И Гортвог не выдержал. Слепая, беззубая щеня вызвала на поединок волка – и победила.

Их бой был недолог и не особо зрелищен. Иного не ждали в племени Минат: слишком уж неравны были силы. Конечно, средь сверстников Гортвог гро-Нагорм выделялся и ростом, и размахом плеч, но куда же ему – юнцу, которому не исполнилось и семнадцати вёсен! – тягаться со старым вождём?

Отец – сильнее, опытней и искусней, но на стороне Гортвога была решимость, огнём струящаяся по жилам, и зимний мороз, что чешуёй сковал ему грудь. Он не имел права проиграть.

Казалось, всё племя собралось в тот день на крепостном дворе. Его расчистили поутру от снега, и небо, тяжёлое зимнее небо заледенело, словно бы предвкушая битву, и не встречало бойцов ни льдистой крупой, ни белыми хлопьями.

Орки клана Минат были тогда небесам под стать: строгими и холодными в бессловесном своём ожидании.

– Что же, малец, не терпится место моё занять? – смеялся отец, поигрывая мечом.

Гортвог не ответил. Он знал этот меч, помнил, как мать ковала его в подарок вождю. Долго варила железо с чёрным углём, глиной укутывала тигель. Не понукала свою заготовку ни воздухом, ни водой, давая ей отдохнуть, а потом приласкала молотом, счистив с металла рыхлую корку. Сталь расковав, умыла её настоем из “Малакатовых слёз” – и на готовом мече проступили змеиные петли узоров, что серебрились от кончика и до рукояти.

Такой благородный клинок и пёрышко на лету разрежет, и руку отрубит, как было с Гарзоком. Руку, а следом – и голову.

Но Гортвог не боялся повторить судьбу старшего брата. В тот день он вообще ничего не боялся. Он вышел на бой в кольчуге и без щита, с одной лишь секирой, и настороженно ждал отцовской атаки: право на первый удар всегда доставалось вождю. Поле для боя – квадрат на двенадцать локтей, очерченный вбитыми в мёрзлую землю кольями. Тот, кто заступит за грань – бежал, и его не зазорно бить в спину. Кодекс Малоха учил чествовать бога кровью и не страшиться смерти. Истинные сыны Малоха не избегали боя.

Битва Гортвога началась ещё до того, как противник нанёс первый удар – в тот краткий миг, когда назначено было время их поединка, и старший сын вождя впервые взглянул в глаза матери. Ужас плескался в них, ужас и горе. Отчаянье.

В тот день супружница кузни быстро оправилась, спрятала боль за бесстрастием. Однако на поединок сына и мужа явилась она, как на битву, облачённая в полный доспех, и серебрился её до блеска начищенный нагрудник. Гортвог без труда нашёл мать в толпе, в первых рядах – высокую, статную, широкоплечую. Мощную, как скала.

– Что же, Гортвог, пусть примет тебя Малакат, – глухо проговорил отец, утратив былую весёлость. Нет доблести в победе, что достаётся тебе без борьбы, так учит детей своих Малох. Вот вызови Гортвог отца спустя пару вёсен!..

Попусту тратить время – гневить Малаката, и вождь не стал больше ждать. Без слов он рванул вперёд, и узорчатый меч устремился Гортвогу в живот. Оба поединщика знали: горе ему, если пропустит один-единственный удар. Второго уже не понадобится, и не убережёт Гортвога даже сплетённая матерью кольчуга. Нет в племени Минат орков, равных по силе вождю, а уж с таким мечом от его ударов и вовсе не будет спасу.

Сталь встретила сталь: меч, отбитый скользящим ударом, хищно блеснул у Гортвога перед лицом, уходя вверх. Орк едва устоял на ногах. Будь у Гортвога противник слабее, то следом его, потерявшего равновесие, можно было поймать на топор, чтобы коротким ударом рассечь ему грудь и живот. Но отец, казалось, даже не покачнулся – а сам Гортвог чуть не вылетел за освящённое битвой поле.

Если он станет парировать и отбивать, то неизбежно проиграет, истратив силы.

– Восславим же сечей Малоха, восславим же клан Минат! – рыкнул отец, смеясь.

Гортвог не ответил, берёг дыхание. Солнце, показавшееся из-за покрова туч, улыбалось ему холодной змеиной улыбкой.

Длинный отцовский меч снова свистнул, целя ему по ногам, но Гортвог мягко отпрянул вбок и ушёл из-под атаки. Клинок птицей взмыл вверх, к не защищённому сталью бедру, и Гортвог, отведя удар в сторону, попытался и сам достать отца по ногам – тщетно. Вождь был не только силён, но и быстр, как ветер…

Так они и кружили друг подле друга, словно уличные танцоры на Огненном фестивале.

Гортвог ждал правильного момента, чтобы ударить.

Его отец ждал, когда Гортвог устанет ждать.

Но солнце сыграло против юного орка. Пробившись сквозь облака, оно хлестнуло его по глазам, заставило отвлечься. Левая нога скользнула по мёрзлой земле, не найдя опоры, и Гортвог упал на колено, едва не выпустив секиры из рук. Отец улыбнулся, как солнце, яростно и светло. Меч взмыл у Гортвога над головой, но он успел вскинуть руку, и страшный удар прошёлся по кованому обуху его секиры.

Секирное лезвие тотчас скользнуло вверх и почти что вгрызлось противнику в руку. Отец отскочил, спасая от стали пальцы, и Гортвог смог подняться на ноги; он глянул на небо и понял, что правильный момент уже близко.

Отец ударил почти без замаха, резко – и меч чуть было не пропорол Гортвогу бок. Но он успел отскочить, успел уйти влево. Отец, неотступный, последовал и… замешкался на мгновение: солнце, сверкнув в до блеска начищенном нагруднике жены, ослепило его.

Взвилась змеёй секира в руках Гортвога, и всю свою ярость вложил он в этот удар. Тяжёлая злая сталь разорвала вождю горло, разрезала шейные позвонки. Тело, словно не осознав свою смерть, задёргалось страшно, обдало Гортвога кровью и только потом осело на землю.

И тогда новый вождь вскинул победно руки, а через мгновение, что для Гортвога продлилось вечность, племя ответило торжествующим рёвом.

Победа пьянила его, юнца, окроплённого отцовской кровью. Он почти не запомнил тот день, и только последние ночные часы тенью остались в памяти. Под бледными звёздами мудрые женщины племени говорили ему о дарах, которыми наделены вожди – о силе, уме, здоровье, выносливости чресел, – и оплетали Гортвога чарами и оберегами.

Мудрые принесли одну из живущих с ведуньями змей и отсекли ей голову, слив в чашу всю кровь. В зелье добавили огненный сок, что мать очага перегоняла из трав и кореньев, а после – сердце змеи и её желчь. Гортвог осушил эту чашу до дна, едва поборов тошноту.

– Горек вкус власти, – шепнула ему напоследок старшая вдова старого вождя. – Не оступись, Гортвог гро-Нагорм.

Когда он впервые переступил порог покоев вождя, то демоница, одетая только в короткий войлочный поддоспешник и латный нагрудник, уже ждала его, сидя на ложе, и улыбалась всё с той же развязностью. Длинные мускулистые ноги, широкие крепкие бёдра и тень, что скрывала…

Гортвог с превеликим трудом отвёл свой голодный взгляд и встретился с гостьей глазами.

– Чего тебе надо, демон? – спросил он, чувствуя, как пылает его лицо.

Она поднялась, шагнула навстречу – высокая, невероятно высокая, выше Гортвога на полголовы – и, нависая над ним, проворковала:

– Ты внял моему совету, Гортвог гро-Нагорм, но это – только начало. Ты знаешь, что ждёт тебя дальше? Корона! Объедини племена и кланы, Гортвог гро-Нагорм, возьми под опеку орков-изгнанников. Вырви для них судьбу, которой они достойны – вырви, даже если придётся вывернуть мироздание!

– Не притворяйся, что имеешь надо мной власть, отродье Обливиона. Не ради тебя я пошёл на…

– Нет, славный вождь, – перебила она с усмешкой, – ради меня, ради власти и силы. Ради твоего народа – и ради их силы. Я буду приглядывать за тобой, славный вождь. Не подведи меня.

В гневе Гортвог попытался схватить её за плечо, но его пальцы встретили лишь пустоту – проклятая демоница вновь ускользнула, развеялась мглистым туманом. Однако речи её, речи о честолюбии и борьбе, крепко запали Гортвогу в сердце. Нет, не ради неё он свергал своего отца, но ради народа. И разве честно бы было остановиться на полпути?..

Гортвог гро-Нагорм ковал своё королевство долгие годы.

– Сталь закаляют с терпением и любовью, – наставляла его прежде мать, и Гортвогу по сердцу пришлись эти уроки.