, вышедшей на улицу выплеснуть помои и высыпать золу, при виде колонны посольства из рук валится ведро, отходы рассыпаются по дороге.
Аккумуляторы на стоянке предусмотрительно зарядили на полную емкость. Над узкими улицами и замшелыми домишками окраин едва вышедшего из средневековья города плывут величественные и мощные звуки «Прощания славянки».
И снова в поход труба нас зовёт.
Мы вновь встанем в строй
И все пойдем в священный бой.
Только что вышедший из дома подросток стоит у незакрытой двери с квадратными от изумления глазами, слушает песню, слова странные, но смысл их он понимает.
Александр Петелин оглядывается на идущие позади возки и довольно улыбается. Цели, поразить москвичей до глубины души, мастерградцы достигли. Посольская колонна проезжает мимо предков, которых предстояло понять и полюбить такими, какие они есть. Александр искренне надеялся, что это у него получится…
Верхи с саней сняли, по пояс видны посольские чины в одинаковые коричневых дубленках и охрана. Подчиненные Петелину бойцы выглядят роскошно и внушительно. Форма почти один в один как кремлевцев двадцать первого века: синие офицерские шинели из парадного сукна, золотом блестят пуговицы, погоны и аксельбанты, над киверами торчат стальные штыки карабинов СКС. Чтобы обеспечить ими посольскую охрану из специализированного магазина подчистую выгребли все охотничий карабины. Лишь отсутствием штыка отличало их от карабина СКС. Недостающее оружие выкупили у горожан. Эскорт проехал мимо захудалой церкви. Из открытой двери идет парок, оттуда выглядывает боязливый поп. Заехал в Китай-город. Повернув на перекрестке, обоз остановился около высоких дверей в непролазном деревянном заборе. Над ними под двухскатной крышей – православный крест. В глубине двора виднеется крыша – шатром с двумя полубочками. Усадьба понравилась. Посольству предстоит здесь ожидать прием у царей – соправителей Московского государства: Петра и Ивана.
Долго ожидать царского приема посольству попаданцев не пришлось. Петра буквально сжигало неуемное любопытство и желание посмотреть вблизи посланцев далекого и таинственного Мастерграда. На следующий день, с утра, во двор заехал громоздкий, из черной кожи возок. Оттуда неторопливо и важно сошел на затоптанный снег низенький плотный дьяк Посольского приказа. Украдкой, с любопытством огляделся. Зайдя в посольские хоромы, развернул покрытый разноцветными печатями свиток. Громко прочитал. Голос высокий, козлиный. Послов приглашали на следующий день прибыть на царский прием. Получив небольшую мзду, довольный дьяк поклонился и отбыл восвояси.
Двадцать седьмого декабря, в двенадцать часов пополудни едва успели отзвенеть колокола на расположенной неподалеку деревянной часовни Всемилостивого Спаса, скрипнув, открываются ворота усадьбы. Пронзительно свистит, рассекая воздух, кнут. Десять саней, каждый запряженный четверкой гнедых лошадей, неторопливо выезжают с посольского двора. Небо по-зимнему хмурое, низкое. Холодный ветер с размаху хлещет по вмиг разрумянившимся лицам, но Александр за долгое путешествие из Мастерграда в Москву привык к морозу. Теперь это нипочем. Под шинель надел парадную офицерскую форму, но чувствует себя немного не в своей тарелке. Волнуется. Рожковский, сидящий на скамейке напротив, нервным движением вытаскивает из кармана платок. Сняв на секунду шапку, торопливо вытирает со лба пот. В глазах немой вопрос, тоже нервничает. Не каждый день приходится ездить с визитами к русским царям. Караван поворачивает, выезжает на Ильинку. Александр с интересом погладывает по сторонам. Вдоль дороги до кремлевских ворот стоят солдаты полка Гордона и бывшие потешные: в зеленых мундирах – преображенцы, в синих – семеновцы. Мимо проплывают молодые и старые, усатые и безусые лица солдат. Глядят на послов с любопытством. Слухи о Мастерграде успели распространиться по столице. В руках крепко зажаты мушкеты, на наконечниках пик бьются разноцветные значки, ветер суетливо треплет знамена. С неба сначала понемногу, затем густо начали падать снежинки, завыла, закружила вьюга. Александр вспоминает наставления главы службы безопасности Мастерграда. Последний раз они встретились в его кабинете за день до отправления каравана. «Петр пока еще пацан, а ты послужил и повоевал, у тебя такие знания и навыки, о каких он и не слыхивал. Петр любит учиться новому. Заинтересуй его. У тебя есть возможность стать для него авторитетом, подружиться и привязать к себе. Мы не враги предкам, мы братья с Россией и согласны помогать, но сесть себе на голову не позволим. Любые попытки набросить на Мастерград хомут приведут к огромным материальным и людским потерям для Русского царства. Петр должен понять, что с нами необходимо дружить, и это выгодно! Александр, постарайся расположить к себе Петра». Царь все-таки, справлюсь или нет, думает Александр, задумчиво покусывая кончик русого уса. Его охватывает еще большее волнение. Всю дорогу офицер молчит и мучается сомнениями.
Через настежь распахнутые Спасские ворота колонна саней въезжает в Кремль. Вокруг красота: двух, а то и трехэтажные каменные палаты ближних бояр, в хмурое небо гордо вздымаются православные кресты на луковках многочисленных храмов и монастырей. От ворот до Красного крыльца в две шеренги стоят наиболее доверенные – преображенцы. Трезвонят колокола на храмах, слышатся голоса офицеров – немцев: «Ахтунг! Мушкет к ноге!». Вдоль кремлевской стены уставился жерлами в небо короткий ряд сверкающих медью мортир. Рядом – сложенные кучками заснеженные ядра. Усатые румяные пушкари замерли у орудий, ожидают сигнала. В руках застыли длинные палки банников, дымятся длинные фитили. Стольники в ожидании послов толпятся на крыльце Грановитой палаты. При виде саней загалдели словно галки. На них красные распашные кафтаны на завязках, на головах высокие меховые шапки. Всадник в сверкающих сталью доспехах и шлеме нетерпеливо гарцует на снежно-белом коне перед артиллерийской батареей. Ветер остервенело треплет огненно-красный плащ за спиной, пытается сорвать с плеч, снег наотмашь бьет в лицо, но он не обращает на это внимание. Посольский караван подъезжает к крыльцу, останавливается, всадник поднимает над головой руку в черной перчатке. Фитили, послушные приказу, опускаются к стволам.