Литмир - Электронная Библиотека
A
A

И теперь еще одно чрезвычайно важное замечание.

Вера человека творит чудеса только в том случае, если человек верит в нечто, что действует помимо него.

Этим «нечто» могут быть «научно достоверные факты», технические возможности аппарата, безупречность психологического или медицинского метода и так далее.

Глубинный смысл психотерапии

Мне не очень близок классический психоанализ, но вполне можно допустить, что хороший психоаналитик, верящий в непогрешимость своего метода, будет по-настоящему эффективен – естественно, во временных рамках, установленных данным направлением психотерапии.

Двадцать семь лет назад, будучи беззаветно влюбленной в НЛП и его возможности, я не раздумывая бралась за клиентов любой сложности, даже за тех, от которых отказывались гораздо более опытные по сравнению со мной специалисты, и у нас с ними все получалось. Почему? Исключительно в силу моей веры.

Заметим, я тогда верила не в себя – начинающего молодого психолога, – а в НЛП. Вообще, надо сказать, вера в себя – вещь тонкая и хрупкая, и ее очень легко поколебать.

Осталась ли моя вера прежней? Нет. В ней произошли серьезные изменения. Примерно через год ежедневной интенсивной работы – от пяти до десяти клиентов в день – мне довелось пережить внутри себя настоящий профессиональный кризис, хотя внешне это никак не проявилось. Поделюсь, как это произошло. Моя вера во всесильность НЛП рухнула, как карточный домик, когда мой наставник и учитель, благодаря которому я пришла в НЛП и работой которого всегда восхищалась, как-то раз вскользь упомянул в разговоре со мной об одной «безнадежной клиентке». Он сказал, что ни он сам, ни его весьма опытная и искушенная в НЛП коллега ничего не могут сделать с той дамой, хотя бьются с ней уже полгода.

Я была в шоке:

– Как??? Ты ведь работал с ней в техниках НЛП?

– Ну да.

– И какие техники ты применял?

– Все понемножку.

– И ты все делал правильно, в раппорте?

– Конечно.

– И что, даже когда ты все делаешь предельно точно и в раппорте, все равно может не получиться?

– Естественно, мы же не всесильны!

И это был настоящий кризис моей веры в НЛП. Я пережила его. Помогла ежедневная медитация и постоянное возвращение себя в состояние «здесь-и сейчас». Как и раньше, я ежедневно продолжала заниматься оттачиванием своего профессионализма, от отчаяния, наверное, даже еще интенсивнее, чем раньше.

А потом во время первой чеченской войны мне довелось отправиться работать непосредственно в зону боевых действий (Грозный, Шатой, Гудермес), в миссию французских психиатров по реабилитации мирного населения. Работа в методах и практиках НЛП оказалась именно тем, что требовалось для быстрой помощи в экстремальных ситуациях, и вскоре у меня появился обширный опыт на эту тему: работы было в избытке. И именно там, в Чечне, нежданно-негаданно пришла новая вера, которая до сих пор настолько непоколебима, что уже является для меня и «картой», и самой «территорией».

Был у меня в 1996 году случай в Грозном с одной женщиной по имени Лена. Это была, наверное, единственная клиентка в моей жизни, работать с которой я не хотела, потому что не верила, что могу ей хоть как-то помочь. У Лены бандиты похитили четырнадцатилетнюю дочь и требовали выкупа. Денег у бедной женщины не было. Бандиты угрожали расправой над девочкой. Лена просилась ко мне на прием через свою соседку, но ее ожидания относительно моих возможностей были не вполне адекватны. Дело в том, что после нескольких случаев удачной работы с местными жительницами, у которых была и в результате нашей психологической работы прошла истерическая слепота, обо мне поползли разные лестные слухи, что, мол, у меня «все слепые прозревают». Это была абсолютная правда: ко всем тем женщинам с истерической слепотой вернулось зрение, но история умалчивала, что «прозревших» было не так много – всего четыре. А Лена, будучи наслышанной о произошедших «чудесах», похоже, искренне верила, что специалист-психолог способен совершить чудо и помочь в ее страшной ситуации. Казалось бы, долг психолога предписывал мне честно сказать этой бедной Лене, что мои возможности ограничиваются возможностями психолога, хорошо владеющего своей профессией. Но мне так не хотелось лишать ее последней надежды… И я малодушно просила Ленину соседку передать ей, что мы обязательно поработаем и с ее дочкой, когда та вернется домой, и с самой Леной, естественно, тоже, но на данном этапе это дело скорее милиции, чем психолога. Однако Лена не послушалась и пришла искать меня в больницу, где я проводила в то время семинар для врачей. В сложившейся ситуации выбора у меня уже не было: мы начали работать.

Здесь сделаю небольшое отступление от рассказа о Лене и ее дочке, чтобы объяснить, какие своеобразные люди иногда приходили в Чечне на семинар повысить свою квалификацию, потому что для описываемого случая это имело особое значение. Дело в том, что во время чеченской войны у меня периодически обучались местные «ведьмочки». Врачи, как и все местное население, относились к таким «ведьмочкам» с большим пиететом, и доктора сами просили меня пустить «коллег» из области магии поучиться в их медицинской группе. Вот и в тот раз вместе с грозненскими врачами НЛП осваивала одна уважаемая местная «ведьмочка». Она с самого начала буквально впилась в Лену глазами, а потом внимательно следила за нашей работой.

В процессе терапии мы с Леной представили себе ее дочку, сидящую напротив нас на стуле, и общались с ней. Под конец работы Лена, счастливо улыбаясь и плача одновременно, говорила: «Доченька, я – с тобой, и я точно знаю, что все будет хорошо!» На этой ноте мы и закончили работу. Неожиданно наша «ведьмочка», тихо сидевшая неподалеку, произнесла: «Девочку вернут через две недели и без всякого выкупа». Излишне говорить, что такие слова окрылили Лену еще больше и она полетела домой, полная веры, что само Провидение на ее стороне. После ее ухода я спросила моего «ко-терапевта», действительно ли та что-то увидела в будущем Лены и ее дочки или она просто решила сработать со мной в паре.

И тут «ведьмочка» выдала мне ответ, который перевернул все мои представления о профессии психолога, как, впрочем, и о самой жизни: «Хорошо, что ты все это с ней сделала. Когда эта женщина к нам вошла, у нее впереди все было плохо. А когда вы с ней все это сделали, я увидела, что девочку вернут».

Девочку действительно вернули, действительно без всякого выкупа и действительно через две недели!

Получалось, что ДО работы у человека просматривалось одно будущее, а ПОСЛЕ работы – совсем другое!

Осознав это после того незабываемого случая моей практики, я в корне пересмотрела свое отношение к работе психолога – работе с актуальным состоянием человека.

Я всегда знала, что в гармоничном состоянии человек способен на многое, а в состоянии «разобранности на куски» он мало на что способен. Но до того случая с Леной и с «ведьмочкой» я не вполне осознавала, НАСКОЛЬКО наше будущее зависит от нашего настоящего состояния!

Помогая человеку изменить свое состояние, мы РЕАЛЬНО меняем его будущее, потому что он сам себе его РЕАЛЬНО бессознательно создает. В плохом состоянии он бессознательно видит свое будущее по-одному – «в черном цвете», а в хорошем состоянии – совсем по-другому: светлым, ярким, добрым и теплым!

И мой стиль работы тогда тоже полностью поменялся.

С того момента и по сей день я точно знаю, что к тем чудесным изменениям, которые происходят с человеком в процессе работы, я имею лишь косвенное отношение. С человеком и его состоянием работаю не я. С ними работает Пространство, в которое я смиренно вхожу и частью которого становлюсь во время процесса, и уже в это Пространство я приглашаю к себе клиента. По поводу самой себя и своих способностей у меня нет никаких иллюзий, потому что без этого целительного Пространства мы с человеком никогда не смогли бы изменить его состояние и, соответственно, его жизнь. И я точно знаю, что этому бесконечно доброму и милосердному Пространству всегда созвучно наше единое с человеком намерение (если у него имеется искренний запрос на исцеление) обрести гармонию внутри себя и Оно нам помогает.

3
{"b":"660400","o":1}