Ох ты, мать твою. Ушла бы она поскорее…

«Ты боишься близости», – звенит у меня в голове насмешливый голос Каролины.

Каролина. Черт!

Она прислала три жалобных эсэмэски и названивала вчера весь вечер – я не ответил ни разу. Достала своим нытьем! Мои джинсы мятой кучкой сгрудились на полу. Из заднего кармана я достаю телефон и оглядываюсь на Хизер. Спит. Даже не шевельнулась. Вот и вчерашние сообщения от Каролины.

ГДЕ ТЫ?

ПОЗВОНИ!

Обиженный смайлик.

Вот привязалась!

У нас с ней все давно решено. Она отлично меня знает. И новый перепихон ничего не изменит. Я люблю ее… по-своему, конечно. Как друг, давний добрый друг.

Я сдвигаю брови. Не позвонил ей вчера, и не собираюсь. Не знаю, что ей сказать.

«Трус», – шипит моя совесть. Отблески Темзы на потолке играют легко и свободно. Смеются надо мной. Напоминают, чего я лишился.

Свободы.

И что приобрел.

Ответственность.

Черт!

Меня переполняет чувство вины – незнакомое и непрошеное. Кит все завещал мне. Мне! А Каролина не получила ничего. Жена моего брата. И мы с ней трахались. Конечно, я виноват. И знаю, что в глубине души и Каролина чувствует свою вину. Потому-то она и ушла посреди ночи, не разбудив меня и даже не попрощавшись. Если бы девица, спящая сейчас в моей постели, проделала то же самое!

Я быстро набираю сообщение для Каро.

«Сегодня занят. Ты в порядке?»

Пять утра. Каролина еще спит. Можно выдохнуть. Разберусь с ней попозже, вечером… или завтра.

Хизер шевелится, ее глаза распахиваются.

– Привет, – неуверенно улыбается она. Я отвечаю ей тем же, однако ее улыбка меркнет. – Я, наверное, пойду.

– Ты уходишь? – Меня охватывает надежда. – Не нужно. Куда торопиться? – Мой голос звучит вполне искренне.

– Мне пора на работу, а в красном платье в офис лучше не показываться. – Она садится на кровати, прикрывая шелковой простыней свои прелести. – Все было… здорово, Максим. Я оставлю тебе свой номер телефона. Позвонишь? А в Тиндер не пиши, лучше по телефону.

– Конечно, позвоню, – без труда лгу я.

Притянув ее лицо к своему, я нежно целую девушку. Она сконфуженно улыбается. Потом встает, плотно завернувшись в простыню, и принимается собирать с пола одежду.

– Вызвать тебе такси?

– Я на Убере доеду.

– Ладно, вызову Убер.

– Спасибо. Мне в Патни.

Она диктует адрес, я встаю, натягиваю джинсы и, прихватив телефон, выхожу из спальни, чтобы не смущать девушку. Все-таки некоторые странно ведут себя утром после бурной ночи. Прямо тихони и скромняги. Куда пропала сладострастная сирена, с которой я провел ночь.

Заказав машину, я просто жду, глядя на другой берег Темзы. Наконец Хизер выходит и протягивает мне обрывок бумаги.

– Мой номер телефона.

– Спасибо. – Я засовываю записку в задний карман. – Машина будет здесь через пять минут.

Хизер неловко оглядывается, избегая смотреть в глаза. Молчание затягивается.

– У тебя уютная квартира, очень просторная, – говорит она, хватаясь за бессмысленную болтовню, как за спасательный круг. Заметив гитару и рояль спрашивает: – Ты играешь?

– Да.

Она направляется к роялю.

– Так вот почему у тебя такие искусные руки.

Хизер вдруг хмурится, будто осознав, что произнесла эти слова вслух, и ее щеки окрашиваются румянцем.

– А ты играешь? – спрашиваю я.

– Нет… Во втором классе училась играть на блок-флейте, а потом бросила. – Хизер с облегчением едва заметно улыбается; наверное, рада, что я не обратил внимания на ее слова о моих руках. – А зачем тебе вот это все? – спрашивает она, кивнув на стопки дисков и iMac на столе в углу.

– Я диджей.

– Да?

– Кручу диски пару раз в месяц в одном клубе в Хокстоне.

– Так вот почему у тебя столько записей, – отмечает она, бросив взгляд на полки с виниловыми пластинками.

Я молча киваю.

– А фотографии? Тоже твоих рук дело? – Хизер показывает на черно-белые пейзажи – фотографии на холсте, которые украшают стены гостиной.

– Да. А еще я иногда и сам стою перед камерой.

Хизер непонимающе хмурится.

– Позирую фотографам. Для журналов, как правило.

– Ах вот оно что! Сколько же у тебя талантов!

Она улыбается чуть увереннее. Вот и хорошо. Она великолепна, настоящая богиня.

– И швец, и жнец, и на дуде игрец, – посмеиваюсь я над собой, и улыбка Хизер меркнет, между бровями появляется морщинка.

– Что-то не так? – спрашивает она.

Не так? Какого дьявола ей взбрело в голову?

– Нет, что ты. Все так. – Мой телефон коротко жужжит – пришло сообщение: машина для Хизер на месте. – Я тебе позвоню.

Я помогаю девушке набросить на плечи жакет.

– Нет, не позвонишь. Но ты не беспокойся. И не надо. Я прекрасно провела время.

– И я. – Не спорить же с ней! – Хочешь, спущусь с тобой к машине? – спрашиваю я, провожая Хизер к входной двери.

– Я уже большая девочка. Пока, Максим. Была рада с тобой познакомиться.

– И я с тобой… Хизер.

– Молодец. – Ее лицо светится – довольна, что я запомнил имя. И я улыбаюсь в ответ. – Так даже лучше. Желаю тебе найти то, что ты ищешь.

Быстро приподнявшись на цыпочки, Хизер застенчиво целует меня в щеку, потом разворачивается и семенит на высоченных каблуках к лифту. Нахмурившись, я провожаю взглядом ее великолепную задницу, которая покачивается под красным платьем.

«Желает мне найти, что я ищу? Что еще за ребус? У меня всего предостаточно. И ты целую ночь принадлежала мне. Завтра на твоем месте будет другая. Разве мне нужно что-то еще?»

Прощальные слова Хизер неожиданно что-то во мне растревожили, однако, возвращаясь в спальню, я уже просто с облегчением вздыхаю: она ушла. Снимаю джинсы, залезаю под одеяло, а слова все крутятся у меня в голове, царапают по живому.

«Желаю тебе найти то, что ты ищешь».

Твою мать. Что за чушь?

Я только что унаследовал огромное поместье в Корнуолле, еще одно в Оксфордшире, земли в Нортумберленде и кусок Лондона, но какой ценой?

Перед глазами вновь встает мертвенно-бледное, безжизненное лицо Кита.

Черт.

Сколько народу теперь зависит от меня… многовато, честно говоря: арендаторы, работники поместий, прислуга в четырех усадьбах, застройщики в Мейфере…

Вот ведь хрень.

Да пошел ты, Кит, нашел время сдохнуть!

Закрыв глаза, я гоню непролитые слезы и впадаю в оцепенение под шелест прощальных слов Хизер.

Алессия поглубже зарывается руками в карманы старой куртки Михала, тщетно пытаясь согреть пальцы. Потуже обернув голову и шею толстым шарфом, она бредет сквозь леденящую зимнюю морось к многоэтажному дому на набережной Челси. Сегодня среда, уже второй день она работает одна, без Кристины, и направляется в большую квартиру, где стоит рояль.

Погода, конечно, настроения не улучшает, однако Алессия собой довольна: сегодня она доехала в Лондон сама, в переполненном вагоне поезда, без обычной тошноты и страха. Она начинает понимать Лондон, чувствовать этот город. Здесь слишком много людей, слишком шумно, слишком много машин. А хуже всего то, что люди друг с другом не разговаривают. Лишь изредка извиняются, если толкнули соседа, или просят: «Пройдите, пожалуйста, вперед». Все прячутся за бесплатными газетами, или слушают музыку в наушниках, или уткнулись в экраны телефонов и электронных читалок, избегая встречаться с соседями взглядом.

Утром Алессии повезло: удалось найти в вагоне свободное место, однако соседка всю дорогу визжала в трубку, рассказывая невидимому собеседнику о неудачном свидании. Алессия постаралась отвлечься, читала газету, чтобы выучить побольше английских слов, и втихомолку жалела, что у нее нет наушников, чтобы слушать музыку, а не страдать от стенаний незнакомки. Дочитав газету, Алессия закрыла глаза и вернулась в мечтах к великолепным горам в снежных шапках, к пастбищам, где ветер носит ароматы тимьяна и где всегда тихо жужжат пчелы. Она тоскует по дому. Скучает по тишине. По маме. И по своему пианино.