========== Часть 1 ==========
Допрос не слишком старательно маскировался под сбор показаний, напоминая Вивеку негра, пытающегося выдать себя за члена Ку-клукс-клана… и то, что оба детектива были афроамериканцами, придавало этому нелепому каламбуру очаровательный привкус расизма. Впрочем, расистом Вивек не был, и он с одинаковым удовольствием издевался над всеми окружающими, вне зависимости от их цвета кожи или разреза глаз. А когда окружающие осторожно пытаются повесить на тебя то ли превышение должностных полномочий, то ли коррупцию, то ли несколько серийных убийств, можно позволить себе и немножечко поразвлечься.
Когда он попросил называть себя «гуру Вивек», доблестных служителей закона буквально закоротило — пришлось согласиться на «мистера». Но в ответ на просьбу о пиве мистер Вивек получил одно лишь недоумённое:
- А разве буддисты пьют алкоголь?
Ему с трудом удалось удержать рвущееся наружу кипучее ликование. Недаром встречу с этими детективами Вивек начал с того, что попытался подарить каждому по экземпляру своих «Тридцати шести уроков Ваджраяны*». Папанья и Гилбо стали не первыми и далеко не последними, кого ослепил вид бывшего копа с выбритой головой и буддистскими чётками в длинных костлявых пальцах — и это зрелище затмевало для них всё то, что было по-настоящему важно.
Например, что после первого же глотка показания Вивека не смогут быть использованы против него в суде.
Выложив на стол помятые десять баксов, он вкрадчиво произнёс:
- У нас же здесь просто дружеская беседа, да, господа? А что может лучше настроить на нужный лад, чем немного старого доброго пива? Ничего шикарного, всего лишь несколько баночек «Old Milwaukee» или «Lone Star», для поднятия настроения.
В конце концов, ради дела ему приходилось хлебать и не такое дерьмо.
- Думаю, нам стоит от этого воздержаться, - осторожно заметил Гилбо.
Вивек выстрелил в него одной из своих самых располагающих улыбок.
- Ну, вы же хотите вызвать меня на откровенность? И я обещаю, что после такого буду с вами предельно честен, господа детективы.
- А с чего это вам так захотелось пива? - недоверчиво переспросил Папанья. - Не очень-то вы похожи на человека, что начинает пить так рано, да ещё и в четверг… мистер Вивек.
Мысленно Вивек уже потирал руки: сейчас должно было разыграться самое интересное.
- Вы знаете, детективы, - промурлыкал он, глядя на копов из-под полуопущенных век, - махасиддха Вирупа практиковал йогу двенадцать лет, прежде чем обрести совершенство. Но после этого он стал ловить голубей и есть голубиное мясо, запивая его вином…
Гилбо рассеянно вертел в руках ручку, Папанья — хмурил низкие брови, но они его слушали. Слушали и мучительно напрягали свои ограниченные умишки, пытаясь понять, к чему же клонит этот мутный мужик с кошачьей улыбкой и глазами гремучей змеи. Птенчики явно ещё не принимались допрашивать Альмалексию: она сожрала бы обоих в единый присест, почти не испачкав лицо окровавленными перьями. Вивек был этому рад, исключительно из эгоистических соображений. Повстречавшись хоть раз с госпожой Индорил, Папанья и Гилбо, непоправимо травмированные, стали бы намного внимательней и к протоколу, и к собеседникам, и ко всему, что происходит в допросной.
А это изрядно подпортило бы Вивеку веселье.
- …На ближайшем же собрании было решено изгнать Вирупу из монастыря, - рассказывал он, неспешно перебирая чётки. - Отбив поклоны образу Будды, махасиддха взял свою чашу для подаяний и вышел, ни с кем не прощаясь…
Вивек не единожды пытался покинуть Луизиану, но всякий раз какая-то неодолимая сила засасывала его обратно, как слив унитаза — дерьмо. Если бы клиническая депрессия сделалась штатом, она выглядела бы как Луизиана, с её бескрайними вонючими болотами и кривыми деревьями, словно застывшими посреди эпилептического припадка. Местные были родному краю под стать: каждый третий считал образование тяжким грехом, каждый второй не верил в зубную пасту и каждый первый когда-нибудь трахал свою кузину.
Но это поганое место Вивек любил так же сильно, как ненавидел — второго такого не было в целом свете. Кажунская кухня, певучий южный акцент и даже унылая I-49* вошли в его плоть и кровь, пустили в нём корни. Наверное, только скальпель хирурга смог бы теперь отделить Вивека от Пеликаньего штата. Каждая миля тоскливых местных дорог была расцвечена для него воспоминаниями, яркими, точно пятна бензина на летнем солнце…
С кем бы из «Первого совета» ты ни делил дорогу, скучать было некогда. Сам Вивек обычно со смаком пересказывал тантрические тексты, любовно, в деталях описывая и каннибализм, и инцест, и подношения нечистотами. Сил и Думак, оказавшись в одной машине, тут же ныряли в пучины квантовой физики, Ворин, вооружившись теорией Юнга, истолковывал сны, Альма перебирала курьёзные законы и правовые прецеденты, а Неревар…
Даже спустя столько лет думать о Нереваре было больно, почти физически больно. Прибежище не удавалось найти и в самых светлых, чистых воспоминаниях. Вот Неревар, с его индейскими скулами и племенными татуировками, изрезавшими ладони, разделывает на их с Альмой крохотной кухне огромного индейкозавра. «Да-да, - согласно кивает он, - так называемый День благодарения — это бесстыдное прославление варварского геноцида, я в курсе. А ещё это повод, чтобы провести время со своей семьёй… Вы — моя семья, - признаётся он с ослепительно-яркой улыбкой на смуглом лице, - и сегодня я буду кормить вас индейкой».
На этой же крохотной кухне Вивек потом трахал его жену — и трахал его вдову. Он наматывал волосы Альмалексии на кулак и вжимал её в стол, не желая встретиться с её шальными глазами, а Айем с певучим южным ацентом полустонала-полушептала: «Я ничего не чувствую, ничего, ничего, ничего… Заставь меня, заставь же меня хоть что-то почувствовать, Векк!..»
Вивека замутило. Сколько они не встречались с ней, года четыре? Нынче крепость их дружбы была прямо пропорциональна разделявшему их расстоянию, и разлука Вивека более чем устраивала. Но если полиция и правда решила поднять дело «Красной горы», то от встречи с Айем и Сетом больше не отвертеться: несмотря на все разногласия, с этой проблемой Трибуналу следовало бороться совместно.
-… Недалеко от монастыря было большое озеро. Вирупа сорвал лист лотоса и преподнёс его Будде, а после встал на тот лист и побрёл по воде на другой берег…. Ибо подлинного благочестия может достигнуть лишь тот, кто не боится нарушить догматы, - поведал кроликам-детективам Вивек. - Так что несите мне пива, ребята, или к нашей уютной встрече присоединятся и адвокат, и представитель профсоюза.
Папанья, переглянувшись с напарником, взял со стола деньги Вивека и неохотно поднялся на ноги.
- Благодарю, детективы, - проговорил тот, пряча в кармане чётки. - Кажется, мы сумеем найти с вами общий язык.
Вивек и правда пребывал в полной уверенности, что разговор у них выйдет что надо. Папанья и Гилбо с треском провалили его проверки: они задавали неправильные вопросы и ожидаемо получали на них неправильные ответы. Что ж, их стремление к истине весьма похвально… вот только Вивек не был бы Вивеком, если бы позволил каким-то там недоучкам спокойно себя допрашивать. Он вытянет из них всё, что полиция знает о Дагот Уре, и если тот действительно «пробудился», то разбираться с ним следует Трибуналу, а не этим соплякам, непонятно как дослужившимся до детективов.
За годы службы Вивек крепко усвоил простую истину: хороший допрос никогда не бывает похож на херню из учебников криминалистики, и у каждого хорошего копа должен быть свой стиль. Ворин любил заниматься диванным психоанализом, Альмалексия изображала материнскую заботу, Думак давил интеллектом, Сил разыгрывал скуку, а Неревар…
Что до Вивека, то его излюбленным оружием была Ваджраяна. Тантрические тексты, предписывающие творить греховное, преступное и ужасное — совокупляться с животными, пожирать человечину, умертвлять родичей, — ни в коем случае нельзя было воспринимать буквально: они напрямую работали с тёмными пучинами бессознательного и «ломали» корни аффектов-клешей, выкорчёвывали ложные страсти, влечения и привязанности. Но Вивек предпочитал «ломать» ими мозг собеседников, выкорчёвывая их бдительность и осторожность, меняя на горсти цветного стекла их самые драгоценные тайны… и истории про махасиддху Вирупу были для него лёгкой разминкой.